При любом обсуждении прав человека с российскими чиновниками обычно наступает такой момент, когда у них сжимаются челюсти и холодеет взгляд, после чего в разговоре наступает неприятная пауза. Это значит, что вы столкнулись с табуированной темы. Этот опыт пришлось получить и верховному комиссару ООН по правам человека Нави Пиллай (Navi Pillay), которая на прошлой неделе потратила шесть дней на то, чтобы разобраться в вопросе о нарушениях прав человека. Параллельно ее визиту Европейский парламент принял резолюцию по проблемам с законностью в России, однако и на нее, и на заявления верховного комиссара московские чиновники отреагировали либо сердитыми опровержениями, либо молчанием.
Запутанная система табуированных тем мешала Пиллай даже просто обсуждать российские проблемы в области прав человека. Говорить о лечении героиновых наркоманов было бесполезно, а права геев оказались слишком опасной темой, чтобы о них даже упоминать. Однако хуже всего дела обстояли с вопросами соблюдения прав человека на Северном Кавказе, особенно в Чечне, которая в этом отношении выглядит настоящей черной дырой.
Две чеченские войны и последовавшие за ними десять лет ползучего распространения повстанческого движения сделали пытки и внесудебные убийства нормой в этом регионе, в некоторых местах которого, по словам правозащитников, законность вообще не действует. Однако, когда Пиллай в понедельник попробовала заговорить об этом с генеральным прокурором Юрием Чайкой, беседа сразу же зашла в тупик. «На Северном Кавказе ничего не происходит. Сейчас там все хорошо», - заявил Чайка, по словам Пиллай. «Подобные ответы убили диалог, - добавила она. – Мы так и не смогли продвинуться дальше». (Пресс-секретарь генерального прокурора отказалась прокомментировать TIME содержание проходивших за закрытыми дверями переговоров.)
Только в пятницу, бывшую последним полноценным днем, который она провела в России, Пиллай услышала от одного из чиновников искренние слова о положении на Северном Кавказе, причем в форме взрыва эмоций. Во время «круглого стола» по правам человека, проходившего в Санкт-Петербурге в Мариинском дворце, микрофон взял чеченский активист Умар Джумалиев и начал говорить так исступленно, что Пиллай с трудом его поняла. «Его выступления не было в программе, - вспоминает она в своем эксклюзивном интервью TIME. – Он просто решил высказаться, и при этом был настолько огорчен и рассержен, что едва мог четко излагать свои мысли».
Мы дозвонились до Джумалиева, работающего руководителем аппарата чеченского уполномоченного по правам человека, и он заявил TIME, что он пытался попросить Пиллай расследовать военные преступления, которые были совершены в Чечне в период с 1994 года по 2000 год, когда Россия вела на территории республики две жестокие войны. Он также просил помочь найти могилы 5000 чеченцев, исчезнувших без следа, и установить личности еще 3000, похороненных в братских могилах. «Как могут души живых и мертвых успокоиться, если мы не найдем тела?» - спросил он.
Однако при всей своей смелости, которую он проявил, взяв микрофон, у Джумалиева есть свои табу. В конце концов, он работает на чеченское правительство (это одна из причин, заставляющих московских независимых активистов его сторониться) и не готов обсуждать нарушения прав человека, совершенные в регионе после 2000 года, в котором Владимир Путин в первый раз стал президентом России и поручил семье Кадыровых взять любыми средствами Чечню под контроль. В ответ на вопрос о лидере региона Рамзане Кадырове – человеке с бычьей шеей, который отрицает все обвинения в пытках и репрессиях, регулярно предъявляемые его режиму правозащитниками, - Джумалиев нервно засмеялся и торжественно заявил: «Он - наш главный правозащитник».
Подобные льстивые и нелепые заявления нередко можно услышать даже от наиболее высокопоставленных российских чиновников. Горы Северного Кавказа сейчас официально называют будущим туристическим центром – этакой менее дорогой версией Альп, - невзирая на то, что там едва ли не каждую неделю обстреливают из засады как милицию, так и гражданских лиц. В прошлом декабре Путин, занимающий сейчас пост премьер-министра, заявил с каменным лицом, что у России «самый гуманный суд в мире» - притом, что он прекрасно знает о доходящей до 99% доле обвинительных приговоров.
На прошлой неделе Путин не нашел времени, чтобы встретиться с Пиллай, оставив это своему младшему партнеру по «правящему тандему» - президенту Дмитрию Медведеву. В итоге из четырех с половиной часов, которые Пиллай выделила во вторник на эту встречу, на общение с президентом было потрачено двадцать минут. «Боюсь, что разговора не получилось», - заметила она TIME.
На прошлой неделе попытку поднять вопрос о правах человека в России сделал Европейский парламент. 17 февраля, за неделю до визита Путина в Брюссель для переговоров с представителями Евросоюза, Европарламент принял резолюцию, осуждающую российское правительство за ряд нарушений прав человека, в том числе за несправедливые суды, преследование оппозиции и пассивность в расследовании нескольких дел об убийстве журналистов. В проекте резолюции даже предлагалось наложить на Путина и его ближайших помощников ряд санкций, в частности запрет на въезд в ЕС.
От идеи санкций депутаты в итоге отказались, и в четверг на саммите в Брюсселе вопрос о правах человека публично не поднимался. Однако в тот же четверг в ходе совместной пресс-конференции с президентом Евросоюза Мануэлом Баррозу Путин все равно намекнул на свое недовольство попытками Запада вмешиваться в дела тех частей мира, в которых могут не разделять западных ценностей. «Надо дать людям самим определять свою судьбу и свое будущее, - заявил премьер-министр, когда его спросили о восстаниях в Ливии, Египте и Тунисе. - Нельзя просто переносить на другие регионы мира привычную и удобную кальку».
Пиллай ожидала подобной реакции. Если учесть, насколько укоренилась в России культура отрицания, становится понятно, что наставительный тон в общении с российскими чиновниками может привести только либо к полному прекращению диалога, либо к гневной отповеди. «Поэтому я не сидела на переговорах с важным видом и не вещала», - говорит она о своем общении с российскими официальными лицами. Впрочем, ее более заботливый тон — с вопросами о российской ментальности и ссылками на Всеобщую декларацию прав человека — тоже не слишком помог ей продвинуться вперед. «Не могу сказать, что я получила действительно дружелюбные ответы или множество обещаний изменить то или это... - признает она. - Но речь идет о долгосрочном процессе».
Вероятно, главное за весь визит разочарование ждало ее в четверг в ходе встречи со студентами Московского государственного института международных отношений. В них верховный комиссар совсем не увидела того идеализма, с которым она сталкивалась даже в таких местах, как Сектор Газа или ее родная Южная Африка времен апартеида. Напротив, в основном студенты, казалось, подпевали Кремлю: один из них с сомнением осведомился у нее, так ли уж важны права гомосексуалистов, а еще один спросил, почему Международный уголовный суд, обвинивший президента Судана в преступлениях против человечности, «вмешивается в дела» этой страны.
«Меня крайне поразило и шокировало, что эта молодежь настолько оболванена пропагандой», - утверждает Пиллай. Возможно, впрочем, ничего удивительного в этом нет. Большинство из этих ребят, когда Путин пришел к власти, учились в начальной школе, а это – вполне подходящий возраст для того, чтобы выучить, что можно и что нельзя обсуждать.
