Уинстон Черчилль в свое время назвал Кремль «окутанной тайной загадкой внутри головоломки». Современному специалисту по России кажется более подходящим слово «парадокс».
Никогда с тех самых пор, как в 1991 году распался Советский Союз, действующая кремлевская власть, воплощенная сейчас в лице главенствующего российского лидера Владимира Путина, не была такой сильной, а политическая оппозиция – такой запуганной. Однако при этом, по мнению профессора политологии из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл Грейма Робертсона (Graeme Robertson), гражданское общество в России сейчас намного сильнее, чем два десятка лет назад.
С тех пор, как в 1999 году накануне праздника Нового года, Путин сменил прежнего президента Бориса Ельцина, «гражданское общество росло и укреплялось, становилось более сложным и разнообразным по сравнению с предыдущим периодом», подчеркнул Робертсон в ходе своего доклада, организованного Университетом Джорджа Вашингтона. Доклад был посвящен выводам его недавно опубликованной книги «Политика протеста в странах с гибридными режимами: Управление инакомыслием в посткоммунистической России» («The Politics of Protest in Hybrid Regimes: Managing Dissent in Post- Communist Russia»).
Тема исследования Робертсона выглядит особенно актуально на фоне массовых протестов, охвативших мусульманский мир. Робертсон вел широкие полевые изыскания в Российской Федерации в период с 1996 по 2008 год. Он шутит, что ему много лет подряд приходилось начинать свои выступления со стандартного вступительного слова, объясняющего, почему следует изучать протесты и протестные движения, а не выборы и конституции, однако события последних недель избавили его от этой необходимости.
«То, что происходит на улицах, может иметь большое политическое значение… особенно для тех любопытных режимов, к числу которых, на мой взгляд, принадлежит и современная Россия – режимов с какими-то выборами и с определенными политическими свободами, но при этом категорически не похожих на то, что мы называем представительной демократией», - заявил Робертсон.
В своей работе Робертсон использовал относящиеся к началу 1990-х годов документы, которые раньше были недоступны для исследователей: ежедневные сводки, которые управления министерства внутренних дел на местах готовили для руководства российских силовых ведомств. В этих докладах отражались все формы политического протеста, включая забастовки, блокады автомагистралей и железных дорог и демонстрации.
Многие из протестов были связаны с сугубо местными проблемами – невыплатой зарплат, экологическими нарушениями, другими поводами для недовольства властями. Однако часть из них - например, демонстрации в регионах с призывами расширить автономию от Москвы, или голодовки заключенных, у которых не было других способов заставить политиков себя услышать, - определенно носила политический характер.
Робертсон считает, что протесты служат «линзой, которая позволяет наблюдать за взаимодействием между государственными и официальными институтами и обществом в целом … особенно, организованным обществом». Скажем, Путин и его команда благодаря опыту 1990-х годов осознали важность контроля над потенциальным массовым протестом и его организаторами из элиты. В итоге они сформировали политическую систему, «которая создает для любых элит… очень серьезные стимулы выступать на стороне Москвы, а не организовывать протесты против нее». Одновременно администрация Путина постаралась сделать «выход за рамки системы чреватыми серьезными проблемами».
Путин сумел поставить под контроль Кремля региональных губернаторов, профсоюзы и прочие некогда независимые силы. Новаторским ходом стала «активная мобилизация сторонников режима» с помощью молодежного движения «Наши». «Идея состояла в том, чтобы «выступающих против режима демонстрантов численно превосходили молодые, симпатичные и энергичные демонстранты-лоялисты», помогающие режиму выглядеть динамично. Подобные группы также поглощали другие социальные «организации, нацеленные на взаимодействие между гражданским обществом и властями».
Хотя эти «искусственные общественные движения» и вытеснили своих зарождавшихся независимых собратьев, Робертсон полагает, что созданные Кремлем структуры потенциально способны зажить собственной жизнью. Несмотря на контроль со стороны режима, при Путине гражданское общество стало более обширным и лучше организованным. Вдобавок, если элиты расколются, они будут естественным образом пытаться мобилизовать общественную поддержку. Возможно, это произойдет в преддверии президентских выборов 2012 года на фоне обновленного интереса к использованию массовых протестов для смены режима. Этот интерес вызван волной революций на Ближнем Востоке, которые продемонстрировали свой потенциал, как раньше цветные революции в бывших советских республиках.
Ричард Вайц – старший научный сотрудник Гудзонского института, располагающегося в Вашингтоне.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Никогда с тех самых пор, как в 1991 году распался Советский Союз, действующая кремлевская власть не была такой сильной, а политическая оппозиция – такой запуганной. Однако при этом, по мнению американского политолога Грейма Робертсона, гражданское общество в России сейчас намного сильнее, чем два десятка лет назад.
