Быстро меняющаяся политическая обстановка в Северной Африке и на Ближнем Востоке ставит целый ряд проблем перед администрацией Обамы, и самая настоятельная среди них – просто понять, что там происходит. В самом начале администрация оказалась застигнутой врасплох начавшимися событиями, а затем была зажата меж двух огней, подгоняемая стремлением к «продвижению демократии» и страхом перед исламской радикализацией после расшатывания дружественных режимов. И вот теперь она отчаянно пытается понять и угадать, какой из имеющихся в наличии вариантов лучше всего служит национальным интересам США в этом регионе.
Такое смятение находит яркое отражение в мучительных попытках американских средств массовой информации должным образом оценить и охарактеризовать характер продолжающегося (и расширяющегося, что очевидно) арабского восстания. Конечно, они следуют каким-то установленным правилам, проявляя крайнюю осторожность в репортажах из стран, которыми правят дружественные США руководители, и в самых резких выражениях распекая недружественные и откровенно враждебные режимы. Так, Washington Post в своей редакционной статье обвиняет Саудовскую Аравию в подталкивании «египетского и бахрейнского правительств к подавлению протестов силой» - и тут же называет ее «на вид стабильным королевством». В Бахрейне семеро манифестантов были убиты, а десятки ранены, когда войска открыли по ним огонь. Но там находится штаб 5-го флота США (вдруг кто-то забыл) – и для Бахрейна припасают определение «дружелюбно относящейся к бизнесу страны». А на Сирию, где пока не было никаких протестов, вешают ярлык «репрессивного полицейского государства». (Читатели этого блога знают, что я не фанат организации Freedom House – мягко говоря. Но даже в этом мозговом тресте народ не увидел отличий между Саудовской Аравией и Сирией, когда поставил их в один рейтинговый ряд.)
После некоторого колебания американские СМИ решили, наконец, что произошедшее в Тунисе и Египте следует назвать «революцией». Революция? В толковом словаре Merriam-Webster дается следующее определение революции: «фундаментальное изменение в политической организации; свержение или самоотречение одного правительства или правителя и замена их другими, которую осуществляют их подданные». А теперь давайте посмотрим. Почти 60 лет (с 1953 года) в Египте по сути дела правили военные (имея сбоку послушный парламент); а бывшие офицеры выполняли функцию фасада (также носящего название президент). Это Мухаммед Нагиб, Гамаль Абдель Насер, Анвар Садат и, наконец, Хосни Мубарак. После изгнания Мубарака 11 февраля египетская хунта управляет страной напрямую, через Высший совет вооруженных сил, который возглавляет маршал Мохамед Хусейн Тантави. И где фундаментальные изменения? Никаких изменений. А, нет, погодите. Парламент распустили. Революция, шмеволюция…
Но труднее всего оказалось идти по иракскому лезвию бритвы, освещая тамошние события. Как все мы знаем, после освобождения от режима Саддама Хусейна Ирак твердо встал на путь демократии (на самом деле, экс-президент Джордж Буш даже успел назвать Ирак «молодой демократией»), совершенно очевидно устранив всякую потребность в новой революции. Однако 25 февраля в Ираке состоялся свой «день гнева». Как пишет Стефани Маккраммен (Stephanie McCrummen) из Washington Post, тысячи людей по всей стране вышли на улицы, требуя «нормального электроснабжения, чистой воды и достойной работы». И они не просто «требовали». Маккраммен сообщает, что толпы людей «брали штурмом здания в провинции, освобождали заключенных … и вынудили уйти в отставку губернатора в южной Басре и городской совет Фалуджи в полном составе».
Мне это напоминает революцию. Но не Маккраммен, которая поспешила заверить нас, что:
«Цель протестов – призвать правительство Малики к проведению реформ, но не осуществить революцию».
Позже она уточнила сказанное:
«Иракские протесты отличались от многочисленных бунтов, охвативших Ближний Восток и Северную Африку, тем, что демонстранты там призывали к реформам, а не к отставке правительства».
Так, давайте проясним. Если демонстранты призывают к реформам, но штурмуют здания, освобождают заключенных и принуждают к отставке государственных руководителей, то это просто «протесты». Чтобы протесты перешли в разряд революции, нам, по всей видимости, нужен развевающийся над толпой флаг с надписью «Долой правительство Малики». А нет флага – нет и революции! Революция, шмеволюция…
(- Здравствуйте, сэр! Чем могу помочь?
- Ну, я хотел бы заказать … это, парочку массовых протестов. Знаете, с какими-нибудь там экономическими требованиями, типа даешь электричество и чистую воду, ну и призывы к реформам. Ах, да, и пусть поштурмуют немного правительственные здания. Но ничего радикального, никакого кровопролития, конечно!
- Не революцию, сэр?
- О Боже, нет! Просто милое, мирное восстание.
- Конечно, сэр. Чем будете платить: чек, карточка?
- Плачу наличными.)
Похоже, всю эту «революционную» дымовую завесу применили с одной-единственной целью: отвлечь наше внимание от того, чем закончился «день гнева». А закончился он тем, что силы безопасности Ирака открыли огонь по толпе и убили как минимум 29 манифестантов. На следующий день солдаты из подразделения военной разведки задержали сотни представителей иракской интеллигенции. На них надевали наручники, им завязывали глаза, их избивали и грозили казнью. Вот такая там «молодая демократия».
Вспоминая «день гнева» в Ираке, я думаю, что насилие в Ливии стало едва ли не благодатью для Белого дома, поскольку оно помогло ему восстановить четкость в определениях и характеристиках. Каддафи тут же назвали «военным преступником», а его силы безопасности – «наемниками и головорезами». Но проблемы с терминологией остаются. Например, как сообщала Los Angeles Times, у Белого дома нет «ясности в ключевом вопросе: кто возглавляет ливийскую революцию». Пока людей, воюющих с Каддафи, называют довольно нейтрально – повстанцы. Но если эти люди вдруг проявят антипатию к западным интересам, их быстро можно будет понизить в ранге до «мятежников», «партизан», а то и еще хуже – «террористов». Но если они поклянутся в верности западным «ценностям» и, что еще важнее, обеспечат бесперебойную подачу ливийской нефти на мировые рынки, сразу последует повышение в звании до «борцов за свободу». Знаем, видели.