НАЗРАНЬ — В Ингушетии, прочном форпосте на южном периметре Европы, люди понижают голос, когда говорят о российской Федеральной службе безопасности — ФСБ. Иногда они просто называют ее «организацией из трех букв».
По крайней мере, восемь лет эта крошечная республика живет в страхе, будучи одним из самых нестабильных мест в проблемном Северном Кавказе — в последнее время еще более худшим, чем соседняя Чечня. Но насилие исходит не только от исламистских боевиков, действующих при финансовой поддержке зарубежного джихада. По правде говоря, оно в основном имеет местные корни — по большей части как результат непрекращающейся череды репрессий со стороны службы безопасности России, контролируемой всемогущей ФСБ.
В советский период ингуши и чеченцы (братские народы, известные под общим названием «Вайнах»), жили в одной республике здесь, на краю Евразийской степи, их селения разбросаны по лесистым предгорьям Большого Кавказского хребта. После распада Советского Союза два народа разошлись по своим дорогам, и Ингушетия оставалась в основном в стороне от двух войн 1990-х годов между чеченскими сепаратистами и российской армией.
Около 2002 года, однако, продолжающаяся партизанская война в Чечне начала просачиваться в Ингушетию. В 2004 году чеченский полевой командир Шамиль Басаев организовал нападения на милицейские участки и другие здания в Назрани, погубив 98 человек, в том числе много гражданских лиц.
В ответ российские силы безопасности начали охватывать своими безжалостными зачистками ингушскую землю. Зачистки уступили место целенаправленным убийствам и похищениям подозреваемых партизан отрядами коммандос в масках. Российский закон требует, чтобы прокуроров информировали о любом задержании в течение 12 часов и что подозреваемый имеет право встретиться с адвокатом до допроса, а силовики, как правило, нарушали эти законы.
В 2004 году силы безопасности похитили, по крайней мере, 24 мужчин, о которых более не было слышно. Такие вопиющие нарушения быстро пополнили ряды повстанцев в этом сплоченном, патриархальном обществе, где плохое обращение с членом семьи так легко не прощается. К 2007 году боевики почти ежедневно организовывали нападения в Ингушетии, обстреливая милицейские машины и пункты сил безопасности в Назрани и других населенных пунктах.
В республике с самым высоким уровнем безработицы в России (в настоящее время 53%) ее столица, Назрань, размером чуть больше разросшейся деревни, превратилась в непрекращающийся ад. Когда последний раз я был здесь летом 2008 года, большинство ингушей называли это bespredel, это русское слово примерно переводится как «выход за допустимые границы» или «крайнее насилие».
После того, как в том же году в аэропорту Ингушетии милиционер застрелил в упор видного лидера оппозиции выстрелом в голову, Кремль, наконец, понял, что необходимо действовать, чтобы остановить распад. Он назначил в регион нового президента, Юнус-бека Евкурова, имеющего награды и решительного отставного генерала армии, который производил впечатление человека, способного наладить положение дел.
В первый год его постигла серьезная беда — по пути на работу его машину протаранил террорист-смертник на Toyota Camry, напичканной взрывчаткой, но Евкуров выздоровел и в ноябре 2009 года сделал решающий шаг. На встрече с силовиками республики в своей укрепленной резиденции он потребовал, чтобы они прекратили свои бесчинства, которые, по его словам, только подстегивают боевиков.
«Надо отдать должное президенту — бесследные исчезновения и внесудебные казни с того момента на год затихли, — сказал мне на прошлой неделе Тимур Акиев, директор назранского отделения российского правозащитного общества «Мемориал». — Дольше силовики не смогли продержаться, и они вернулись к своим старым методам».
Евкуровский мир оборвался резко. До осени 2010 года ситуация выглядела многообещающей. По данным «Мемориала», из 14 случаев похищений в первые десять месяцев года, все жертвы были освобождены через некоторое время или осуждены за совершение преступлений. (Для сравнения, в 2009 году из 13 похищенных четыре человека были найдены мертвыми или сообщили об их убийстве, а пять исчезли.)
Затем 22 ноября прошлого года Дибихан Пугоева из села Плиево в центральной Ингушетии попыталась дозвониться до своего 17-летнего сына Магомеда Горчханова, который был в гостях у друзей в Назрани. Не дозвонившись ему по мобильному телефону, она позвонила жене знакомого, который должен был привезти домой ее сына и одного из его друзей, и узнала, что автомобиль обстреляли и подожгли агенты ФСБ. Знакомый был мертв, а два пассажира исчезли.
В панике Пугоева и ее родственники начали звонить в прокуратуру и милицию. Ни у кого не было никакой информации. В морге Назрани доброжелательно настроенный милиционер охраны сказал ей, что в машине было только тело водителя. Двое мальчиков выскочили из автомобиля и были захвачены ФСБ, сказал он. В ФСБ это отрицали.
«Я не знала, что делать, — сказала мне недавно 39-летняя Пугоева. — Никто не давал нам ответа, что именно произошло». И вот однажды в декабре она нашла на дворе перед домом конверт, кто-то подсунул его под ворота. В конверте была карта памяти от сотового телефона. На карте была нечеткая видеозапись: горящий автомобиль на обочине дороги, несколько фигур в штатском ведут двоих молодых людей со связанными за спиной руками к другой машине, в ее багажник запихали как минимум одного. Запись нечеткая, но Пугоева говорит, что она узнает своего сына и его друга, другого пассажира по имени Аслан-Гири Коригов. «Это они, — сказала она. — Я уверена».
Видя, что ее сын и его друг живы, она воспрянула духом, но ее испытания не закончились. Пока Магомед в течение месяца числился без вести пропавшим, Пугоеву вызвали в полицию и сказал, что он был убит в перестрелке с сотрудниками ФСБ вблизи Плиево. Родственник отправился в морг и смог опознать одежду Магомеда, но не его останки. «Все, что осталось, были куски плоти, — сказала Пугоева. — Его взорвали». Другое изуродованное тело было обнаружено неподалеку, возможно, это Аслан-Гири, но его семья отказалась признать, что это он.
Прокуроры говорят, что не могут начать расследование предполагаемого похищения и убийства Магомеда, пока его останки формально не определены. Пугоева сдала кровь для анализа ДНК в декабре. Ей сказали, что это займет две недели. Она все еще ждет.
Магомед и Аслан-Гири не были единственными, кто пропал без вести в эту зиму. За четыре дня до их исчезновения группа спецназовцев на множестве машин без регистрационных номеров подъехала к дому Исраила Торшхоева в Алтиево недалеко от Назрани. Обыскав его дом, они погрузили Торшхоева в бронированный микроавтобус и увезли. Брат Торшхоева Мусса провел последние три с половиной месяца в поисках его, но ему ничего не говорят.
Следующий и, пожалуй, самый скандальный случай последних месяцев произошел 22 декабря. 30-летняя ингушская женщина Залина Елхороева ехала через границу из Северной Осетии в такси, когда люди в масках с автоматическим оружием задержали ее. С тех пор о ней ничего не слышно. Елхороева посещала брата Тимура, который в то время находился в СИЗО в Северной Осетии, а потом был приговорен к четырем годам лишения свободы за руководство группировкой. «Может быть, они взяли Залину для того, чтобы оказать давление на Тимура, — рассказала ее тетя Тайхант, когда я посетил ее в ингушском городе Карабулак. — Я даже не хочу думать, что могло случиться с ней».
Назрань, надо сказать, спокойнее, чем это было, когда я был здесь в последний раз три года назад. Тогда я слышал по ночам стрельбу или взрывы. На прошлой неделе в перестрелке в центре города был убит предполагаемый боевик, и в городе Карабулак была обезврежена самодельная бомба, но в остальном было тихо. Некоторые данные статистики улучшаются. По оценкам, в прошлом году в ходе случаев, имеющих отношение к боевикам, в Ингушетии погибли 136 человек по сравнению с 273 в 2009-м (население республики составляет 530 тысяч человек). Но хотя ФСБ и другие подразделения могут взять на себя частичную ответственность за снижение случаев гибели — они «ликвидировали» или взяли в плен несколько высокопоставленных боевиков, таких как Саид Бурятский и некий Магас, тем самым уменьшив количество вооруженных столкновений — они или не в состоянии, или не хотят обуздать свои собственные бесчинства.
Один госчиновник в Назрани резко высказался в частном разговоре. «ФСБ просто делает, что пожелает, чтобы достичь своих целей, — сказал он мне. — Никто не может возразить».
Такие претензии все больше слышны по всему Северному Кавказу. В сентябре Арсен Каноков, президент Кабардино-Балкарии, призвал Москву дать ему прямые полномочия над Федеральной службой безопасности на своей территории, заявив, что их необоснованные аресты невинных людей «пополняют ряды боевиков».
По утверждению адвоката Батыра Ахильгова, который работает с семьями похищенных в Ингушетии, сотрудники службы безопасности пытают пленных для получения информации о расположении лагерей боевиков и явочных квартир, если же они оказываются невиновными, их заставляют признаться в нераскрытых преступлениях. Никто не знает, кто эти палачи, потому что они в масках, без удостоверения личности или знаков отличия. Большинство аналитиков считают, что они оперативники ФСБ, но это также могут быть специальные подразделения милиции или сотрудники ОРБ, местного оперативного розыскного бюро МВД России.
Ахильгов представляет молодого человека, которого незаконно удерживали в течение шести дней, на протяжении которых его били и пропускали электрический ток через пальцы. «Вот как это делается, — говорит он. — Подозреваемого держат столько, сколько требуется, чтобы выбить из него признание, а затем ему предъявляют обвинение». Он добавил: «Для меня практически бессмысленно подавать жалобу в таких случаях, потому что их всегда игнорируют или отвергают. Наши суды являются неотъемлемой частью системы».
Результат очевиден. По одной версии мотивом ингушского террориста-смертника Магомеда Евлоева, который в январе убил 36 человек в московском аэропорту «Домодедово», является то, что его спровоцировало убийство сотрудником милиции его двоюродного брата, подозреваемого в связях с боевиками. «80% молодых людей, которые присоединяются к боевикам, делают это, чтобы исполнить одно желание, — говорит Магомед Муцольгов, правозащитник из Карабулака. — Месть».
Президент Евкуров не сдается. В январе, по сообщению его пресс-службы, он еще раз попытался удержать силовиков на встрече с ними, предупредив, что преследование задержанных будет «только создавать новых террористов». И все же он, кажется, признал свое бессилие в газетном интервью 14 февраля: «Никто не гарантирован от нарушения закона в ходе активной фазы спецоперации».
Пока Кремль не реагирует на проявления жестокости. 22 февраля президент России Дмитрий Медведев провел заседание Национального антитеррористического комитета России в Северной Осетии, христианской республике, граничащей с Ингушетией на западе.
Он страстно говорил о необходимости атаковать воинственных «дегенератов», «в берлогах, в их укрытиях, где бы они ни находились». Эти повстанцы, «которые хотят крови, захлебнутся собственной кровью», — передают его слова местные информационные агентства. О злоупотреблениях со стороны служб безопасности он ничего не сказал.
Муцольгов, чей брат Башир, учитель, был похищен и исчез без следа восемь лет назад, с нетерпением ожидает изменений. «Если мы хотим сохранить Ингушетию, нам нужны новые школы и больницы, и фабрики. Нам нужны равные права перед законом. Нам необходимо чувство надежды», — сказал он. «Что нам не нужно — это террор и несправедливость».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В Ингушетии, прочном форпосте на южном периметре Европы, люди понижают голос, когда говорят о российской Федеральной службе безопасности — ФСБ. Иногда они просто называют ее «организацией из трех букв».
