Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Электоральный авторитаризм в Центральной Азии

© коллаж ИноСМИКиргизия Россия и Узбекистан. обстановка в средней азии
Киргизия Россия и Узбекистан. обстановка в средней азии
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Наиболее распространенная форма авторитаризма в современном мире – это так называемый электоральный авторитаризм. От традиционного авторитаризма он отличается тем, что выборы не просто проводятся (они проводились и в СССР), но рассматриваются как основной способ легитимности режима. Реальная власть – в руках автократа, но при этом считается, что ее источник – волеизъявление избирателей.

Наиболее распространенная форма авторитаризма в современном мире – это так называемый электоральный авторитаризм. От традиционного авторитаризма он отличается тем, что выборы не просто проводятся (они проводились и в СССР), но рассматриваются как основной способ легитимности режима. Реальная власть – в руках автократа, но при этом считается, что ее источник – волеизъявление избирателей.

Электоральный авторитаризм удобен для правителей, особенно с точки зрения презентации режима во внешнем мире. Ведь если выборов нет вообще, или если к участию в них даже формально не допущена оппозиция, то даже самый предвзятый наблюдатель скажет, что демократией тут и не пахнет. Это тирания. Однако гораздо более удобные термины – «гибридный режим» или «несовершенная демократия». Эти слова полезны как для западных политиков, которым приходится иметь с этими режимами дело, так и для инвесторов. Никто не хочет иметь дело с тираном, но несовершенный демократ – совсем другое дело.

Проблема с электоральным авторитаризмом состоит в том, что это – довольно сложное политическое устройство. Сложность коренится в самой идее о том, что нужно проводить выборы, которые казались бы демократическими, но делать это так, чтобы политический результат был предрешен, а оппозиция не смогла использовать избирательную кампанию для расширения своего влияния. Ведь из опыта Сербии, Украины и Грузии известно, чем это может кончиться. Но у этих проблем есть технические решения.

Немало таких решений придумано за последние годы в России. Они разнообразны, но в основе всегда лежит манипулирование партийной системой ради достижения нужных политических результатов. Прежде всего, это завышенные барьеры на пути регистрации политических партий. В России претендовать на регистрацию может только партия, насчитывающая 45 тысяч членов. Понятно, что выполнить это требование могут только организации, одобренные властями. Следующий шаг – это ввести непомерно высокие требования к регистрации кандидатов на выборах: заставить их собирать огромное количество подписей, оставив за собой право определять, какие подписи – настоящие, а какие – нет, или установить в качестве условия регистрации крупный денежный залог.

Однако главное изобретение российских мастеров электорального авторитаризма – это использование пропорциональной системы для поддержания политической монополии. Ход довольно неожиданный, но, на самом деле, логичный. Ведь если партийное поле находится под контролем, то следует позаботиться о том, чтобы исключить бунт уже избранных депутатов. А проблема с депутатами, избранными по мажоритарной системе, состоит в том, что они связаны со сравнительно небольшими, компактными группами избирателей, запросы которых не могут игнорировать. Депутат, избранный по пропорциональной системе, зависит только от партии, а значит – от того, кто ее контролирует. К тому же, пропорциональная система содержит удобный инструмент, позволяющий отсекать от парламента нежелательные партии. Это – завышенный барьер представительства. В России он составляет 7%.

Все эти изобретения стали следствием деградации российской политической системы, которая за последние годы прошла путь от электоральной демократии до авторитаризма. Центральноазиатские политические режимы, о которых теперь пойдет речь, всегда были авторитарными (поэтому я не буду касаться Киргизии, в недавней истории которой были и демократические эпизоды) и довольно рано стали экспериментировать с выборами (это объясняет, почему я исключаю Туркменистан, где выборы не играют никакой роли). В Казахстане и Узбекистане правители не менялись с коммунистических времен, а в Таджикистане Эмомали Рахмон, тоже бывший коммунистический аппаратчик, правит с 1992 года.

В 2006 году Рахмон изменил конституцию, что позволит ему занимать президентский срок еще 14 лет. Ислам Каримов в Узбекистане просто проигнорировал конституционное ограничение на количество президентских сроков, избравшись в 2007 году еще на 7 лет. В Казахстане планировался референдум о продлении полномочий Нурсултана Назарбаева до 2020 года, но потом он предпочел переизбраться на новый семилетний срок. Выборы уже назначены.

Президентские выборы во всех трех странах носят вполне фиктивный характер. К участию в них не допускается никто из имеющих хотя бы отдаленное к реальной оппозиции – только «технические» кандидаты, зачастую прямо призывающие голосовать не за себя, а за официального кандидата. Это и понятно. Ставки слишком высоки. Витриной электорального авторитаризма служат парламентские выборы. Когда-то, в 90-х годаъ, эти выборы проходили на беспартийной основе, но потом возобладало стремление использовать эти события более эффективно, сделать их в максимальной степени похожими на нормальные, многопартийные выборы. И тут российский опыт очень пригодился.

Дальше других по пути заимствования этого опыта продвинулся Казахстан. Партия власти, «Нур Отан», была создана в 1999 году и мало отличается от своего аналога, «Единой России». В 1999 и 2004 годах на парламентских выборах использовалась смешанная избирательная система, при которой 10 депутатов избирались по партийным спискам, а 67 – по системе относительного большинства. При этом на выборах 2004 года казахстанские власти довольно тщательно имитировали российскую кампанию 2003 года, когда созданный при поддержке Владимира Путина блок «Родина» смог оттеснить на задний план традиционную оппозицию, а большинство мест получила «Единая Россия». В Казахстане, однако, вторая партия власти, «Асар», была лишена даже внешних признаков самостоятельности. Во главе ее списка стояла дочь президента Назарбаева. Кроме того, в выборах участвовал поддерживавший Назарбаева «Аграрно-индустриальный союз трудящихся» (АИСТ). В итоге у «Нур Отана» оказалось 42 из 77 мест, у «Асар» - 4, а у блока АИСТ – 12. К выборам была допущена и оппозиционная партия «Ак-Жол», партийный список которой, с 12% голосов, получил 1 место.

Если партии власти в Казахстане возникали легко и как бы ниоткуда, то создать оппозиционную практически невозможно. Требование о том, что зарегистрированная партия должна насчитывать не менее 50 тысяч членов, действует в стране с 2002 года. Тем не менее, оппозиционные партии есть. Главные среди них – «Ак Жол» и «Азат». Однако угрозы для Назарбаева эти партии не представляют. В 2007 году состоялись новые парламентские выборы, которые проходили уже по пропорциональной системе с семипроцентным барьером. Следуя российским веяниям, Назарбаев не стал на этот раз создавать несколько партий власти, а ограничился одной – «Нур Отан». Возможно, в дальнейшем он пожалел об этом, потому что «Нур Отан», которому насчитали 88% голосов, выиграл все места в парламенте. Говорят, что такой результат не был запланирован, а получился из-за рвения региональных губернаторов, которые соревновались между собой за наилучший результат «Нур Отана».

В Таджикистане тоже есть оппозиционная партия – Партия исламского возрождения (ПИВ). Эта партия составляла ядро оппозиции, ведшей войну против Рахмона в 1992-1997 годах, и лишить ее легального статуса было бы опасно: в подполье она представляла бы более серьезную угрозу.  Поэтому ПИВ не только не запрещают, но и позволяют участвовать в парламентских выборах, что, правда, не мешает властям систематически подвергать репрессиям ее активистов. Кроме ПИВ, в Таджикистане есть партия власти, Народно-демократическая партия, и еще несколько групп, целиком и полностью поддерживающих режим Рахмона. Требование к численности партии – 4000 членов, а поскольку Таджикистан – страна сравнительно небольшая, то только такие группы и могут выполнить это требование.

Выборы проводятся по смешанной избирательной системе:  22 депутата избираются по партийным спискам, 41 – в одномандатных округах. Начиная с 2000 года, ПИВ всегда получает на этих выборах по 2 места. Лидеры партии утверждают, что она выигрывает до 30% голосов, но по итогам подсчета у нее всегда оказывается ровно столько, сколько нужно, чтобы обеспечить эти 2 места. По 1-2 местам получают и контролируемые режимом партии фиктивной оппозиции, а остальное берет Народно-демократическая партия. Скажем, на последних выборах (2010 год) она получила 55 мест.

Самый инновационный подход к российскому опыту – в Узбекистане. На самом деле, политический режим в этой стране – более жесткий, чем в Казахстане и Таджикистане. Легальной оппозиции в Узбекистане просто нет. Для создания партии нужно собрать 20 тысяч подписей по все стране. Не удивительно, что партий в Узбекистане немного. Сейчас их четыре. Все они поддерживают президента Каримова. Но зато среди них нет ни одной такой, которую можно было бы однозначно выделить как партию власти. Вот, например, результаты последних выборов (2009 год): 53 из 135 мест получила Либерально-демократическая партия, 32 – Народно-демократическая партия, 31 – Демократическая партия, 19 – Социал-демократическая партия. Многопартийность – как в продвинутых западных демократиях, никакой гегемонии.  При этом, в отличие от России, в Узбекистане не стали вводить пропорциональную систему. Там поступили проще: оставили мажоритарную, но при этом выдвигать кандидатов могут только партии.

Как видим, центральноазиатские авторитарные режимы осваивают российский опыт не только продуктивно, но и творчески, используют оригинальные решения. Все это было бы смешно, если бы не трагические события последних недель на Ближнем Востоке.  Сегодня, как никогда ранее, ясно: электоральный авторитаризм, как бы он ни был приятен западным дипломатам и инвесторам, не способен обмануть народы, вынужденные жить в условиях диктатуры. Он не ведет к стабильности. Он не способствует демократизации даже в долгосрочной перспективе: практика показала, что единственный путь покончить с этой формой господства – революция. Под прикрытием собственной шумихи о «демократии» и благожелательных разговоров о «гибридных режимах» в мире процветают примитивные тирании, для которых выборы, многопартийность и прочие демократические институты – лишь косметическое прикрытие.