Европейская интервенция в Ливии: Германия и Россия

Германия и Россия воздержались 17 марта во время голосования по резолюции Совета Безопасности ООН №1973, которой дано разрешение на применение военной силы в Ливии. Решение Москвы не пользоваться своим правом вето позволило начать эту интервенцию против Ливии под эгидой ООН. После голосования Россия начала резко и громко критиковать проводимую операцию, а премьер-министр Владимир Путин сравнил ее со средневековым крестовым походом.

Германия, со своей стороны, не обладает правом вето, и ее воздержание при голосовании вызвало критику в адрес Берлина как внутри страны, так и за рубежом. Ее обвиняют в том, что она сторонится своих традиционных союзников-атлантистов. На решение Германии воздержаться при голосовании, а также на ее последующее решение не участвовать в интервенции серьезно повлияли внутриполитические факторы. Накануне голосования 17 марта канцлеру Германии Ангеле Меркель предстояло пережить трудные выборы в шести землях страны. Выборы в Саксонии-Анхальте, в Рейнланде-Пфальце и в Бадене-Вюртемберге уже состоялись. Последние, в Бадене-Вюртемберге, закончились 27 марта, став настоящей катастрофой для Христианского демократического союза Меркель.

На решение Германии большое воздействие оказала внутренняя политика, но важные геополитические факторы и расчеты также повлияли на позицию как Берлина, так и Москвы.

Германия

Баден-Вюртемберг это третья земля в Германии по численности населения и по размеру ВВП, и она с 1953 года была крепким оплотом ХДС. Столкнувшись с возможностью поражения на выборах в Бадене-Вюртемберге, а также потерпев ряд других политических неудач в первом квартале 2011 года, Меркель приняла совершенно очевидное решение, воздержавшись от голосования по вопросу интервенции. Но спасти ХДС от поражения в этой земле не помог даже отказ от участия в операции.

Однако в преддверии выборов Берлин не хотел рисковать в вопросе интервенции в Ливии. Прежде всего, это касалось министра иностранных дел Германии Гидо Вестервелле, который также является  лидером Свободной демократической партии (СДП), входящей вместе с ХДС в правящую коалицию. Появившиеся после голосования в ООН сообщения в немецких средствах массовой информации – от Frankfurter Allgemeine Zeitung до Spiegel – говорят о том, что Вестервелле хотел проголосовать против резолюции 1973, однако, посоветовавшись с Меркель, решил этого не делать. Выступающая на стороне бизнеса правоцентристская СДП за последний год потеряла много сторонников, дав согласие на оказание Германией помощи Греции и Ирландии, а также не сумев выполнить свое предвыборное обещание о снижении налогов. Она не смогла преодолеть пятипроцентный избирательный барьер на выборах в Рейнланде-Пфальце, и лишь с огромным трудом сделала это в Бадене-Вюртемберге. Такая неудача вызвала большое замешательство в партийных рядах СДП, поскольку в этих двух землях она традиционно пользуется мощной поддержкой.

Решение не участвовать в интервенции вызвало критику в адрес Меркель и внутри страны, и на международной арене. Однако трудно утверждать, что это навредило на земельных выборах. По данным различных опросов, от 56 до 65 процентов немцев поддержали решение Берлина отказаться от участия в интервенции. При этом большинство немцев (62%) в общем высказались за проведение интервенции. Это значит, что общественность Германии поддерживает военные акции в Ливии – но только если в них не участвует их страна. Решение Берлина полностью соответствует данным настроениям. Немецкие войска в Ливию не отправили, но Германия помогает войскам НАТО, действующим в Афганистане. Она предложила направить туда экипажи воздушной системы дальнего обнаружения и наведения, чтобы Запад мог выделить больше сил и средств на ливийский театр военных действий.

Самое очевидное объяснение столь сдержанного отношения германского общества к военной интервенции заключается в  том, что Германия вообще с большой неохотой направляет свои войска за пределы страны. В мае 2010 года в отставку досрочно ушел президент Германии Хорст Келер (Horst Koehler). Сделал он это после критики в свой адрес по поводу его поездки в Афганистан, где Келер заявил: «В чрезвычайной ситуации военная интервенция необходима для отстаивания наших интересов, скажем, свободных торговых маршрутов; для предотвращения региональной нестабильности, которая может оказать негативное воздействие на наши возможности в сфере торговли, занятости и в вопросах доходов». Спустя неделю он покинул свой церемониальный в основном пост из-за мощной критики, авторы которой заявили, что президент приравнял участие Германии в афганской войне к войнам 19-го века за торговые пути и рынки. Однако заявление Келера вызвало широкую дискуссию об использовании немецких войск за рубежом в моменты, когда это соответствует национальным интересам страны. На сегодня Германия участвует в военных операциях в составе альянсов. Она направляла войска в Косово в 1999 году и принимает участие в войне в Афганистане, однако вопрос о том, соответствует ли это ее интересам, остается весьма спорным.

Решение отказаться от участия в ливийской интервенции накануне важных региональных выборов было не только попыткой угодить населению с его исторически сложившейся нелюбовью к военным действиям Германии. Для Германии здесь вступают в силу еще два важных фактора стратегического характера. Во-первых, у Британии, Франции и Италии в Ливии есть энергетические интересы, и они хотят их расширить. Это не значит, что у Германии там интересов нет (энергетическая компания Wintershall действует там весьма активно), но Ливия не столь важна для ее национальных интересов. Французы, кроме того, считают Средиземноморье своей сферой влияния. Прежде у них возникали с Германией разногласия  по поводу того, насколько нужен Средиземноморский союз (предлагаемый к созданию блок стран бассейна Средиземного моря).

Однако Германия, по сути дела, является  сухопутным государством без выхода к морю. Ее выходу в открытый океан мешает пролив Скагеррак и мощная военно-морская держава Британия. В связи с этим Германия на протяжении всей своей истории старалась избегать прямого соперничества за политическое влияние вне пределов евразийского континента, чтобы не навлечь на себя военно-морскую блокаду, которая могла нанести мощный удар по ее торговле. Вместо этого она всегда стремилась к расширению своей сферы влияния в Центральной и Восточной Европе, где ей воздействовать на события легче в силу географической близости и исторически сложившихся торговых отношений. В этом суть центральноевропейской концепции Германии, предусматривающей укрепление политической и экономической сферы влияния Берлина на его восточных рубежах. Во многих отношениях большая заинтересованность Германии во вступлении Польши и Чехии в зону евро является версией этой концепции в 21-м веке.

Но то, что у Германии нет существенных интересов в Ливии, никак не объясняет ее нежелание присоединиться к союзникам в этой операции. В конце концов, в Афганистане у Германии интересов также немного, однако Берлин участвует там в военных действиях. Следовательно, готовность пойти наперекор всем своим атлантическим союзникам, а также отсутствие национальных интересов представляет собой некую форму самоутверждения: Германия демонстрирует решимость поставить внутренние политические интересы выше своих обязательств перед союзниками, по крайне мере, что касается не самой важной военной интервенции.

Главный вопрос сегодня состоит в следующем: отказалась бы Германия от участия в интервенции, не будь у нее выборов в шести землях? Если бы не выборы, Берлин мог принять решение послать в Ливию несколько боевых самолетов для обеспечения запрета на полеты авиации, как это сделали Норвегия, Дания, Бельгия и Нидерланды. Но у нас есть подозрение, что Германия все равно могла бы выступить против Франции, дабы подорвать один из главных доводов Парижа в пользу интервенции – а именно, что Европа без милитаризованной Франции не дотягивает до статуса великой державы. Париж хочет, чтобы Германия услышала сигнал о том, что несмотря на ее ведущую экономическую и политическую роль в последние 12 месяцев финансового кризиса еврозоны, Франция по-прежнему является  лидером во внешней политике и в военных делах. Но отказавшись от интервенции, а следовательно, не пойдя за Парижем, Берлин, по сути дела, проигнорировал данный сигнал.

Решение Германии и России воздержаться при голосовании по резолюции ООН принято в момент, когда Берлин и Москва все больше сближаются в энергетических, коммерческих и даже в военных вопросах. Однако нет никаких свидетельств взаимодействия двух стран по Ливии. То, что Германия проголосовала заодно с Россией, в большей степени говорит о самостоятельности Берлина во внешнеполитических делах, нежели о схожести его позиций с позициями России. Как бы то ни было, а интересы России, воздержавшейся при голосовании, отличаются от германских интересов.

Россия

Воздержание России при голосовании было хорошо просчитанным шагом, нацеленным на содействие интервенции. Будучи постоянным членом Совета Безопасности, Россия своим вето сорвала бы военные акции против Ливии. Но Москва заинтересована в том, чтобы Запад, и особенно Соединенные Штаты, увязли в очередном конфликте на Ближнем Востоке.

Во-первых, возникшая в арабском мире нестабильность вызвала скачок цен на энергоресурсы, что стало настоящим подарком для богатой нефтью и газом России. Далее, за последние восемь лет нахождения Муаммара Каддафи у власти Ливия стала стабильным и довольно надежным поставщиком энергоресурсов  в Европу, особенно в Италию. Ведущая в тупик интервенция создает в Ливии нестабильность, ликвидирует альтернативные источники поставок нефти и газа, и дает России более значительную долю рынка в Европе в целом и в Италии в частности.

Во-вторых,  для Москвы важно то, что Соединенные Штаты, пусть и в малой степени, но втянулись уже в третий конфликт в мусульманском мире. Россия последние 12 месяцев тревожилась по поводу того, что решимость президента Барака Обамы вытащить Америку из конфликтов в Ираке и Афганистане даст Вашингтону больше возможностей налаживать отношения  с регионами, представляющими интерес для Москвы, а именно, с Центральной и Восточной Европой, с Центральной Азией и с Кавказом. Такое сближение закрыло бы российское «окно возможностей», лишив Москву всех шансов на укрепление своего господства в постсоветской сфере влияния России. Кремль меньше всего хочет, чтобы Вашингтон вступил с ним в драку. И хотя Ливия лишь незначительно связывает США руки, она все равно создает возможности для осложнения конфликта и более активного вовлечения в него США. А Россия рада любому затруднительному положению Америки.

В-третьих, ситуация в Ливии дает российскому руководству шанс очередной раз «попиариться», критикуя Соединенные Штаты. Путин сравнил интервенцию в Ливии с крестовым походом, и было это во время его выступления на заводе по производству баллистических ракет, причем в тот самый день, когда министр обороны США Роберт Гейтс встречался в Санкт-Петербурге с российским президентом Дмитрием Медведевым и вел с ним переговоры о ПРО. Слова Путина и место, где они прозвучали, были весьма символичными. Он подал четкий сигнал о том, что Соединенные Штаты  вынашивают экспансионистские и милитаристские планы в отношении России, в связи с чем действия Москвы против этих планов вполне оправданны.

Между Россией и США по-прежнему  существуют значительные разногласия, начиная с американских планов создания системы противоракетной обороны в Центральной Европе. Интервенция в Ливии дает Москве еще одну возможность покритиковать Америку, называя ее агрессивной державой, еще один способ выразить свое сохраняющееся несогласие с Вашингтоном.