Алесь Михалевич, получивший политическое убежище в Чехии, был одним из семи оппозиционных кандидатов на пост президента Белоруссии, которых режим Лукашенко обвинил в организации беспорядков 19 декабря 2010 года. Тогда более 20 тысяч белорусов вышло на улицы Минска в знак протеста против фальсификации режимом результатов президентских выборов, на которых Лукашенко якобы победил с 80-процентным результатом.
Протесты были жестко подавлены, а лидеры оппозиции арестованы. 36-летний Михалевич провел два месяца в следственном изоляторе КГБ. После освобождения, на пресс-конференции он рассказал, что его подвергали пыткам (выворачивали вверх руки, скованные за спиной наручниками; заставляли раздетым догола вставать «на растяжку» с поднятыми руками, лишали сна), а условием освобождения из изолятора было подписание обязательства сотрудничать с КГБ. Две недели спустя в Интернете появилось заявление Михалевича о том, что он уехал из Белоруссии. Сейчас оппозиционный политик находится в Праге.
Анджей Почобут: На пресс-конференции, во время которой ты рассказал о пытках в изоляторе КГБ, на наш вопрос о гипотетическом отъезде из Белоруссии ты заявил, что уезжать не намерен. Почему ты все-таки бежал?
Алесь Михалевич: Действительно, когда я принял решение рассказать о том, что происходило в изоляторе КГБ, я не планировал покидать Белоруссию. Однако после того, как я обнародовал информацию о пытках политических заключенных, я стал для властей очень большой проблемой. Я уехал только тогда, когда получил из надежных источников (речь идет о представителе власти высокого ранга) информацию, что меня снова арестуют. Я решил бежать, потому что я хотел остаться на свободе и иметь больше возможностей противодействовать пыткам и распространять информацию о положении белорусских политзаключенных.
- Как тебе удалось уехать из Белоруссии? Ведь твой паспорт у КГБ?
- Да, но у меня остался старый паспорт. Когда я делал новый, в старом у меня была действующая виза, поэтому я написал в МИД заявление, и мне позволили его оставить. Таким образом совершенно законно у меня было два паспорта.
Один у меня забрали в КГБ, но о втором забыли. Когда я узнал, что на следующий день меня арестуют, я выехал в Россию, а оттуда на Украину. У меня не было никаких проблем с пересечением границы. КГБ было уверено, что мой паспорт у них, так что моя фамилия не попала ни в какой «черный список». В Киеве я получил чешскую визу и самолетом чешской авиакомпании вылетел в Прагу.
- Поначалу в КГБ думали, что ты все еще в Белоруссии.
- В Минске я оставил свои мобильные телефоны, а для КГБ это основной инструмент для определения чьего-нибудь местоположения. Так что они были уверены, что я в стране.
- Почему ты выбрал Чехию?
- Когда я был в Киеве, я обратился к нескольким друзьям из разных стран с просьбой помочь сделать визу. Понятно, что чувствовать себя в безопасности я мог только в одной из стран ЕС. Быстрее всего можно было сделать чешскую визу, поэтому я оказался в Праге.
- Для всех наблюдателей твой арест был неожиданностью. Ты был самым умеренным в отношении Александра Лукашенко оппозиционным кандидатом в президенты, вел очень осторожную и умеренную предвыборную кампанию. Сейчас, когда ты находишься за пределами Белоруссии и не связан тайной следствия, ты можешь сказать, чего хотело от тебя КГБ?
- Сразу после моего ареста со мной разговаривал работник КГБ высокого ранга. Он предложил, чтобы я произнес по телевидению заявление, в котором другие кандидаты обвинялись бы в провоцировании беспорядков. Он показал мне готовый текст. Там были слова осуждения в отношении Андрея Санникова и его жены Ирины Халип. Текст был похож на тот, что позже прочел по телевидению Ярослав Романчук.
Я отказался и попал в СИЗО КГБ. Что любопытно, формально я был арестован и обвинен в участии в беспорядках, однако события на площади Независимости и мое в них участие их практически не интересовали. Они знали, что будет сложно кого-либо убедить, что я был организатором. Ведь предвыборная кампания проходила на глазах всей страны. Поэтому мне заявили, что подозревают меня в шпионаже: будто бы я агент западной разведки.
- Какой именно?
- У них были проблемы с определением того, о разведке какой страны речь. Они говорили, что я провел хорошую избирательную кампанию, и что им ясно, что в Белоруссии никто не был бы способен самостоятельно такую кампанию придумать и провести.
Помимо этого у них была запись моего телефонного разговора с одним из членов моего избирательного штаба, находившимся в Варшаве. Он гражданин Белоруссии, но живет в Польше. Разговор проходил на заключительном этапе кампании, и он убеждал меня призвать моих сторонников выйти на площадь. Для КГБ это было доказательство, что я получил сигнал из-за рубежа. А каждого белоруса, который живет или находится за границей, они подозревают в контактах с иностранными спецслужбами.
Чтобы защититься от обвинений в сотрудничестве с разведкой, я согласился пройти проверку на детекторе лжи. Она длилась несколько часов и снималась на видео. Она однозначно показала, что никаким агентом я не являюсь.
Еще КГБ очень интересовали мои контакты с администрацией президента и представителями белорусского МИДа. Они знали, что я хорошо осведомлен о ситуации внутри власти, знаю о расстановке сил и отношениях в администрации президента, ее контактах с правительством. Но я ничего им на эту тему не рассказал. Для них было успехом, когда я в результате пыток согласился на неформальную беседу с оперативными работниками КГБ. Оказалось, что все эти разговоры фиксировали на видео.
- Какова была реакция КГБ на твое бегство из Белоруссии?
- После пресс-конференции, на которой я рассказал о пытках, в КГБ считали, что они меня скомпрометируют, если обнародуют записи разговоров с оперативными офицерами. Но что это за компромат? В конце концов не стоит забывать, что эти разговоры состоялись уже после пыток.
Когда они поняли, что кнут не работает, он пытались воспользоваться пряником. Сначала, как я говорил, они не верили, что я бежал из Белоруссии. Они пришли к моей сестре (не к жене, т.к. знали, что она сразу же выставит их за дверь) и пытались убедить ее, что мне нечего бояться, что КГБ не собирается меня арестовывать. Они также сделали предложение: я забираю назад слова о пытках, а они закрывают дело против меня. Т.е. я не буду обвиняемым, не предстану перед судом, а по делу о беспорядках буду выступать в статусе свидетеля. Разумеется, такой сценарий для меня неприемлем.
- Чем ты планируешь теперь заниматься?
- Я буду делать все, чтобы в Белоруссии перестали подвергать пыткам политзаключенных. Я юрист и сейчас, находясь вне досягаемости КГБ, я собираюсь использовать инструменты, которые мне дает международное право, и стремиться к этой цели. В разных странах есть несколько подобных инициатив, я хочу, чтобы мы объединили усилия.
У власти возникла сейчас очень серьезная проблема. Мои слова уже подтвердили некоторые заключенные, а рано или поздно смогут высказаться находящиеся сейчас в заключении кандидаты на пост президента Андрей Анников, Владимир Некляев и Николай Статкевич. Я думаю, к ним применялись те же методы, что и ко мне. Факт издевательств над заключенными должен иметь международные правовые последствия для режима Лукашенко, ведь это нечто гораздо худшее, чем бесправное помещение в тюрьму невиновных людей.
- С 2008 года и до 19 декабря 2010 Запад вел с режимом Александра Лукашенко диалог, и часть оппозиции, включая тебя, это поддерживала. Как ты сейчас это оцениваешь?
- Сам диалог я оцениваю очень положительно, и это не только мое убеждение. Он разбудил в белорусской номенклатуре надежду. Работники МИД впервые почувствовали себя дипломатами.
Этот диалог положительно воспринимался в обществе. Я убежден, что массовость демонстраций 19 декабря тоже стала результатом этой политики. К сожалению, Лукашенко – это человек, который видит в любой уступке слабость, к тому же он действует как террорист, который берет заложников, ожидая выкупа. Он освобождает заложников, получает его, а потом берет новых. Сейчас Лукашенко захватил очень много заложников, и официальные власти в Минске ждут коммерческих предложений.
- Какие ошибки были совершены в диалоге с Лукашенко?
- Основная ошибка заключалась в том, что Запад не может одновременно разговаривать с Лукашенко и поддерживать гражданское общество. Он предпочитал иметь одного партнера – Лукашенко. В долговременной перспективе истинным партнером может быть только гражданское общество. Не стоит верить в мечтания, что Лукашенко демократизируется, что под его управлением Белоруссия сможет измениться.
