Это была тайная жизнь и скрытый ритуал моего дедушки, тайна, которую он разделял с миллионами людей по всему земному шару. В 1970-е годы в своей маленькой киевской квартире мой дедушка ждал, пока вся его семья заснет, прокрадывался на цыпочках на кухню, тихо включал приемник «Спидола» и аккуратно настраивался на короткие волны. Он крутил ручку и выдвигал антенну, чтобы разогнать туман помех, забирался на столы и стулья, чтобы добиться наилучшего приема, прокручивал ручку между передачами восточно-германской попсы и советскими военными песнями, прикладывал ухо прямо к динамику, и через шумы и помехи выискивал волшебные слова: «Это — Русская служба ВВС. Лондонское время – 10 часов утра». И с этими словами, произнесенными на его родном языке, но с британским спокойствием, приходило ощущение, что есть другой, лучший и более свободный мир. «Лондонское время» это была не просто временная зона, это было душевное состояние, умонастроение, которой мой дедушка мог разделить на своей тесной советской кухне, связанной с непорочным лондонским небом. Страндом, откуда Всемирная служба ВВС тысячей голосов на тридцати языках мира говорила об одной идее миллионам слушателей по всей планете. Многие из слушателей рисковали своей свободой: настроиться на ВВС означало, что секретные службы не дремлют и стук в дверь может раздасться в любой момент. Но это того стоило, стоило просто услышать слова: «ВВС. Лондонское время…»
22 марта многие из редакций Службы вещания радио ВВС на иностранных языках замолчали из-за сокращений бюджета британским правительством. Теперь ВВС больше не будет говорить на русском, хинди, китайском, албанском, вьетнамском, азербайджанском, украинском, кубинском испанском (кубинский вариант), португальском (африканский вариант), сербском, или македонском. У радио станет на 30 миллионов слушателей в неделю меньше. Останутся вебсайты и подкасты на ликвидированных языках, но это будет иметь небольшое значение. Даже в достаточно развитой стране, такой как Россия, лишь 20% населения имеет доступ к достаточно быстрому интернету, чтобы слушать аудио-подкасты.
Должно ли это заботить Британию? Утратила ли она что-то?
Я пристрастен. Уехав из Советского Союза в 1970-х, мой отец долго мотался по Европе, со мной, малышом, на буксире, пока ему не дала пристанище Русская служба ВВС. Во время каникул и в перерывах между учебой он разрешал мне приходить с ним на работу, на этот остров на Странде, известный как Буш-Хаус. Для ребенка это был волшебный дом. Как только мой папа запирался в аквариуме вещательной студии, я мог бегать по всем этажам. Я сходил вниз по широкой лестнице – а вокруг меня были люди всех цветов кожи и любого этнического происхождения, все говорили и кричали по-английски с самыми разными акцентами. Все печатали, курили, бегали между вертящимися дверями, чтобы сообщить последние новости. Программы редактировались на катушках и барабанах, пленку резали острым ножом. Я наполнял карманы обрезками пленки с пола. Пленка с острыми краями резала мне ладони. Я чувствовал себя спасителем голосов, предназначавшихся для мусорной корзины.
Обитатели Буш-Хауса жили словно войска на войне. Каждый журналист был великим попавшим в изгнание поэтом или без пяти минут министром. Каждое слово, которое они передавали на Москву, Прагу, Тегеран, Сайгон, Гавану или Варшаву ценилось на вес золота в их родных странах. Мой папа сделал радиопостановку пьес Вацлава Гавела – это был первый раз, когда большинство людей в СССР смогли услышать драматические произведения заключенного автора из Чехословакии. Польская служба предоставляла практически неограниченный эфир для восходящей профсоюзной звезды из Гданьска по имени Лех Валенса; в основном, благодаря Польской службе ВВС остальная Польша узнала о «Солидарности». Когда мой папа был очень занят, я играл в футбол в длинных, освещенных фиолетовым цветом мраморных коридорах с Эгоном из Словацкой службы. Потом он станет заместителем премьер-министра при Вацлаве Гавеле, но когда мне было восемь лет, я обыграл его по пенальти. В 1991 году, когда Михаил Горбачев был арестован в Крыму во время коммунистического путча, он оставался на связи с остальным миром, слушая Русскую службу ВВС. Мой отец позвонил Маргарет Тэтчер в ее офис, чтобы попросить об интервью. «Она никогда не дает интервью по телефону», — ответил сотрудник офиса. «Скажите Маргарет, что ее друга Михаила могут вот-вот убить», — сказал мой отец. Тэтчер тогда дала одно из редких телефонных интервью, скорее даже не интервью, а прямое послание своему другу Михаилу. Маргарет сказала, что никогда не оставит его.
Свет в столовой Буш-Хауса и в баре Members’ Bar никогда не гас. Это были мои самые любимые места в здании: это заговорщическое удовольствие, слово «революция», произносимое над мясной запеканкой и джин-тониками. Британия потеряла свою политическую империю, но она по-прежнему могла похвастаться интеллектуальной. ВВС говорила со своей аудиторией на ее языках, но при этом так, будто бы все эти языки были пропитаны чем-то очень британским. Это была не просто доставка точной информации. Это была полифония мнений, (такой естественно британский) острый спор, который так явно контрастировал с монотонными голосами государственных дикторов на волнах, продуцируемых внутри «железного занавеса».
Отголоски этих волн можно чувствовать и сейчас. Познакомьтесь с Маратом. Марат – один из тысяч российских мультимиллионеров, для которых домом стал Лондон. Он приносит огромное количество денег в британскую экономику. Марат может позволить себе жить в любом налоговом раю. Но он выбирает Лондон. Как подросток, выросший в индустриальной Самаре в 1980-х, Марат мог затянуться травкой, лечь на пол, закрыть глаза и настроиться на Севу Новгородцева от Русской службы. Большинство британцев и слыхом не слыхивали про Севу. Но он – один из самых больших активов страны. Сева был так же важен, как Горбачев, Рейган и Тэтчер, его заслуга в снесении Берлинской стены огромна. Его культовая музыкальная передача на Русской службе ВВС давала молодежи СССР основной источник альтернативного рока — Pink Floyd, Led Zeppelin, и конечно любимая группа президента Медведева Deep Purple. Это была музыка, которая определила молодого Марата, музыка, которую он слушал, когда выходил из комсомола, саундтрек, который звучал в его голове, когда он сделал свои первые несколько сот долларов. В те пьяные подростковые дни он понял, что часть его всегда будет британской. Сегодня мы получаем финансовую выгоду от программ Севы. ВВС – единственная великая реклама Британии, которая у нас есть. Люди хотят иметь тут дома, хотят, чтобы их дети росли британцами, хотят инвестировать в британский бизнес, позволяют нам вкладывать средства у них на родине, потому что чувствуют связь с Британией – связь, созданную далеко не в последнюю очередь Иностранной службой ВВС. Влияние и прибыль, созданные этой службой – неизмеримы. Британцев зачастую ставит в тупик восхищение иностранцами их дождливым островом. ВВС сделала Британию модной во всем мире.
Теперь, когда «Лондонское время» замолчало, аудитория пострадает в меньшей степени. Они могут настроиться на целую плеяду разных радиошоу и иные волны радио-СМИ, предлагаемые диктатурами. И хотя конгресс тоже угрожает бюджетными сокращениями, американское «Радио Свобода/Свободная Европа» вовсю вещает, и можно услышать «Вашингтонское время». Нет, потеря Всемирной службы ВВС – это потеря британская. На той частоте, где мой дедушка привык слышать слова «Лондонское время — …» теперь лишь хриплое шипение и треск. Мы потеряли наш голос. Может, это немота истории?
Померанцев – телепродюсер и автор документальных произведений. Живет в Лондоне.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Это была тайная жизнь и скрытый ритуал моего дедушки, тайна, которую он разделял с миллионами людей по всему земному шару. В 1970-е годы в своей маленькой киевской квартире мой дедушка ждал, пока вся его семья заснет, прокрадывался на цыпочках на кухню, тихо включал приемник «Спидола» и аккуратно настраивался на короткие волны.
