Катынь и Смоленск стали польско-российским минным полем, на которое можно ворваться стремительно и взлететь на воздух, а можно идти по нему умело и остаться в живых. Второй вариант, безусловно, лучше.
Ни Варшава, ни Москва не хотят дипломатической холодной войны, тогда почему же между нами постоянно искрит? У некоторых есть на это простой ответ: россияне строят против нас козни. Правда, однако, сложнее. У власти в Москве есть свое общественное мнение, и она не может идти наперекор его настроениям.
Поэтому в Смоленске президенты потчевали нас общими фразами о сотрудничестве, в Катыни из уст Медведева не прозвучало слово «геноцид» в отношении преступления, а ранее со смоленского аэродрома пропала мемориальная доска с аналогичным содержанием.
Но, собственно, с чего нам было ждать подобных заявлений, раз польский Сейм принял заявление, в котором Катынь называлась «преступлением с признаками геноцида»? Имеет ли смысл всегда предполагать наличие с противоположной стороны злой воли? Десятилетиями катынское дело отравляло наши отношения, а когда россияне уже в соответствии с действительностью признали, что это было преступление, до масштабов подобной проблемы вырос Смоленск. Нужно положить этому конец. Смоленск был не Катынью-2, а несчастным случаем, а в отношении катынского дела россияне уже сделали все, что могли на данном этапе. Еще шаг и наши отношения взлетят на воздух. Не нужно этого делать.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Десятилетиями катынское дело отравляло наши отношения, а когда россияне уже в соответствии с действительностью признали, что это было преступление, до масштабов подобной проблемы вырос Смоленск. Нужно положить этому конец. Смоленск был не Катынью-2, а несчастным случаем.
