Английский художник Бэнски решил финансировать главных «арт-террористов» России, который нарисовали гигантский фаллос напротив здания ФСБ.
Полночь в американской закусочной в Санкт-Петербурге. Трое молодых взъерошенных человека сидит за столом, двухлетний ребенок Каспер бегает по залу в кафе. Официантки неодобряюще смотрят на его мать, Наталью Сокол (известную как Коза), которая, улыбаясь, гоняется за сыном и призывает его нажимать на кнопки машины для льда.
В это трудно поверить, но именно так проходит тайная встреча самой радикальной российской арт-группы «Война». Начав свое политическое искусство три года назад, Война старается не оставлять следов. У них нет мобильных телефонов, банковских счетов, постоянного адреса. Они встречаются по случаю, в надежде не привлечь внимание властей. Это становится все сложнее делать, так как их деятельность приобретает все большую популярность, а также более пристальное внимание со стороны правоохранительных органов.
Три года назад группа устроила оргию в Государственном биологическом музее им. К. А. Тимирязева в протест против президентских выборов. Позже, в ночь перед годовщиной революции большевиков штурмовая бригада арт-группы прорвалась на территорию Дома правительства РФ и лазером нарисовала на фасаде череп с костями, высотой 12 этажей, и воссоздала эпическое действие Эйзенштейна, «Октябрь», уменьшив оригинальные ворота.
В июне 2010 Война организовала самый провокационный проект: за 23 секунды активисты группы нарисовали 60-метровый фаллос на Литейном мосту в Санкт-Петербурге. Когда мост развели, рисунок оказался прямо напротив здания ФСБ. Акция называлась «Х..й в плену у ФСБ», и продолжалась несколько часов. Данная акция завоевала главный приз в номинации «произведение визуального искусства» премии «Инновация», Государственного центра современного искусства в Москве, с призовым фондом в 400 тысяч рублей.
«Нам потребовалось 23 секунды, чтобы нарисовать его, ровно столько времени проходит между тем, как мост закрывают для проезда и разводят», - сообщает Сокол. «Можно заметить, что левое яичко немного деформировано. Это все потому, что милиция заметила самую младшую активистку группы, и Леониду пришлось торопиться, чтобы спасти ее».
Она кивает на Леонида Николаева. Он погружен в беседу со своим адвокатом Дмитрием Динзе, который готовит его к суду. «Это лишь административное правонарушение, участие в несанкционированном митинге», - заявляет Леонид. «Но я не могу позволить себе проиграть его».
Если он проиграет, то снова попадет в тюрьму. В прошлом ноябре его и другого активиста Олега Воротникова, отца Каспера и партнера Сокол, арестовали во время проверки милицией квартиры, где они останавливались.
Они провели три месяца в СИЗО, в ожидании суда по делу о переворачивании двух милицейских машин и сильном хулиганстве по отношению к «социальной группе» - милиции. Только после того, как Бэнкси (Banksy) вмешался и собрал около 80 тысяч фунтов в поддержку «арт-террористов», их отпустили под залог.
Их ожидает приговор до семи лет тюрьмы. Но, несмотря на то, что в России количество оправдательных приговоров составляет всего лишь 1%, Динзе надеется, что у обвинителя просто нет состава преступления.
Осмелевшая Война использует оставшиеся от гранта Бэнски деньги на оплату адвокатов другим артистам и политическим активистам, ожидающим суда. «Бэнски финансирует новое поколение российских революционеров», - считает Воротников. «И я уверен, он этому рад».
На следующий день Николаев ожидает рассмотрения своего дела у суда №199 в Санкт-Петербурге. За несколько дней до этого, 31 марта, по всей стране прошли акции протеста в поддержку права на собрание. Война заблокировала проезд по главной улице города. Когда милиция попыталась их остановить, Война начала обливать их мочой из бутылок, которые они приготовили заранее. Во время акции Николаев и Сокол были задержаны, Воротникова повалили на землю, Каспера забрали на ночь.
В суде потребовали выключить камеры. Николаев заявил, что заседание суда было отложено и перенесено в Москву, где он живет. Он очень рад. «Им необходимо довести дело до суда в течение двух месяцев, а, когда дело переноситься в другой город, то это занимает гораздо больше времени. Чаще всего они просто теряются».
Когда мы уходим, Николаев и Динзе замечают нескольких людей, в которых признают милиционеров. «Они стараются следить за нами, но у них плохо получается», - усмехается Николаев. Он выходит через черный ход из здания суда и с удивительной легкостью уходит от агентов. Он перепрыгивает через турникет в метро и исчезает в толпе.
В следующий раз я встречаюсь с Сокол, Воротниковым и их сыном Каспером на берегу обледеневшей Невы. «Время для церемонии», - объявляет Воротников. У проруби он ждет другого активиста Войны – Максима Громова. Оба мужчины раздеваются, обнажая татуировку ручной гранаты, и бросаются в воду.
«Это способ смыть с себя все время, проведенное в тюрьме», - говорит Сокол. «Адвокат считает, что нам стоит опасаться дополнительных проблем. Он думает, что они попробуют доказать, что мой стиль жизни не совместим с достойным поведением родителя».
Воротников и Громов выныривают. «Санкт-Петербург – это колыбель революции», - с иронией цитирует Воротников известный советский лозунг и смеется. Но сколько еще он будет свободным, насмехаясь над российским государством, никто не может предположить.