Да, я патриот

Михаил Ходорковский является, вероятно, самым известным заключенным в России. С момента своего ареста, который был произведен почти восемь лет назад, этот бывший предприниматель, олигарх и председатель правления ныне уже не существующего нефтяного концерна «ЮКОС», стал лакмусовой бумажкой российского правосудия. Нашему автору Генриетте Шредер удалось через команду адвокатов направить в тюрьму свои вопросы, на которые 47-летний Ходорковский охотно ответил.

Die Welt: польский публицист Адам Михник однажды так сказал о русском физике, диссиденте и лауреате Нобелевской премии Андрее Сахарове: «Протест против незаконной политики правительства страны был его формой патриотизма». В этом смысле вы могли бы назвать себя патриотом?

Михаил Ходорковский: Репутация и будущее моей страны мне не безразличны. Я готов заплатить высокую цену за защиту моей позиции, то есть за то, что я считаю правильным для России. Да, в этом смысле я патриот.

- В ходе вашего судебного процесса вы сказали: «Надежда – самое главное в жизни». На что вы еще можете надеяться?

- Моя надежда связана с верой в мою страну, а также в то, что мы будем продолжать наш путь в направлении демократии, уважения человека и верховенства закона.

- Процесс против вас и вашего партнера Платона Лебедева напоминает показательные процессы 30-х годов, когда диктатор Иосиф Сталин определял приговор, а суд только утверждал его решение. Создается такое впечатление, что с тех пор мало что изменилось…

- Я читал резолюции Сталина: «Отдать под суд и расстрелять». Я слышал слова премьер-министра Владимира Путина: «Он должен сидеть в тюрьме». То есть он таким образом предопределил мой приговор. Юрист Путин и бандит Сталин одинаковым образом интерпретируют независимость суда.

-  Искренне ли заинтересован в проведении реформ Дмитрий Медведев, или он вместе с Путиным просто разыгрывает вариант «good cop, bad cop» (англ.: хороший и плохой полицейский – прим. перев.)?

- У Медведева демократические убеждения, он хочет и дальше проводить реформы. Но это слишком мало – просто желать проводить реформы, этот процесс еще надо наполнить реальным содержанием. Если под «путинизмом» понимать мягкий тоталитаризм, зависимость экономического развития от сырьевых ресурсов и архаические методы управления, то, конечно же, существуют и более подходящие альтернативы. Россия – страна европейской культуры, она исторически развивалась вместе с европейскими странами. Нынешний этап можно назвать «торжеством реакции», и такие периоды часто встречаются в революционное эпохи. «Маятник свободы» сильнее всего раскачивался во время кризиса 1998 года, затем он остановился, но после этого вновь начал свое движение. Судя по всему, 2008 и 2009 годы стали «поворотными». С того времени маятник вновь пребывает в состоянии неподвижности.

- Коммунизм уничтожил гражданское общество в России. Вы поддерживали возрождение гражданского общества, и это следовало бы приветствовать в стране, восстанавливающейся после 70 лет тоталитаризма. Почему Путин оказался таким мстительным?

- Путин не коммунист, а автократ, и он является сторонником государственного капитализма. Во многих европейских странах в начале прошлого столетия можно было наблюдать нечто подобное. Путин пока еще избегает применения «крайних мер». Однако он не допускает существования влиятельной и независимой оппозиции - естественной для плюралистического государства. Я являюсь сторонником системы «checks and balances» (англ.: сдержек и противовесов – прим. перев.), которая и составляет основу сильного гражданского общества.

- Некоторые наблюдатели считают, что коммунистическая секретная служба КГБ была «государством в государстве», тогда как сегодня внутренняя секретная служба ФСБ, а также силовики и есть «само государство». Вы согласны с этим?

- Клика так называемых «силовиков» вокруг Путина – это столп нынешнего режима. Политическим правителям, конечно же, хорошо известно о существовании этой опасности, но они отвергают гражданский контроль, привычный для демократических государств. Поскольку это действительно означало бы переход к альтернативной модели. «Харизматический силовик» у власти – это было кошмаром для правящей элиты, и с приходом Путина этот вариант стал реальностью.

- Создается такое впечатление, что взгляды «силовиков» с их антизападными представлениями популярны в российском обществе. Почему?

- В тяжелые времена начинается поиск «врагов» внутри страны, а также за ее пределами, и затем их представляют народу – эти действия, вероятно, имеют широкое распространение и являются весьма эффективными. В этом смысле Россия не исключение. «Реал-политика», часто практикуемая европейской политической элитой, разочаровала большое количество активных людей в России, а также поколебала веру в справедливость пропагандируемых на Западе ценностей.

- Было ли неизбежным перемещение финансовых ресурсов от олигархов к силовикам?

- Возвращение к авторитарной модели было неизбежным. Для «олигархов первого призыва» обладание политической властью, на самом деле, не было целью. Все мы принадлежали, так сказать, к команде бывшего российского президента Бориса Ельцина, мы были организованы и едины в борьбе за демократию. Конечно, мы не совершенны. Одни были более смелыми, другие более робкими… Но для того, чтобы стать настоящим «олигархом», не надо быть демократом. Вместе с тем ни Ельцину, ни нам не удалось создать независимую демократическую модель – к сожалению.

- Что произошло с движением за права человека, с независимыми журналистами и правозащитниками, которые во время перестройки работали практически во всех сферах в России? Где они теперь?

- Многие эмигрировали, некоторых подкупили, а новое поколение еще не выросло. Их не пускают на телевидение, лишают доступа к финансовым источникам. Но они не сдаются, они перешли в интернет и публикуют там свои материалы.

- Вы родились и выросли в СССР, вы были членом коммунистического союза молодежи. Когда и как вы узнали о плюрализме, свободной рыночной экономике и что вы тогда думали?

- Что касается понимания важности плюрализма мнений и уважения по отношению к альтернативной позиции, то я должен благодарить за это ректора моего института, а также Бориса Ельцина. О механизмах современной демократии мне рассказал член Конгресса США и бывший узник нацистского концентрационного лагеря Том Лантос (Tom Lantos). Современные рыночные механизмы я изучил, сотрудничая с западными фирмами, а также контактируя с иностранными сотрудниками моей фирмы.

- Что стало причиной вашей оппозиции Путину?

- Я начал отвергать политику Путина в тот момент, когда было уничтожено НТВ – ведущий независимый телевизионный канал. Я не могу принять его методов борьбы против оппозиции. Он начал восстанавливать авторитарный режим и ведет страну к государственному капитализму, точнее говоря, к бюрократическому капитализму, основанному на «кормлении», то есть на системе коррупции и патернализме. Это не имеет ничего общего с тем, за что я боролся с 1990 года.

- Русский писатель Варлам Шаламов, отсидевший 18 лет в ГУЛАГе и вышедший оттуда живым, писал: «Лагерь – это отрицательная школа для всех с первого до последнего дня. Там есть многое того, о чем человек не должен знать, что он не должен видеть, а если увидел, то лучше ему умереть». Вы также провели несколько лет в одной из сибирских исправительных колоний. О чем вы думаете, когда вы читаете эти строки?

- Книги Варлама Шаламова помогли мне понять суть этой системы, у наследников которой я оказался в руках. Многое изменилось, но лагерные принципы – стремление к моральному уничтожению личности – остались.

- Члены вашей семьи были узниками ГУЛАГа?

- К счастью, никто из членов моей семьи не был арестован и не подвергался преследованиям. Вообще моя семья достаточно интересна. Мой дед принимал участие в гражданской войне, он был большевиком. В 1924 году его исключили из партии, так как они с моей бабушкой венчались в церкви. Бабушка родом из богатой аристократической семьи. Ее отец остался в России после революции. Но судьба его пощадила. Мои родители ненавидели советскую власть, но скрывали свои чувства. Я понял это тогда, когда моя мать очень резко отреагировала на мою работу в комсомоле.

- Что вы можете рассказать о своей жизни в исправительной колонии? Многие читали книги Солженицына и Шаламова, однако мало известно об условиях в нынешних российских лагерях.

- Колония – не лучшее место на Земле, но там намного лучше, чем в тюрьме, где я провел шесть из восьми лет. Для меня были созданы «особые условия». Начальник колонии еще в зале суда сказал о том, что он получил приказ «осложнить мне жизнь». Один из заключенных, который должен был за мной шпионить, однажды ночью набросился на меня с ножом.

- Вы писали о том, что в тюрьме вы много читаете. Что вы читаете? Помогают ли вам книги справиться с этой ситуацией. Как вам удается сохранить собственное достоинство?

- Помимо газет и журналов я читаю только художественную и специальную литературу. Я почти не читаю книг, посвященных уголовному праву, поскольку эта область столь абсурдна, что она не нуждается в серьезном следовании. Одновременно я пытаюсь писать статьи. Я занимаюсь вопросами государственного управления. Беллетристика меня отвлекает и позволяет мне совершить путешествие в мир, находящийся за пределами моей тюремной камеры. Сегодня я буду читать «Королеву Марго» или «Иствикские ведьмы» - иногда я читаю несколько книг параллельно. Для работы на моем столе лежат труды Тойнби, а также сборник по политической психологии. Что касается достоинства, то его не трудно сохранить. Сегодня в тюрьме уже не приходится голодать или мерзнуть. Меня задевает только хамство в день рождения или накануне праздников. Молодые люди намного тяжелее переносят жизнь в тюрьме. У многих отсутствует самодисциплина, и у них немного того, о чем они могут вспомнить или поразмышлять. Более взрослые заключенные легче переносят эти сложности. Вот только мысли о семье не выходят из головы.