Новые правые

С 2008 года, почти как в тридцатые годы, Европу охватил глубокий экономический кризис, который поставил под вопрос само существование Европейского Союза. Как и тогда, западные демократические системы подверглись антиполитическим нападкам, которые обращены как против еврокасты власти в Брюсселе, которая справедливо рассматривается как далекое и гнетущее образование, так и против традиционных партий различных европейских наций: либерал-консерваторов и социал-демократов. Недооценка целой серии тем, которые народные массы считают первостепенными (от иммиграции  до безопасности) со стороны политического истеблишмента, академической, интеллектуальной и журналистской элиты благоприятствовало восхождению «новых людей», способных разговаривать с народом на его языке, ориентируя его идеологически и умело маневрируя им с помощью упрощенной, но целенаправленной риторики.

Мультикультурализм пришел к закату при полном равнодушии европейских правящих классов, неспособных реформировать процесс и добиться подлинной интеграции между различными религиями и культурами. Этот провал, не пролив ни слезинки, признали немецкий канцлер Ангела Меркель, английский консервативный премьер-министр Дэвид Кэмерон и французский президент Николя Саркози. Капиталистическая глобализация со своими спекулятивными проявлениями, ущерб от которой всегда оплачивают самые бедные и незащищенные слои населения, не была никак смягчена, что способствовало наступлению «экстремистов», которые объявляют себя паладинами старой системы социальной защиты, «украденной» иммигрантами у коренных жителей. Недостатки свободного рынка, которые привели к краху 2008 года, не подверглись процессу оздоровления, и Запад остается подверженным новым устрашающим кризисам капитализма с той разницей, что в следующий  раз, возможно, Центральный Европейский банк не сможет обеспечить спасение рушащихся экономических систем. Уличная война, разразившаяся в Афинах, когда Брюссель  предложил Греции очень суровые методы лечения, чтобы избежать дефолта, - это прямое следствие тяжелых мер по затягиванию поясов, которое потребовалось от народов Европы, в то время как центральная власть закрывает глаза на гигантские финансовые спекуляции, способные подорвать экономику целой страны.

Наконец, ненависть к исламу не была выдумана ксенофобами, но была  вызвана отказом новых пришельцев принять западные ценности, что воспрепятствовало их интеграции в общество и способствовало образованию анклавов, отделенных от городской сети, как это произошло в больших городах Северной Европы. Было бы глупо во имя светских идеалов обижаться на миллионы людей мусульманского вероисповедания, которые мирно живут, работают и молятся, пытаясь войти в нашу систему и принять наши правила. Но после террористических актов исламистов в Лондоне и Мадриде не все политические силы, и среди них левые, смогли осознать политическую опасность и поставить во главу угла вопросы безопасности, понимаемые в ключе защиты либеральной демократии от своих врагов. Те же, кто это сделал, часто путали симптомы и лечение, применяли слишком жесткие методы в ответ, ставя под удар частную жизнь и индивидуальную свободу в обмен на опасное «контролируемое общество».

Как и в тридцатые годы, экономический кризис, возложение ответственности за все социальные беды на социальное меньшинство населения, приход к власти лидеров-популистов, которые являются скорее своими собственными друзьями, чем друзьями народа, кажется, прокладывают дорогу новым «демократическим диктатурам», которые используют либеральные механизмы, чтобы навязать свою политическую власть (выборы, парламентаризм, президенциализм и так далее). Возникновение в широком масштабе исламского терроризма в Европе, так же как и второй тяжелый экономический кризис могли бы вызвать эскалацию насилия, расизм , социальные восстания вплоть до возрождения икон и политических организаций, которым история вынесла суровый приговор, но которые всегда готовы вернуться на сцену уже в виде фарса. Развал Европейского Союза привел бы к ускорению этого процесса.

В действительности нарисованный нами сценарий вполне правдоподобен, но слишком пессимистичен. Современные европейские демократии нельзя ставить на одну доску с Веймарской республикой. Современный либерализм со всеми его слабостями и противоречиями обладает серией антител, способных защитить от старых хронических  болезней нашего континента. В двадцатые годы Европа вышла из конфликта, который привел к гибели десяти миллионов человек. Нищета, реваншизм, организованное насилие военизированной милиции стали поддержкой для новых тиранов. В сравнении с этим сегодняшняя  венгерская «Мадьярская гвардия» и «Зеленые рубашки» Лиги Севера скорее напоминают невинные фольклорные группы. Но есть и другой фактор, который нельзя недооценивать. Десятилетиями европейские крайние правые составляли оппозицию  «республиканскому фронту», представленному традиционными партиями, либеральными и социалистическими, которые сдерживали их каждый раз, как экстремисты угрожали демократии при голосовании. Образцово-показательный случай произошел во Франции,  когда Ширак был избран подавляющим большинством голосов, чтобы не допустить к власти «Наполеона» Национального фронта Жан-Мари Ле Пена. Таким образом, французские крайние правые надолго оказались в политическом загоне. У них было достаточно сторонников, но демократическая законность мешала им выдвинуться.

Когда к руководству партией пришла Марин, дочь патриарха, опасность Фронта постепенно уменьшилась. Хотя она и заявила, что мусульмане, молящиеся на площади Республики, представляют собой форму оккупации, напоминающую нацистскую, Марин Ле Пен смогла изобрести более мягкую стратегию, ядром которой является протест против иммиграции и разыгрываются ключевые битвы за социальные льготы для французов и возвращение к экономическому протекционизму. Если, с одной стороны, эта позиция вынудила президента Саркози бежать вдогонку за Национальным фронтом по теме иммиграции (недавняя полемика с Италией по поводу Шенгенского договора), то с другой строны, он вновь начал дискуссию о полезности «республиканского фронта», принимая во внимание, что различия между ним и «Союзом за народное движение» (UMP) постепенно стираются, и при полном бездействии левых «неофашизм» кажется пугалом, как будто бы история читается через старые очки прежних времен без сопоставления со сложным миром сегодняшних новых правых сил.

С этой точки зрения другой хрестоматийный случай представляет собой именно Италия. Лига Севера образовалась в качестве движения с сепаратистскими и подрывными тенденциями, способная добиться согласия со стороны как крайне правых, так и левых политических деятелей, то есть всех разочаровавшихся  и обращенных  итальянской политики семидесятых годов. До сих пор Лига сохраняет  некоторые черты этого политического экстремизма, хорошо различимые в фигуре Марио Боргезио, депутата Европарламента, изобретателя «Зеленых добровольцев». Боргезио, заявивший, что он был членом движения «Молодая Европа», основанного Жаном Тириаром (оно восходит к идеологии «третьей позиции» и революционному национализму последователей Отто Штрассера) был переизбран в Европарламент в 2009 году приблизительно 50.000 голосов. Но размышляя над фактом, заметим, что этот жесткий представитель Лиги Севера попал в Брюссель по закону возмездия, в то время как в Италии Лига Севера становится все более «ответственной» и «правительственной», приобретая как и французский Национальный фронт менее резкие черты и выражения, ее деятели становятся более презентабельными (вспомним о Лука Зайя, действующем правителе региона Венето). Премьер-министр Сильвио Берлускони начал этот процесс реабилитации партии «Лига Севера», позволив правым и даже крайне правым (от Фини до Стораче) участвовать в демократических играх после темных лет несогласия и остракизма Первой Республики.

Если описанная нами тенденция продолжится, то есть либеральные и консервативные европейские партии смогут адсорбировать экстремистские проявления ультранационалистических и христианских партий, не став их жертвой, но используя некоторые лозунги, стоящие на повестке дня, в более мягкой и совместимой с демократией манере, развитие событий будет продолжаться в том же направлении, в котором оно шло до сих пор: Союз, состоящий из стран, которые идут своим путем, но сплачиваются перед ударами экономического кризиса; общее отсутствие идеалов и релятивизм, которые препятствуют сведению счетов с ценностями и происхождением нашей цивилизации; ассимиляция, наполовину вынужденная, наполовину из-за страха иммигрантских сообществ, прибывших для жизни на старом континенте. Нужно признать, что это не очень заманчивая перспектива. Sic stantibus, отстраненность и безразличие людей по отношению к политическим кругам и традиционным политическим партиям остаются неизменными, что подталкивает правоцентристские силы на высказывания, более подходящие для правых, а левоцентристких представителей занять более левые позиции. Этот феномен мы можем наблюдать в действиях правительств самых больших европейских стран. Старая идеологическая  приверженность не выброшена на чердак, а история, в отличие от того, что думали до недавнего времени,  не закончилась. Конечно, устойчивость и развитие демократической и либеральной цивилизации на Западе продолжает подвергаться риску,  как это всегда было, но все же не в такой степени, чтобы рухнуть, как это произошло в первой половине двадцатого века.