Путь Европы в Москву лежит через Киев

Недавние политические события в трех восточнославянских государствах, в первую очередь разного рода репрессии оппозиционеров в Москве, Минске и Киеве, оказали отрезвляющее воздействие на Европу. Они еще раз проиллюстрировали, что восточная политика ЕС, и не в последнюю очередь Германии, за последние два десятилетия была провальной в ряде отношений. Несмотря на значительные успехи западной политической элиты в построении личных отношений с московским руководством, Россия – как ключевое северо-евроазиатское государство – стала проповедником антидемократических тенденций на постсоветском пространстве. После завершения процесса консолидации авторитарного режима внутри страны, Кремль на данный момент занимается насаждением путинской модели у своих ближайших соседей. Это выражается как в поощрении или стимулировании сходных посткоммунистических режимов, так и в разнообразных попытках прийти к частичному соглашению с Западом.

Нельзя не признать, что многочисленные контакты между Западом и Россией с 1991 года привели к целому ряду взаимовыгодных соглашений о разоружении, культурном обмене, инвестициях и торговле. И некоторые из них, как, например, СНВ-3, имеют исключительную важность. Но большинство этих договоров были бы заключены и в том случае, если бы Брюссель, Вашингтон и Берлин менее тесно сотрудничали с Кремлем. Пропасть, разделяющая демократический Запад и авторитарную Россию, не была преодолена этими договорённостями. Государственная верхушка РФ продолжает вариться в собственном соку.

Несмотря на это, политический дискурс московской элиты и российская внутренняя политика в целом не оперируют в полной международной изоляции. Лидеры и население России наиболее интенсивно взаимодействуют с гражданами бывших советских республик. Особенно это касается двух других восточнославянских стран – Украины и Беларуси. Это обстоятельство предоставляет специфическую возможность Западу, не в последнюю очередь Германии, переориентировать свою политику относительно Восточной Европы в целом и по отношению к Украине в частности.

В Белоруссии и России уже на протяжении нескольких лет господствуют более или менее автократические режимы. Чтобы вернуться к демократическим началам ранних 90-х им придется проделать долгий путь. В пост-оранжевой Украине дела обстоят несколько иначе. Правда, и в Киеве сейчас наблюдаются авторитарные тенденции, напоминающие политические регрессии в Белоруссии с 1994-го года и в России с 1999-го гг. Однако попытки централизации власти, предпринимаемые новым Президентом Украины Виктором Януковичем, наталкиваются на жесткое сопротивление со стороны как гражданского общества, так и политической оппозиции. Телевизионные каналы стараются защищать независимость транслируемых ими новостей и политических дискуссий. Ректоры университетов явно или опосредованно выступают против нового министра образования Дмитрия Табачника. Множество различных общественных групп – от националистических партий, правозащитных организаций, бизнес-ассоциаций, журналистских профсоюзов до феминистских активисток - еженедельно открыто заявляют о своем несогласии с политикой Януковича.

Более того, новое руководство Украины, несмотря на свою относительно пророссийскую ориентацию, все еще заметно отличается от российской и белорусской политических элит в своих внешнеполитических предпочтениях. Новые власть предержащие Киева, правда, уже не ставят своей целью членство в НАТО. Но они – следуя своим «оранжевым» предшественникам – неустанно подчеркивают, что стремятся к полноправному членству Украины в Европейском Союзе. Эти и некоторые другие особенности все еще существенно отличают сегодняшнюю Украину от ее северо-восточных соседей. И эта специфика Украины не может не иметь значения и для внешней политики ЕС и его членов-государств.

Украина играет роль как самого важного «братского народа», так и самого большого имперского искушения для постсоветской России. Будущее самовосприятие России как национального государства или же как новой империи в первую очередь будет зависеть от судьбы Украины. Если Киев вернется в орбиту Москвы, последняя снова сможет рассматривать себя как сердцевину огромной территории и в той или иной степени контролировать бόльшую часть северного евро-азиатского континента. С другой стороны, если Украина не только риторически, но и реально устремится в сторону западного сообщества государств, Кремлю, хотя Россия и останется крупнейшеим государством мира, придется, наконец, покончить со своим увлечением «собирания земель» и встать лицом к лицу с огромным количеством внутренних экономических, социальных и политических проблем РФ.

Эта констелляция дает Западу важный политический шанс для модификации будущих трехсторонних отношений между ЕС, Украиной и Россией. Консолидация Украины как независимого государства не только будет иметь последствия для самооценки России и тем самым для отношений Москвы с внешним миром. Политическое развитие Украины отразится также и на внутреннем российском дискурсе. По причине тесных взаимоотношений и множества контактов между украинцами и россиянами, успешная повторная демократизация и устойчивая интеграция Киева в международное сообщество демократических государств будет играть немаловажную роль и за пределами Украины. Такое развитие имело бы большее влияние на Россию, нежели различные модели, советы и требования, выдвинутые Западом Кремлю за последние 20 лет.

Если бы украинцы смогли продемонстрировать, что крупное восточнославянское государство и (в большинстве) православная постсоветская нация в состоянии построить и поддерживать настоящую, а не «суверенную» демократию – это имело бы общеевропейское значение и создало бы более веский аргумент для нового витка российской демократизации, нежели многочисленные подобные призывы ЕС или США к России в прошлом. Ссылки на украинскую модель стали бы аргументом, который российское правительство не сможет так легко откинуть, как сейчас оно отвергает либерально-демократическую парадигму, объявив ее происками западного мессианизма или даже частью диверсионной стратегии ЦРУ.

Новый фокус западной, и не в последнюю очередь немецкой внешней политики, конечно, не должен означать разрыв с Россией. Успешные переговоры СНВ-3 проиллюстрировали, что можно достичь значительного прогресса по важным вопросам российско-западных отношений и с авторитарной Россией. В любом случае Россия, ввиду своего территориального размера и своей геополитической важности, останется в центре внимания западной дипломатии. Но основной фокус восточноевропейской политики Вашингтона, Брюсселя и Берлина необходимо перенаправить. Российские вопросы не должны и далее отнимать львиную долю внимания западных политических деятелей и аналитиков, занимающихся постсоветской Европой. Это было бы, принимая во внимание продолжающиеся идиосинкразии политического дискурса и государственного управления в России, пустой тратой времени и энергии.

Взамен этого ЕС - и Германия, в частности - должны в большей степени сконцентрироваться в своей внешней политике на стране также важной геополитически, но все еще открытой западным рекомендациям и по-прежнему выражено проевропейской, т.е. на Украине. Рано или поздно повышенное внимание со стороны ЕС к экономическому потенциалу, внешним и внутренним делам Украины несомненно приведет к изменениям в самой большой по своей территории исключительно европейской страны. И, несомненно, что прогресс в политическом развитии и евроинтеграции Украины, в свою очередь, будет иметь последствия и для российской внутренней политики. Возможно, европейская интеграция Украины тем самым приведет и к позитивным изменениям в отношениях между Россией с одной стороны и Брюсселем, Вашингтоном и Берлином с другой.

Несмотря на политические регрессии последнего года в Украине, все еще существуют важные предпосылки для ее возврата к европеизации. Чего не хватало в прошлом и не хватает до сих пор, это целевой поддержки со стороны Запада еще неокрепших ростков зарождающейся демократии в украинском обществе, а также либеральных тенденций в политической и интеллектуальной элитах Украины. Главной причиной такого упущения является в целом низкий интерес западных политиков как национального, так и европейского уровня к Украине. Их интеракции с украинским правительством и гражданским обществом зачастую бессистемны, а иногда ограничиваются лишь дипломатическими любезностями. Все это – результат периферического статуса Украины в восточноевропейской политике ЕС и ее государств-членов, а также в мышлении их политических и интеллектуальных лидеров. В политике ЕС все еще преобладает точка зрения, что переговоры именно с Москвой и инициативы, в первую очередь, в отношении России являются ключевыми или даже единственно важными для создания устойчивой системы безопасности на постсоветском пространстве. С такой подноготной Киев занимает в лучшем случае второстепенное место в процессе установления стабильной общеевропейской политической архитектуры. В наихудшем случае Украина рассматривается всего лишь как объект или даже «белое пятно» в новой институциональной конфигурации европейского континента в 21 веке.

На самом же деле Украина имеет решающее значение для будущего Европы. Ее судьба определит не только, станет ли реальностью «общеевропейский дом», однажды предложенный Михаилом Горбачевым. ЕС не удастся удовлетворить свои элементарные потребности в устойчивой безопасности и доверительном сотрудничестве на евро-азиатском пространстве, не взяв Украину под свое крыло. Новая демократизация Украины даст возможность продемонстрировать российской элите и обществу модель развития своей страны. Если эта стратегия будет успешной, это сможет заложить фундамент и для длительного партнерства а, возможно, даже «ценностного содружества» России и ЕС в 21 веке.