Про что это?

Первый раз я услышал его по телевидению. В прямой трансляции съезд народных депутатов СССР обсуждал разгон милицией митинга демократической оппозиции. Тогда это все было впервые - и митинг, и жесткие действия правоохранителей, и такая прямая трансляция. С трибуны седой старичок сбивчиво пытался что-то объяснить залу:

- Мне вчера позвонила девочка… Она плакала…

Зал  смеялся. Какая девочка? Чего она плакала? Про что он говорит?

И я пожимал плечами у экрана. Страна ждет великих перемен, а здесь про какие-то девичьи слезы. Разве это сейчас важно? Договорить Сахарову не дали. Он уходил с трибуны, продолжая  шевелить губами - то ли все еще пытался объясниться с людьми в кремлевском дворце, то ли продолжал диалог с позвонившей девочкой…
 
14 декабря  1989 года в одном из кремлевских залов собралась межрегиональная депутатская группа во главе с Борисом Ельциным и Андреем Сахаровым.  Я занял место прямо перед Андреем Дмитриевичем, и теперь  мог вблизи разглядеть всемирную знаменитость. Изобретателя советской ядерной бомбы и главного диссидента СССР.

Он выглядел совсем старым: потухшие глаза, тонкая шея, белая потертая рубашка с галстуком невпопад. Воротничок неряшливо выбивался из-под пиджака. Сахаров дремал, поддерживая падающую голову плечом. 

Я передумал снимать интервью с легендарным правозащитником. О чем? Зачем? Засыпающий на ходу старик… Грядет  время других лидеров, а этот все давно сказал. «Мне вчера позвонила девочка… Она плакала». О чем он?

А утром разбудил телефонный звонок из редакции.

- Слушай, тут «Свобода» передала, что Сахаров умер.

- Чушь какая-то. Я его вчера вечером снимал.

- Ну, говорят.

- Ладно, проверю.

Бернар Гетта из французской «Монд» подтвердил слухи:

- Похоже, это правда. Я звонил Сахарову домой, и какой-то человек сказал, что Андрей Дмитриевич умер сегодня ночью. Знаешь, я, наверное, плохой журналист и не смог сказать: позовите Елену Боннэр, пусть подтвердит. Но , думаю, все так и есть, потому что такими вещами не шутят.

На съезде сообщение  о смерти депутата Сахарова прозвучало в абсолютной тишине - ни вскрика, ни вздоха. У них даже какое-то облегчение почувствовалось: теперь, дескать, поспокойнее будет, не придется выслушивать лепет старика. «Мне вчера позвонила девочка, она плакала».

В день похорон плакала вся Москва. Гражданская панихида проходила в Лужниках, где в конце восьмидесятых собирались многотысячные митинги демократической оппозиции. Здесь и прощались с Сахаровым сотни тысяч незнакомых ему людей. Рукописные плакаты «Простите нас, Андрей Дмитриевич». А еще - свечи. Зимняя московская слякоть под ногами, пронизывающий  холодный ветер и сиротливые огоньки свечей. 

Предложения объявить в стране траур или хотя бы приостановить на день работу съезда не прошли. Сделали перерыв, в который несколько автобусов с депутатами прибыли в Лужники. Их повели с заднего хода, через калитку в металлическом ограждении. Та была узенькой, а милиционер пропускал строго по депутатским удостоверениям. Выстроилась очередь, которая вызвала насмешки.

- Смотрите, депутатов даже на похороны со служебного входа пропускают!

Те смущались, стыдились, опускали головы, но покорно доставали свои «корочки», протискиваясь сквозь  воротца.

Траурный митинг продолжался долго, до темноты.  Депутаты его окончания не дождались. Они вернулись в Кремль голосовать за программу правительства, что может быть важнее? «Мне позвонила девочка»? О чем вы?

… Мне понадобилось столько лет, чтобы понять: это же про совесть. «Мне позвонила девочка… Она плакала…»  Это  про то, что нельзя нашим детям плакать от обиды на власть. Вы считаете, есть что-то важнее?