Экономический базис явно начинает терроризировать надстройку. Арифметика тут простая: за январь-февраль текущего года зарплатоемкость ВВП (отношение суммы выплаченной в стране зарплаты к ВВП) составила 51.4%, увеличившись за год на 11.9 п.п. Такого уровня социальной щедрости без последствий ни одна экономика мира не выдержит. Для сравнения в России в условиях сверхблагоприятной внешней конъюнктуры данный показатель в 2010 г. составил 39.5%, в Норвегии – 37.5%, в Италии – 30.9%.
В этой связи логично было бы рассмотреть вероятность пополнения рядов вечно недовольного властью «меньшинства» за счет неофитов из пролукашенковского «большинства». Но возможен ли в принципе обмен электоральными ресурсами между двумя частями расколотого белорусского общества, а если возможен, то каков механизм обмена? Для успешного поиска ответов на поставленные вопросы необходимо понимание природы раскола.
В ходе социологических опросов раскол фиксируется как противостояние сторонников и противников Лукашенко. Однако данный факт своей очевидностью только мешает добраться до сути явления. Раскол – прямое следствие незавершенности процесса социокультурной модернизации белорусского общества. Наше «большинство» состоит из носителей догосударственных ценностей, воспринимающих государство как большую патриархальную семью, а его главу в качестве «батьки».
Раскол – главная характеристика белорусского общества, его визитная карточка в современном мире. Начало формирования раскола специалисты относят к временам Киевской Руси, когда он возник в виде противостояния между элитой, активно осваивающей ценности «большого государства», и населением, находящемся в плену вечевого (догосударственного) идеала. Иллюстрацией живучести догосударственной культуры может служить неспособность белорусов решать свои внутренние и внешние проблемы посредством диалога.
Для дальнейшего продвижения нам потребуется два культурологических понятия: медиация (от лат. mediana средняя) и инверсия (изменение нормального положения элементов, расположение их в обратном порядке).
Человек западной культуры столкнувшись с отличной точкой зрения, пусть даже противоположной, пытается прийти к компромиссу посредством медиации. Логика медиации предполагает поиск меры между крайностями. Медиация, по Леви-Строссу, есть некоторое третье – «нахождение среднего звена (медиация) между этими двумя антагонистическими членами противопоставлений». Конечный результат при этом не обязательно будет представлять механическую смесь из двух противоположных точек зрения. В процесс медиации возможен выход на качественно иной уровень. Так возникают новые смыслы, новые пласты культуры.
Инверсия в политике – это практически мгновенный переход от настоящей ситуации к идеальной. Классический пример инверсии – Февральская революция, когда «народ богоносец», веками служивший опорой монархии, дружно переметнулся в лагерь сторонников Временного правительства. В процессе инверсии вчерашнее добро легко превращается во зло и наоборот. Приведу пример инверсии, произошедшей в одной конкретной голове, и свидетелями которой все мы недавно были: «Наелись демократии. Тут крыть нечем, и я в том числе виноват, но и вы очень хотели подемократизироваться. Получили, увидели, давайте действовать и идти от жизни, от людей. То же самое рыночная экономика – наелись».
Инверсия подобна разрухе: она – не в клозетах, а в головах, поэтому не следует удивляться, что наша историческая динамика является заложницей инверсионного типа мышления «большинства». Инверсия – дитя манихейского мировоззрения, способного различать только черные и белые цвета. Для политика манихея тот, кто не разделяет его взглядов, является «отморозком». Нет, манихей не против оппозиции, он за оппозицию, но конструктивную, т.е. направляющую свои усилия на укрепления власти манихея.
Если от инверсии в одной конкретной голове перейти к инверсии как массовому явлению, то мы получим социальный процесс, протекающий а режиме взрыва народного негодования. Оно всегда реализуется под лозунгом «Долой!» и направлено против тех, кто разрушает привычные формы жизни.
Логика инверсии – логика крайностей, в качестве которых выступают вечевой (догосударственный) и авторитарный идеал. Колебания между двумя крайними идеалами и составляют суть национальной истории. Когда авторитарный лидер теряет свой сакральный статус в виду неспособности справедливо распределять ресурсы, общество возбуждается и на короткое время превращается в субъект политики. Частный случай подобного возбуждения в учебниках истории КПСС описан как «победное шествие советской власти». На деле же это был распад единого государства на локальные миры, жизнь в которых организовывалась по вечевому принципу (советы – это вече начала XX века).
Однако советы уже в силу своей догосударственной природы не способны наладить эффективное функционирование «большого общества». Даже их активный сторонник Ленин вынужден был признать, что из «живого творчества масс» кроме хаоса в управлении ничего не получилось, поэтому не следует удивляться, что «победное шествие советской власти» уже к концу 1918 г. завершилось военным коммунизмом. И дело тут не в патологической жажде власти отдельно взятой «группы товарищей», дело в том, что советы, как чисто вечевой институт, ответили на дискомфорт, вызванный хаосом, моментальной инверсией, т.е. согласием на авторитаризм. Отметим, что Ленин не видел, противоречия между вечевым (в форме советов) и авторитарным идеалом. Приведу соответствующую цитату: «Поэтому решительно никакого принципиального противоречия между советским (т.е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет».
Через 70 лет история повторилась. Распад советского авторитаризма через механизм инверсии завершился советизацией, но ни в одной из бывших советских республик Верховным Советам власть удержать не удалось. Их неспособность справедливо распределять ресурсы и ограничивать аппетиты спекулянтов и чиновников-коррупционеров (новых русских, новых белорусов и т.д.) очень скоро стала очевидна для общества. Отсюда очередная инверсия в сторону «сильного лидера». На ее волне и заняли президентские кресла борцы с коррупцией и привилегиями (Ельцин, Лукашенко и далее по списку).
С начала формирования государственности в рамках Киевской Руси, историки выделяют два полных инверсионных цикла, каждый из которых состоял из семи этапов.
Остановимся подробно на втором (по Александру Ахиезеру):
1 этап. Господство раннего соборного (вечевого) нравственного идеала - от переворота 1917 г. до середины 1918 г.
2 этап. Господство раннего умеренного авторитаризма — военный коммунизм.
3 этап. Господство раннего идеала всеобщего согласия - НЭП.
4 этап. Господство крайнего авторитаризма — правление Сталина.
5 этап. Господство позднего идеала всеобщего согласия - правление Хрущева.
6 этап. Господство позднего умеренного авторитаризма - этап застоя.
7 этап. Господство позднего соборного идеала, приобретшего форму соборно-либерального идеала – перестройка – от апреля 1985 г. до августа 1991 г.
Если первый полный цикл растянулся на тысячу лет, то второй уложился в 73 года. Сегодня мы находимся в эпицентре третьего инверсионного цикла. В силу сжатия исторического времени четко разделить его этапы не представляется возможным, но с большой долей вероятности можно утверждать, что мы находимся на этапе господства крайнего авторитаризма. Следует обратить внимание, что в предыдущем цикле он завершился господством позднего идеала всеобщего согласия. Такой переход, по всей видимости, не является случайным. В первом инверсионном цикле господство крайнего авторитаризма от конца царствования Алексея до Анны Иоановны (4 этап) также трансформировалось в господство позднего идеала всеобщего согласия от 1762 (вольность дворянства) по 1825 г. (восстание декабристов).
Экстраполяция прошлого в будущее с целью предсказания последнего – достаточно грубый инструмент в руках предсказателей, но за неимением гербовой бумага писать приходиться на обычной. О любом сценарии будущего можно говорить лишь с определенной долей вероятности. Развитие в рамках инверсионных циклов – особенность расколотого общества, сформировавшегося на бескрайних российских просторах не без влияния степи, современное же белорусское государство – типичный лимитроф, возникший на границе двух локальных цивилизаций (западноевропейской и российской). Сумеет ли его проевропейское «меньшинство» перехватить историческую инициативу у авторитарного «большинства» – вопрос открытый.
Что касается среднесрочной перспективы, то, на мой взгляд, наиболее вероятен ремейк господства позднего идеала всеобщего согласия. За первые три месяца после президентских выборов электоральный рейтинг Лукашенко снизился на 10 пунктов (декабрь 2010 г. – 53%, март 2011 г. – 43%)*. Есть все основания полагать, что к концу года он потеряет еще 10-15 пунктов, и далее процесс падения продолжится. Внешние источники ресурсов для покупки лояльности «большинства» не просматривается, внутренние же были исчерпаны еще к началу нулевых годов.
Инверсия, как отмечалась выше, порождается неспособностью власти поддерживать привычный образ жизни. В качестве базового элемента этого образа для белорусов за последние 17 лет выступал рост благосостояния. С начала текущего года рост сменился падением. Низкий рейтинг и сакральный статус первого лица государства – вещи несовместимые. Низкий рейтинг превращает «всенародноизбранного» в обыкновенного чиновника, а чиновников белорусы всегда недолюбливали, и это мягко сказано.
Но вопрос смены власти у нас решается не на улице. Лишенный сакрального статуса глава государства в первую очередь перестанет устраивать политическую элиту. Следует отметить, что и, обладая статусом, он многих ее представителей не устраивал. Что бы там не говорили, а «батька» не допустил в стране «прихватизации» и социального расслоения (поэтому так завидуют рядовые россияне рядовым белорусам).
Предстоящая инверсия (массовое разочарование не просто в конкретном авторитарном лидере, а в авторитарном стиле правления) смикширует на времяраскол в белорусском обществе, поэтому наибольший шанс прийти к власти, скорее всего, окажется у тех представителей политической элиты, кто выступит под лозунгом социального примирения (см. 5 этап).
Но все это в среднесрочной перспективе. Что касается перспективы ближайшей, то мы, вероятно, станем свидетелями процесса закручивания гаек. Но у любой резьбы есть предел: слишком жесткий режим не справится с нарастанием социального напряжения и последующими дисфункциями управления. Ярким примером управленческой дисфункции являются нарастающие подобно снежному кому проблемы с конвертацией валюты.