Грузинский парламент официально признал геноцид черкесского народа в Российской империи, а председатель парламентского комитета по обороне и безопасности Гиви Таргамадзе предложил продолжить процесс и поставить вопрос о геноциде других северокавказских народов. Политический смысл и цель действий Тбилиси понятны. Однако возникает сомнение, насколько четко грузинское руководство оценивает масштаб рисков.
Со времени «пятидневной войны» отношения между Россией и Грузией прерваны, но ситуация вполне стабильна. Как неофициально признают даже европейские наблюдатели, ввод российских войск в Южную Осетию и Абхазию укрепил безопасность на месте – провокации в пограничных зонах прекратились. Установившийся статус-кво де-факто признан всеми, хотя о признании де-юре речь не идет и не пойдет еще очень долго.
Расчеты российской стороны на быстрое крушение власти Михаила Саакашвили не оправдались. В определенном смысле проигрыш войны пошел ему на пользу – западные патроны не могли не поддержать Грузию политически и, что важнее, материально, хотя отношение персонально к ее президенту заметно охладилось. Впрочем, период относительной изоляции Саакашвили тоже преодолел – уже в 2010 году контакты восстановились в полном объеме.
Правда, перед Тбилиси возникла другая проблема – общее падение интереса к грузинской теме. Иерархия приоритетов США и Европы значительно изменилась – отчасти из-за событий в других регионах мира, отчасти из-за внутренних проблем. Между тем, главный внешнеполитический и экономический актив Грузии – внимание Запада, и борьба за него – совершенно рациональный выбор грузинского руководства. При этом объективно есть только один способ привлечь такое внимание – провоцировать конфликт с Москвой.
В распоряжении Тбилиси есть пока единственный инструмент воздействия на Россию – стремление Москвы вступить в ВТО. Это дает Грузии некоторые возможности для торга, но не по принципиальным вопросам, потому что российский коридор узок – Москва не пойдет на то, что способно поставить под сомнение решение о признании двух новых государств. Если Тбилиси упрется – вероятнее Россия просто откажется от вступления, чем пойдет на какие-то смысловые уступки. С точки зрения привлечения внимания Запада – неуступчивая позиция по ВТО ничего не дает. Здесь как раз США и Евросоюз рекомендуют Грузии не упрямиться, поскольку присоединение России к торговой организации им тоже выгодно.
В период после распада СССР тема геноцида превратилась в популярный политический инструмент. Однако до сих пор движущей силой признания актов уничтожения по этническому принципу являлись представители самого пострадавшего народа: армяне, украинцы в случае с голодомором, поляки в связи с Катынью, осетины после атаки на Цхинвали, грузины по поводу Абхазии (я не оцениваю правомерность претензий, а просто указываю на их наличие). На сей раз инициатива явно исходит от третьей стороны – Грузии, хотя идеи такого рода имели и имеют хождение среди черкесской диаспоры. (Кстати, отдельный вопрос заключается в том, что российская власть отмахивалась от этой проблемы, то ли не понимая, то ли делая вид, что не понимает важности работы с ней.)
Северный Кавказ – наиболее взрывоопасная территория Российской Федерации и самое больное место для Москвы. И тбилисское руководство, выбирая направление удара, безусловно, это учитывало. Тем более что тема любого геноцида в силу особенностей современной информационной среды и распространения гуманитарной идеологии с неизбежностью вызывает международный резонанс и соответственно способствует привлечению внимания. А учитывая, что речь идет о территориях, непосредственно прилегающих к месту проведения грядущих Олимпийских игр, тем более – методология использования такого рода конфликтов уже была протестирована в Тибете накануне пекинской Олимпиады.
Впрочем, берясь за такую деликатную тему, Тбилиси, как представляется, не вполне отдает себе отчет в том, какого рода бумеранг может прилетать обратно. Во-первых, дестабилизация Северного Кавказа, возможно, доставит удовлетворение грузинским политикам, но сама Грузия от происходящего вдоль границ не изолирована. Война в Чечне создавала немало проблем соседней стране, которая к тому же в то время была вообще не в состоянии что-то противопоставить перетеканию боевиков на свою территорию. Обострение какого-либо иного противостояние будет иметь тот же эффект, а учитывая, что с тех пор заметно осложнилась и запуталась вся международная обстановка, последствия трудно прогнозировать.
Во-вторых, Москва едва ли будет безучастно наблюдать за тем, как Тбилиси раскачивает обстановку на Северном Кавказе. Грузинские представители, с которыми доводилось обсуждать опасность такой политики, часто говорили на это: хуже уже не будет, Россия и так отобрала треть территории. Не факт, что это правда. Сама Грузия – страна не моноэтническая, наличие на ее территории, например, армянских и азербайджанских анклавов заставляют, как минимум, задуматься о возможных ответных мероприятиях. Конечно, не Россия играет там первую скрипку, но любое сложное общество – а межнациональные отношения в рамках нынешних границ Грузии хоть и не взрывоопасны, но и отнюдь не идеальны – подвержено влиянию извне.
Если исходить из того, что цель Тбилиси – привлекать внешнее внимание, возможно, ответные действия Москвы сыграют ему и на руку. По крайней мере тактически, дав повод апеллировать к покровительству западных стран. Но это снова крайне опасная игра с непредсказуемым результатом. Даже если предположить, что США (Европу на сегодняшний день можно не принимать в расчет в силу ее политического упадка) впредь будут демонстрировать большую готовность рисковать ради Грузии, чем три года назад, обострение может случиться в момент, когда Запад окажется занят чем-то совершенно иным. Тем более что развитие событий в мире обещает сюрпризы на любом повороте.