«Именно сейчас у нас происходит дезинтеграция на социальном уровне».
Так заявляет Мохаммед эль-Барадеи (Mohamed El-Baradei), бывший Глава Международного Агентства Атомной Энергии, возможный кандидат на пост президента Египта.
В самом деле, создается впечатление, что после революции Египет стоит на грани распада.
С самых первых дней жарких событий на Тахрирской площади салафиты убивают христиан. Церкви разрушены. Из тюрем совершаются массовые побеги бандитов. Мусульманское братство пыжится от самонадеянности.
Раздаются требования отдать под суд и казнить бывшего президента страны Хосни Мубарака (Hosni Mubarak).
«Народ не чувствует себя в безопасности, - говорит эль-Барадеи. – Люди покупают оружие». И, как пишут Энтони Шадид (Anthony Shadid) и Дэвид Киркпатрик (David Kirkpatrick) в New York Times, под вопросом стоит будущее не одного только Египта.
«За прошедшие недели обширный спектр поводов для разделения – религия в Египте, фундаментализм в Тунисе, секты в Сирии и Бахрейне, кланы в Ливии – угрожает новыми восстаниями, которые, как прежде казалось, обещают разрешить вопросы, терзавшие арабский мир со времен эпохи колониализма».
Смогут ли арабские мятежи справиться с «какофонией различий… разнообразием кланов, сект, национальностей и религий в арабском мире?».
Или мы станем свидетелями развала таких наций, как ливийская, сирийская, иракская и йеменская, как это уже произошло в Эфиопии и Судане – а также с африканскими, латиноамериканскими, азиатскими и европейскими нациями?
После окончания холодной войны в 1991-м году создавалось впечатление, что мир движется к единству. После холодной войны мы присутствовали при расширении Европейского Союза, организаций НАФТА (Североамериканская ассоциация стран свободной торговли) и GATT (Генеральное соглашение по тарифам и торговле); тогда же была образована Всемирная Торговая Организация; заключен Римский договор о судебном преследовании за совершение военных преступлений; подписан Киотский протокол; большая «семерка» превратилась в большую «восьмерку», а затем и в «группу двадцати».
Создавалось впечатление, что нации объединяются для решения глобальных проблем.
Сегодня же кажется, что во всех уголках земли нации разваливаются.
Что же несет нам будущее - углубление глобальной интеграции, или продолжение процессов дезинтеграции, которые мы наблюдали на примере крушения и распада Чехословакии, Советского Союза и Югославии на двадцать четыре нации, разделившиеся по признаку этнической принадлежности, культуры и веры?
Что может предложить миру Америка, так это демократический плюрализм.
В отличие от отцов-основателей и всех поколений до 1960 года, которые жаждали, чтобы мы оставались европейцами и христианами, сегодня мы заявляем миру, что нынешним американским идеалом является разнообразие – религиозное, расовое, этническое, культурное, - чем больше, тем лучше.
В 1960 году, 97% американцев говорили на английском языке. Сегодня мы гордимся тем, что американцы говорят на сотнях языков.
Китай, быстро развивающаяся держава-соперник, боится разнообразия, поскольку оно предвещает неизбежное разделение. Поэтому в Китае религиозные и этнические меньшинства подавляются: христиане и «Фалун Гун», уйгуры, тибетцы и монголы. Китай предлагает миру иное лицо - лицо этно-национального государства китайцев-хань. Как Корея, Япония и другие азиатские нации, Китай закрыт для иммигрантов.
Если взглянуть на Ближний Восток сегодня, спустя месяцы после «арабской весны», начавшейся с Туниса, мы увидим, как ливийские племена помогают Муаммару Каддафи в его борьбе против бенгазийцев, увидим мусульман, нападающих на христиан в Египте.
В Сирии шиитское меньшинство (шиат-Али), к которому принадлежит и президент Башар Асад (Bashar Assad), с ужасом говорит о захвате власти суннитами, лозунг которых звучит так: «христиан в Бейрут, а шиат-Али – в гробы».
В Королевстве Бахрейн правящая династия принадлежит к суннитской традиции, а большинство населения – шииты, и разделение происходит по этой линии. В Ираке живут арабы, курды и туркмены, шиитское большинство противостоит суннитскому меньшинству, мусульмане - христианам.
Половину Ирана населяют персы, другую половины – арабы, курды, азербайджанцы и белуджи. В Афганистане пуштунское большинство в центре и на юге страны исторически преобладает над узбеками, таджиками и хазарейцами.
Велика ли вероятность, что арабские нации, расколотые восстанием и революцией, превратятся в демократические страны, - или же они распадутся по религиозным, этническим и племенным признакам?
И в самом деле, где мы видим образец демократии для Ближнего Востока?
Его просто не существует. Наиболее близко к нему подходит Ливан, но Ливан уже несколько десятков лет движется к распаду. Есть еще Турция, этно-национальное государство, где курдское меньшинство подвергается угнетению, и которое ныне стоит на пути превращения в исламское государство.
Что касается американо-британской веры в разнообразие и демократию как модель мирового устройства, которую проповедовал в Лондоне президент Обама, наша собственная демократия показала свою неспособность сохранять сбалансированный бюджет, выигрывать войны и защищать свои собственные границы. Наша политика губительна, а трайбализм не исчезает, а лишь усиливается. И не автократическому Китаю, но демократическому Западу приходится иметь дело с девальвациями и дефолтами.
Более того, как говорится в статье «Великое демократическая катастрофа» в New Republic «нормой сегодня стали демократические катастрофы, а не демократические революции». В недавно опубликовано годовом обзоре организации Freedom House отмечается, что «показатели глобальной свободы уже пятый год подряд быстро снижаются – это самое длительное постоянное снижение за почти сорок лет».
Почему так происходит?
В XXI столетии воззвания к Богу, права крови и территории представляются более притягательными, чем идеологии XIX и XX веков: марксизм, социализм и демократия. Люди, похоже, не стремятся к равенству культур, вероисповеданий и племен; их привлекает раздельное существование в пределах наций, которые живут сами по себе, для самих себя и своими собственными силами.