С тех пор, как в 1989 году рухнула Берлинская стена, в Израиль из бывшего Советского Союза эмигрировали около миллиона евреев. Их приезд увеличил население страны на 25% и привел к возникновению в ней самой высокой концентрации российских евреев в мире. Они оставили свой след практически во всех областях жизни, но как группа по-прежнему во многом остаются загадкой.
Научное изучение этой великой волны российской иммиграции все еще находится на ранних стадиях, поэтому следует особо приветствовать тот факт, что последний выпуск журнала Israel Affairs был посвящен именно этой теме. Разумеется, это не первая подборка исследований по ней, однако она позволяет нам значительно лучше понять это масштабное и сложное переселение – а заодно и многое о самом израильском обществе.
Некогда, новые иммигранты, прибывающие в еврейское государство, «абсорбировались» гомогенным обществом. Сейчас общество стало намного более гетерогенным, и хотя «абсорбция» – то есть ассимиляция и смешение – по-прежнему фигурирует в официальной терминологии, в отношении российских евреев ее никак нельзя назвать господствующей идеей.
У российской иммиграции есть свои газеты, свои телеканалы, свои школы, а теперь появились и свои социальные сети. Это не означает, что ее представители живут в неких «русских» анклавах. Скорее, они создают особую социально-культурную среду, вполне приспособленную к миру, в котором стало сравнительно легко пересекать как национальные, так и языковые границы. Как отмечает в своей статье Марина Низник, «изрядная часть иммигрантской молодежи [из российской иммиграции] стала бикультурной или глобализированной вместо того, чтобы ассимилироваться и принять господствующую еврейскую культуру».
С другой стороны, непонятно, насколько сам Израиль хочет «абсорбировать» этих людей. Каждая новая волна иммиграции несла с собой новые проблемы. В данном случае речь идет об извечной израильской головной боли – вопросе о том, «кого считать евреем».
Собственно, благодаря российской иммиграции эта головная боль превратилась в навязчивую идею и всерьез помогла укрепиться политической власти Верховного раввината. У некоторых иммигрантов из России оба родителя - евреи, у некоторых – один, у некоторых – только дедушка или бабушка, у некоторых вообще нет еврейских предков, зато есть еврейские мужья или жены. По мнению автора одной из статей в журнале, у тех из иммигрантов, кто исповедует христианство, жизнь в Израиле парадоксальным образом укрепила религиозную идентичность.
Здесь мы переходим к тому, что, вероятно, является определяющим качеством российской иммиграции. Советский Союз насильно сводил национальные группы исключительно к этнической идентичности. Для евреев важной чертой этой идентичности была характерная ориентация на образования, восходящая к традиционной еврейской страсти к книжности, к восприятию себя как европейцев в советской империи (в отличие от славян) и к тяге к островкам научной объективности, не затрагиваемым идеологией и ее стражами - с чем и был связан их непропорционально высокий вклад в физику и математику.
В середине 1990-х годов иммиграция из России в Израиль в непропорциональной мере состояла из горожан с хорошим образованием.
Они и их дети принесли с собой интеллектуализм и соревновательный дух, не слишком хорошо вписывавшиеся в израильскую образовательную систему, которая скорее склонна культивировать социальный, а не интеллектуальный капитал. Этот запас западного образовательного капитала помог им противостоять факторам, непосредственно побуждающим к абсорбции, которые воздействовали на их предшественников, иммигрировавших из стран Ближнего Востока (и на их современников из Эфиопии).
Путь этим иммигрантам проложили советские диссиденты и отказники 1970-х и 1980-х годов. Однако многие - а, вероятно, даже большинство - новоприбывших напоминали, скорее не их, а так называемых «отщепенцев» - тех, кто во время, когда эмиграция была намного более ограниченной, предпочитали Израилю Северную Америку. Эти «отщепенцы» впервые продемонстрировали, что за «железным занавесом» живут не миллионы мечтающих о Сионе Натанов Щаранских и Ид Нудель, а миллионы мужчин и женщин, справедливо не доверяющих любым идеологиям, за десятилетия советской власти отошедших от еврейской традиции и истории и просто ищущих лучшей жизни и новых возможностей.
Эта неожиданная черта советского еврейства стала еще яснее, когда Америка стала значительно менее гостеприимной, и толпы постсоветских иммигрантов направились в Израиль.
Этим сюрпризы не ограничились. Советские еврейские диссиденты и отказники были в основном либо политическими активистами демократической направленности, выступавшими единым фронтом с нееврейскими диссидентами, такими как Андрей Сахаров, либо культурными активистами, фокусировавшимися на сохранении и передаче еврейских идей. Были среди них и религиозные активисты, такие как Иосиф Менделевич. Однако никто из них не мог подготовить еврейское общество к восприятию той смеси идей, которая характерна для позднейших иммигрантов и которую воплощает в себе действующий министр иностранных дел Израиля Авигдор Либерман.
Как пишет в Israel Affairs Зеев Ханин, ранние попытки создать центристскую «русскую» политическую партию «Исраэль ба-Алия» провалились, так как иммигранты склонялись либо влево, либо – значительно чаще – вправо. Сегодня три четверти израильских иммигрантов из России голосуют либо за «Ликуд», либо за либермановскую партию «Наш дом Израиль». Их правая ориентация связана с обоснованной подозрительностью по отношению к государственным институтам, зачастую подкрепляемой тем, что по приезде их направили жить в периферийные развивающиеся города. В результате они склонны искать сильных лидеров, что объясняет, почему многие из них проголосовали в 1999 году за Эхуда Барака, военные награды которого еще не потеряли свой блеск.
Юлия Лернер в своей, - возможно, самой интересной в журнале - статье отмечает, что Либерман – явно «постсоветская» фигура того типа, который очень распространен на пространстве бывшего СССР. Для него характерны, этнонационализм, авторитарные симпатии, предпочтение не идеологии, а «рационального управления национальным коллективом и его элементами, основанного на этнических и культурных иерархиях и сопровождающегося проведением различия между “цивилизованными” и ”нецивилизованными”, которое считается само собой разумеющимся». Кстати, если посмотреть в этом свете на пресловутое пренебрежение российских иммигрантов всем, что отдает востоком, оно окажется не расизмом, как таковым, а неким русским эквивалентом французской «цивилизаторской миссии». В сущности, по мнению Лернер, основу социокультурного самосознания иммигрантов составляет именно это прочное восприятие себя не как эмигрантов, но как носителей высокой цивилизации.
Разумеется, среди «русских израильтян» есть ученые и интеллектуалы, которые вносят значительные вклад в дело либеральной демократии, а также в область религии, теологии и мистики. Однако в целом их глубокая светскость в сочетании с их политическими взглядами стала серьезным испытанием для идеи Израиля как кузницы еврейской национальной идентичности. Наряду с общинами российских евреев в диаспоре, «русские израильтяне» скорее участвуют в процессе некоей транснационализации, который оказался на удивление сильным, и при этом не соответствует ни традиционным либеральным, ни еврейским парадигмам.
Впрочем, у самой еврейской культуры дела сейчас обстоят не лучшим образом. В 2008 году на иврите вышла интересная книга под названием «Диалог в центре путаницы» («Dialogue from the Heart of Confusion»). Она излагает длившиеся год дискуссии между учителями тель-авивской школы - «коренными израильтянами» и иммигрантами из России, - которые пытаются наперекор классическому сионизму сохранить иммигрантские культуры.
В ходе диалога стало ясно, что ознакомление коренных израильтян с российской культурой дало сильный положительный эффект. По мнению одного из авторов, это, возможно, произошло именно потому, что современные израильтяне почти так же отчуждены от традиции и истории, как их собратья из России.
Хорошо известно, что на иврите иммиграция в Землю Израильскую называется «алия», что буквально означает «подъем», «восхождение».
На фоне тоски, воображения, страсти и надежды, которые были тысячелетиями связаны с Землей Израильской, зачастую легко забыть, что иммиграция практически всегда на первых порах означает трудности и дезориентацию, за которыми следует долгий период приспособления и интеграции. Великая еврейская иммиграция из России напоминает – если об этом нужно напоминать, - насколько сложным и непредсказуемым бывает этот процесс.
Иегуда Мирский – член правления организации Yerushalmim, сотрудник Института по планированию политики еврейского народа (Jewish People Policy Institute), редактор Jewish Ideas Daily. В настоящий момент пишет биографию рава Кука.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
С тех пор, как в 1989 году рухнула Берлинская стена, в Израиль из бывшего Советского Союза эмигрировали около миллиона евреев. Их приезд увеличил население страны на 25% и привел к возникновению в ней самой высокой концентрации российских евреев в мире. Они оставили свой след практически во всех областях жизни, но как группа по-прежнему во многом остаются загадкой.
