Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Диагноз современного общества: космополитизм, равнодушие и постоянные перемены

© public domainземля вид из космоса
земля вид из космоса
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Вторая часть интервью с социологом Ульрихом Беком (Ulrich Beck) о глобальных рисках и о том, как не сойти с ума, читая утренние новости.

 

Вторая часть интервью с социологом Ульрихом Беком (Ulrich Beck) о глобальных рисках и о том, как не сойти с ума, читая утренние новости. 

 

«Последний год был забит таким количеством значимых событий, что я даже не могу представить, что история будет так быстро нестись и дальше», - говорит ведущий в мире социолог Ульрих Бек. Двадцать пять лет назад он точно описал характер мира, в котором мы живем сегодня. Этот мир полон глобальных рисков, которые имеют разрушительный потенциал, но при этом неизвестно, насколько они реальны. Более того, это риски, с которыми невозможно справиться в рамках национальных государств.

 

 Факты vs. Космополитические инсценировки

Respekt: На новостных порталах в этом году большой популярностью стал пользоваться новый жанр: он-лайн трансляции о событиях за рубежом. Люди следят за тем, что происходит в Каире или в Фукусиме, как за прямыми трансляциями спортивных соревнований. Вы следите за новостями таким образом?

 

Ульрих Бек: У меня дома нет телевизора, и лишь иногда я читаю новости в интернете. Но это интересное явление. На своем социологическом языке я бы назвал его «космополитической инсценировкой». Средства массовой информации передают не только сведения, но и важность события, которое вдруг попадает почти в каждую гостиную в мире. Когда в замедленном темпе в течение нескольких недель мы следим за революцией в Египте, войной в Ливии, аварией в Фукусиме, за новостями о бин Ладене, в нас в итоге усиливается чувство космополитизма.

 

- А как это чувство космополитизма проявляется в Вашем окружении?

 

- Ну, я наблюдаю это, например, у моей тещи. Ей уже тяжело ходить, она практически не выходит из квартиры. Но она почти никогда не говорит о себе, вместе мы всегда обсуждаем глобальные события. Она перепрыгивает от одной мировой темы к другой. Философ Гегель говорил, что национальное сознание возникает во время завтрака, когда жена варит кофе, а муж читает вслух газету, прежде всего, новости внутри границ национальных государств. Возможно, из-за событий этого года мы просто сильнее воспринимаем то, как постепенно формируется глобальное сознание, которое выходит за национальные рамки.

 

- Как Вы оцениваете это глобальное сознание? Каждый час мы можем наблюдать за тем, что происходит на площади в Каире. У нас быстро появляется ощущение, что мы тоже находимся там, но не знаем местного контекста и через две недели сразу же переключаемся к другому кризису – в Триполи, забывая о Каире…

 

- Да, это очень фрагментарное сознание. Прагматик Джон Дьюи (John Dewey) когда-то заметил одну интересную вещь. Он задался вопросом, как это возможно, что люди интересуются темами, которые шире общего этнического, национального и классового контекста. Он пришел к выводу, что все зависит от того, влияют ли как-то эти вопросы на повседневную жизнь людей и ранят ли они каким-то образом культурную нервную систему людей. Если - да, тогда люди пробуждаются от своей пассивности, начинают сопереживать, интересоваться вещами, которые в остальном лежат далеко за линией их горизонта. Далекое тогда становится близким и наоборот. Представление о том, что мы живем в мире, где можно четко разграничить внутреннюю и внешнюю политику, уже изжило себя.


- Но в этом году происходит столько важных событий, что за ними едва ли можно систематически следить: арабские революции, кризис евро, Фукусима, гуманитарное вмешательство… Не ведет ли это, наоборот, к перенасыщению и пассивности?

 

- Вы правы, все это принципиальные события, которые открывают миру новые возможности, и одна из них при этом подавляет другую. Поэтому как следствие возникает новая пассивность, равнодушие, потому что все эти события и всю информацию невозможно обработать. Но это не отменяет того, что я только что говорил о чувстве космополитизма, просто в случае такого количества информации сложно удержать внимание.

 

- В таком вихре событий в этом году Вы успеваете ориентироваться?

 

- Утренние газеты я читаю как новости из лаборатории мирового общества риска, то есть исходя из концепта, под которым я уже подписался. Я тоже всем этим поглощен и переполнен, я уже не способен систематически заниматься событиями. Максимально возможное – выбрать один пункт и систематически его отслеживать. 

 

- Вы можете поконкретнее объяснить, что Вы имеете в виду под «лабораторией мирового общества риска»?

 

- Наверное, сначала следует кратко объяснить мою теорию об обществе, в котором мы живем. Я утверждаю, что триумф модернизации имеет побочные действия, которые ставят под сомнение преобладавшие до сих пор видение и оценку современного мира. Это проявляется, например, в проблемах окружающей среды, вызванных небывалыми успехами современной науки и промышленности. Критическое мышление, критическая рефлексия, через которые эпоха модернизации нарушала традиционное общество, вдруг стали использоваться против завоеваний самой модернизации и против ее неожиданных последствий.

 

- Как это произошло?

 

- В Западной Европе вплоть до 60-х годов шла борьба между представителями модернизма и фашистами; коммунисты и западный мир в свою очередь спорили о правильной трактовке модернизации и способе ее осуществления. Противоположности потом как-то отшлифовались, и казалось, что можно радоваться, что найдена успешная модель общества – с компромиссом между классами, с действующим социальным государством, хорошими технологиями, высококлассной наукой, работающим мировым рынком. Только вдруг именно это успешное функционирование начало вызывать новые проблемы и поднимать новые, до сих пор неизвестные вопросы. Они не те, что в прошлом, когда угрожал голод, классовые конфликты, революция. Сегодня угрозы гораздо менее прямые.

 

- Как в рамках этой теории Вы трактуете, например, сообщения об арабских революциях в Северной Африке?

 

- Рефлексивная модернизация складывается из трех больших процессов. Во-первых, происходит индивидуализация общества. Традиционная идентичность (нация, класс, круг семьи, этнос) распадается, в центре мира оказывается индивид, который включен во всевозможные общественные сети. Во-вторых, это эпоха непредсказуемых глобальных рисков, о которых я уже говорил. И, в-третьих, это время космополитизма, опыта глобальной взаимосвязи, когда места, с которыми мы не хотим иметь ничего общего, становятся частью нашей жизни, наших личных расчетов.

 

В случае Северной Африки наши представления о стабильности авторитарного господства, которое может обеспечить спокойствие, оказались совершенно ошибочными. Таким же ошибочным было представление, что эти режимы могут свергнуть только исламистские фанатики. На самом деле до арабских стран дошла волна индивидуализации и космополитизма, а с ней никто не считался и долго ее не замечал. С одной стороны, таким образом, индивидуализация общества ведет к тому, что молодые люди не хотят участвовать в политических партиях, профсоюзах, церкви. Поэтому на них вешают ярлык пассивного, эгоистичного, неполитизированного поколения. Опыт Египта опять же вдруг показал, что это не верно, а наши исследования то же самое говорят и об европейской молодежи. Сегодня у молодых людей очень сильно развита мораль, и она не ограничивается границами национальных государств.  Они проявляют, можно сказать, эгоистичный альтруизм.


- Например? 

 

- Например, как раз те люди, которые хотят строить карьеру и посвящать себя своей профессии и которые, тем не менее, находят время и помогают, например, инвалидам или бездомным. Это не самопожертвование, а отчасти расчет, сочетание любопытства и помощи другим. Они также хотят узнать другой мир, узнать что-то новое о себе.

 

- Вы считаете, что смесь индивидуализированного общества и космополитизма вообще совместима с авторитарными режимами? Например, в Китае, где эти процессы происходят с молодыми людьми из больших городов…

 

- Я считаю, что нет, по крайней мере, это мой вывод после арабских революций. Но в случае Китая есть принципиальное отличие. У среднего класса в Китае благодаря экономическому росту пока в жизни есть масса возможностей, которые приводят к лояльности к режиму. Пока.

 

- Два года назад никто не мог представить, что может быть падение евро. Полгода назад никто не предполагал, что пройдут демократические арабские революции и что мы снова столкнемся с атомной аварией. Развитие событий, которое несколько месяцев назад мы бы посчитали невозможным, вдруг становится действительностью. Теперь такие потрясения будут нормой, или мы сейчас переживаем исторический год?

 

- Я не уверен. Последний год был настолько наполнен событиями, что я даже не могу себе представить, что история и дальше будет развиваться так быстро. Но к таким ситуациям надо привыкнуть, это один из диагнозов нашего времени. Эти принципиальные события, которые еще недавно нельзя было предсказать, показывают, что мы опять должны относиться уважительно к ходу истории. Представление, что мир развивается по некому пути, который мы способны предвидеть и автоматически его учитывать, оказалось неверным. Выяснилось, что существует множество альтернативных направлений развития.

 

Европейская социология постоянно склоняется к пессимизму. У нас постоянно что-то рушится и перекашивается, мы постоянно где-то видим окончание свободы. Но я считаю, что хоть в этой эпохе и есть множество угроз и рисков, у нее есть как минимум такое же количество шансов, возможностей для новых альтернатив. Мы видим это на примере Фукусимы, которая в Германии однозначно открыла альтернативу новой энергетической политике. Или в случае арабских революций, которые означают, что местные общества очень сильно открылись. При этом Европа постоянно видит только связанные с этим угрозы. Но мы должны быть внимательны, чтобы мы сами не помогли осуществлению этих пессимистических гипотез, например, не поддержав в достаточной степени арабский переход к демократии. Арабский мир теперь заслуживает нового плана Маршалла, помощи, которую после Второй мировой войны получила Западная Европа.


Ульрих Бек  – один из самых известных социологов за последние 25 лет. В своих книгах он изучает общественные изменения на стадии глобализации и модернизации западных обществ. В 1986 год Бек получил известность благодаря книге, в которой нынешнюю фазу современной истории  он описал как «общество риска». В следующих книгах он занимался глобальными рисками и вопросами ответственности, индивидуализации общества, изменениями мира труда, социальным неравенством, европейской интеграцией и вызовами демократии и власти в эпоху все более плотной глобализации. Ульрих Бек живет в Мюнхене и преподает в Лондонской школе экономики. С этого года он является членом Этической комиссии по безопасному обеспечению энергией, которая профессиональными  советами должна сопровождать переход Германии от ядерной к возобновляемой энергии. Бек – автор многих книг,  среди них: «Общество риска. На пути к другому модерну»,  «Что такое глобализация? Ошибки и ответы».