Бессмертный Homo sovieticus

Москва – Тот день, когда Игорь Корольков впервые прочитал книгу русского писателя, драматурга и лауреата Нобелевской премии по литературе Александра Солженицына, изменил его жизнь. Это было в 1985 году, ему было тогда 25 лет и в то время он начал работать инженером на одном из советских предприятий. Огромная тоталитарная система уже шаталась. «Это было для нас время шока и смятения. Мы подписывались на журналы, в которых печатались прежде запрещенные литературные произведения. Нам открылся совершенно новый мир. Мы верили в то, что с приходом президента Михаила Горбачева начнется новая прекрасная жизнь». Это было ожидание перемен, характерное для многих демократических революций.

Так думали и социологи. В 1988 году Юрий Левада и его коллеги начали изучать процесс трансформации тоталитарного общества. «У нас тогда была иллюзия, что все пройдет быстро и без осложнений. Молодые люди в крупных городах были настроены либерально и прозападно. Мы полагали, что каждое новое поколение будет еще больше меняться, и мы будем только регистрировать эти изменения», - рассказывает профессор Лев Гудков, руководящий после смерти Юрия Левады институтом Левада-Центр. Однако тип советского человека оказался очень стойким. В последнее время проводимые в институте исследования направлены на изучения того, как Homo sovieticus (советский человек)  постоянно себя воспроизводит и проникает в те поколения, которые родились  уже после периода существования Советского Союза и уже ничего не могли усвоить из его пропаганды.

«Каждый тоталитарный режим несет с собой идею нового общества, нового человека», - подчеркивает Гудков. Этот человек, по его словам, формируется с помощью пропаганды и устрашения. Хотя реальный человек находится не только под влиянием пропаганды, он, тем не менее, подстраивается. «Многие свойства, воздействующие на человека, продолжают стабильно существовать в обществе».

В 1991 году во время закончившегося в конечном итоге провалом путча, организованного коммунистическими функционерами, многие коллеги Игоря Королькова стояли в очереди перед партийной кассой. Все они были членами Коммунистической партии. «Но к тому моменту они уже в течение двух лет не платили партийные взносы, и теперь хотели погасить все долги», - с улыбкой говорит Корольков. Готовность подстроиться под власть, а также чувство зависимости от государства являются характерными для Homo sovieticus. «Этот тип человека был сформирован обществом, устроенном строго иерархически. В его сознании границы возможного зависят не от  индивидуальных талантов и квалификации, а от места в иерархии. Поэтому универсальные ценности и этические нормы не возникают», - считает Гудков.

Советский человек подозрителен, и поэтому лицемерен и циничен. Одновременно он обнаруживает бесконечный ресурс терпения, а также способность к приспособлению. Его жизненная стратегия в целом состоит в том, чтобы приспособиться к давлению извне и выжить. Доверяет он только семье и друзьям. Более сложные социальные связи он встречает с недоверием, что затрудняет создание политических партий. «Воспитанный в тоталитарной системе человек готов к тому, чтобы демонстрировать свое согласие с  властью, хотя он в нее не верит. У него нет оснований для гордости. И это чувство собственной слабости выражается в форме агрессии – по отношению к Западу или к другим группам, которые вновь и вновь демонстрируют идеализм или веру в ценности», - считает социолог Гудков.

Имеющийся комплекс неполноценности используется властью: в течение многих лет по телевидению и в системе образования присутствует безоговорочное прославление героического прошлого, которое достигает своего апогея в прославлении победы Советского Союза над национал-социализмом. Для большинства россиян это является крупнейшим событием 20 века. Конечно, когда мы говорим о советском человеке, то речь идет всего лишь о социологической модели, объясняет Гудков. Однако проведенные исследования показывают, что и те поколения, которые родились в конце 90-х готов, демонстрируют точно такие же качества.

Ольге Шиловой это прекрасно известно. Она преподает русскую литературу в одной из частных школ в Москве. 16-летние ученики в ее классе родились в середине 1990-х годов – в то время Советский Союз был уже историей. Это преимущественно дети состоятельных родителей, и они с гордостью рассказывают о том, что их отцы или матери работают в Газпроме или являются государственными служащими. Некоторые хотят пойти по тому же пути и открыто признают, что они не будут бояться брать взятки. «Меня раздражает, что они не могут самостоятельно сформировать свои взгляды и неспособны защищать свое мнение. Первая ссылка, на которую они кликают в интернете, и является для них истиной», - отмечает Ольга Шилова. Ее цель состоит в том, чтобы научить подростков самостоятельно мыслить. Однако она сама не интересуется политикой, и в качестве причины приводит мантру многих россиян: «Потому что ничего нельзя изменить».  Тем не менее она пыталась это сделать. «Однажды я потребовала провести проверку в столовой, в которой уже двое моих коллег отравились продуктами. Я должна была собрать тысячи документов и в конце концов отказалась от этого. Все равно будет так: придут проверяющие, возьмут взятки и столовая продолжит работу. Все это часть политики». В России, по ее мнению, нельзя доверять ни одной из партий и ни одному политику, большинство из которых раньше были коммунистами. За новостями она следит редко, и если это случается, то она делает это в интернете. Однако к источниками она относится также беспечно, как и ее ученики.

По фразам типа «воры вроде (находящегося в тюрьме нефтяного магната Михаила) Ходорковского должны сидеть в тюрьме» или «Нужно активно бороться с преступниками, и почему они не могут, как раньше, работать на стройке» можно легко распознать пропаганду первых постсоветских лет. При этом изменения в советском обществе происходили с разной скоростью. В крупных городах рыночная экономика более заметна, а зависимость от власти слабее, поэтому и политическое сознание меняется здесь быстрее. В сельских регионах недовольство правительством выражено слабее. Две трети населения России проживает в деревнях и небольших городах. Именно в этой зоне депрессивности и бедности и воспроизводится советский человек. Старая инфраструктура на селе разрушается, а рыночные структуры еще недостаточно развиты для того, чтобы заполнить существующий вакуум. Внутренняя склонность к старым структурам обнаруживается прежде всего у студентов провинциальных университетов, подчеркивает профессор Гудков. Библиотеки здесь плохо укомплектованы, а преподаватели в возрасте. У молодых людей имеются большие амбиции, но они не могут их реализовать и поэтому они недовольны.

Когда 33-летняя Светлана Осипова родила своего первого ребенка, она училась в Туле. Сегодня она уже с двумя детьми и мужем-алкоголиком вновь живет вместе со своими родителями. Простая работа на фабрике оплачивается недостаточно высоко для того, чтобы можно было снять или купить квартиру. Ее представление о счастье состоит в том, чтобы раз в год иметь возможность вмести с детьми поехать куда-то на отдых. Политика ее также не интересует, она вообще не заметила в стране за  прошедшее десятилетие каких-то изменений.

Эксперты исходят из того, что только 10-12% россиян активно стремятся к изменениям. Среди молодых людей их доля не намного выше - 15%, и почти все они являются жителями больших городов, а их родители имеют высшее образование. «В больших городах накапливается потенциал, представленный сторонниками реформ, но он подавляется консервативной периферией», - считает Лев Гудков. Этот процесс продолжается, поэтому модернизация страны надолго прерывается. Подобные процессы происходят также и в других странах бывшего восточного блока, где социологи также говорят на наличии Homo sovieticus. Однако в Польше, Чехии или в Венгрии существовали более сильные оппозиционные движения, чем антисоветизм. При этом речь там идет об антироссийском движении, которое облегчило переход к плюралистическому обществу. Здесь диктатура существовала не так долго, как в Советском Союзе, и поэтому сохранились гражданские традиции.

«Общество в этих странах было более солидарным, и им удалось преодолеть период экономического спада. Трансформация всегда вызывает рецессию, а рост начинается только тогда, когда уже созданы новые институты», - подчеркивает Гудков. Однако в России, по его мнению, структура власти осталась практически прежней при всех ее внешних изменениях. Как и во времена расцвета коммунизма власть не контролируется обществом. Зависимые ведомства поддерживают аппарат и таким образом защищают собственную власть. Общественный строй определяется зависимыми судами, политизированной полицией и цензурой в средствах массовой информации.

«Ученые еще не знают, можно ли вообще полностью освободиться от той тоталитарной системы, которой был Советский Союз», - замечает Гудков. Такие тоталитарные режимы как национал-социализм в Германии и фашизм в Италии были разрушены только в результате войны. Юрий Левада однажды сказал: «В советское время я думал о том, что нам потребуется 300 лет для того, чтобы освободиться от тоталитаризма. После начала перестройки я полагал, что мы справимся с этим за 75 лет. Однако с момента начала эры Путина я считаю, что это будет продолжаться по меньшей мере 150 лет».