Еще немного, и коммунизм мог бы в Советском Союзе и, возможно, в его сателлитах сохраниться до сих пор. Но уникальное стечение обстоятельств, удача и, прежде всего, воля одного человека изменили мир. И это одна из многих интересных интерпретаций из книги британского историка Арчи Брауна «Взлет и падение коммунизма» (Archie Brown, The Rise and Fall of Communism).
О постельном белье
На чешском книжном рынке появился целый ряд хороших книг на эту тему, это «Коммунизм» Ричарда Пайпса (Komunismus, Richard Pipes), «Побег от флагов» Карла Дурмана (Útěk od praporů, Karеl Durman) и «Товарищи» Роберта Сервиса (Soudruzi, Robert Service). Исключительность книги Брауна заключается в том, что она охватывает всю историю коммунизма – от идейных предшественников (например, Дж. Уиклиф, Дж. Болл или Т.Мор) до современности – и прослеживает принятие этой идеологии во всех уголках планеты. Читатель попадет не только в Советский Союз, Китай или Чехословакию, но и сможет увидеть реакцию в западных странах, где дела коммунизма никогда не шли хорошо.
Работа Брауна из всех перечисленных книг самая объемная, она насчитывает 904 страницы. При этом она нисколько не скучная. Повествование захватывающе, фактическую и общую информацию автор прекрасно сочетает с деталями, которые помогают все представить и раскрывают и «человеческую» сторону коммунистической эры. Пример – упоминание о чехословацком президенте Новотном (Novotný), сыгравшем важную роль в политических процессах в 50-е годы, он помимо прочего помог на эшафоте Владимиру Клементису (Vladimír Clementis). Браун пишет, что как только Клементис был повешен, Новотны вместе с супругой отправился в его квартиру за чайным сервизом и постельным бельем Клементиса, которые ранее во время дружеской встречи они высмотрели.
И раз уж мы затронули территорию чешской истории, возможно, многих удивит то, что Браун на основании изучения архивов приходит к выводам, что после 1945 года у Чехословакии была возможность выбирать: «Маловероятно, что Советский Союз в конце 40-х годов прошлого века занял бы страну силой, если бы чешские политики, включая чешских коммунистов, справились с политическим и психологическим давлением со стороны Москвы, хотевшей, чтобы они создали режим советского типа». У Советского Союза после войны не было сил, он боялся нового неопределенного конфликта.
Как уже было сказано, Браун прослеживает реакцию на коммунизм в западных обществах. Например, в Великобритании еще в начале 20-го века условия жизни рабочих были настолько ужасны, что казалось, что именно там коммунизм найдет плодородную почву. Но многолетняя демократическая традиция, очевидно, была в крови у британского общества. Например, в 1933 году британские коммунисты проводили кампанию против капиталистических государств, потому что там якобы не хватало свободы. Однако высший орган британских профсоюзов на это отреагировал словами защиты: «У государства пока нет полномочий стрелять граждан без суда. Люди также не исчезают в руках секретной полиции, и даже критика правительства не считается преступлением… Институт свободного гражданства и существование демократических организаций представляют нашу сильнейшую защиту».
Зато в континентальной Европе благодаря утопической мечте вытоптать демократию было легче. Особенно в 30-е годы распространению идей коммунизма способствовала угроза нацизма и гражданская война в Испании. Мир игнорировал предупреждения в виде судебных процессов, цензуры и несоблюдений прав человека. Многие хотели верить в идеальный коммунистический рай. Браун очень основательно описывает истории людей, которые позволили себя одурачить, и объясняет почему. Но он точно так же говорит о количестве жертв и способах преследования в Советском Союзе, у которого до того времени не было аналогов. Дальнейшему распространению коммунизма, что понятно, помогла Вторая мировая война, после которой советские войска остались в Европе. Если бы не было этой силы, коммунизм едва ли смог бы укорениться. Сталин, конечно, решил воспользоваться своим военным трофеем и получил всю Восточную Европу. Единственной коммунистической страной, которая выбрала определенную независимость от Москвы, была Югославия. Браун описывает различные формы давления, которые испробовал Сталин, в том числе и попытки убить Тито.
Упущенный конец
Из книги становится ясно (это показывает и интервью на стр.109), что у Арчи Брауна есть две близкие к сердцу темы: 1968 год в Чехословакии и Михаил Горбачев. Обе темы связаны друг с другом, с точки зрения британского историка, Горбачев во многом основывался на Пражской весне. Браун увлекательно описывает, как Горбачев вскоре после прихода к власти понимает, что Советский Союз не выживет без экономических реформ. Но экономические реформы не могут пройти успешно без реформ политических. В силу благоприятного стечения обстоятельств, как внутренних, так и внешних (президентом США был Р.Рейган, с которым у Горбачева было взаимопонимание), он мог запустить процесс, который скоро набрал невероятную скорость. Уже в середине 80-х годов Горбачев сообщил представителям сателлитов, что он не будет вмешиваться в их управление, в том числе и с помощью военной силы, если дело дойдет до переворота. Коммунисты из Восточной Европы были настолько удивлены его словами, что Горбачеву пришлось их повторить.
Конфиденциальная информация через несколько лет становится общеизвестной. Горбачев 28-го июня 1988 года на 19-й Всесоюзной партийной конференции заявил, что в сложившейся ситуации продвижение социального порядка, образа жизни и политики извне любыми методами, не говоря уже о военных методах, относится к опасному арсеналу прошлого. То же самое он повторил в декабре того же года в ООН. Браун напоминает, что этот пассаж из его речи как ни странно остался незамеченным, потому что все внимание было сосредоточено на том, что Горбачев сообщил о сокращении числа солдат в Европе. Холодная война, таким образом, была окончена, но пресса этого не заметила.
В 1988-1989 годы демократизация в Советском Союзе во многом опередила сателлиты. Летом 1989 года, например, журнал «Новый мир» рассматривал возможность публикации до того времени запрещенного Солженицына. Идеологи партии ставили под сомнение эту идею, но, конечно, только до того момента, когда Горбачев прямо сказал, что решение зависит только от Союза писателей. Примерно так же дело обстояло и с политическими реформами. В 1989 году люди впервые могли избирать своих депутатов. И хотя система все еще была не плюралистической, это была принципиальная перемена. Депутаты, например, открыто спорили о политической ситуации, правительстве и других необходимых реформах. Их дискуссии в прямом эфире транслировало телевидение. И хотя в итоге трансляция прерывалась, и показывали только отдельные части, это делалось не из соображений цензуры. Тем не менее, за трансляцией следили около ста миллионов человек, что приводило к снижению производительности.
Все могло быть иначе
Как только стало ясно, что Советский Союз думает только о сам себе и отказывается вмешиваться в дела других, коммунизм стал разваливаться и в Восточной Европе. Вовсе не сам по себе, подчеркивает Браун. В случае Чехословакии, например, благодаря «Хартии 77», которая после событий ноября 1989 года смогла взять инициативу в свои руки. В заключении Браун опровергает теорию, что не было другого пути кроме падения коммунизма. Если бы Горбачев сознательно не принял решение политически реформировать систему, благодаря репрессиям она могла бы существовать до сих пор. Тем более, потом сильно возросла стоимость российского сырья, например газа, и таким образом режим получил бы финансовые средства, чтобы сохранить себя.
