Как ни странно, на день 25-й годовщины самой чудовищной в истории ядерной катастрофы пресса отреагировала сообщениями о жизни животных. Два журнала, Wired и Harper’s, опубликовали пространные статья о возрождении фауны в так называемой запретной зоне вокруг Чернобыльской атомной электростанции на Украине.
Все это замечательно, но, особенно в свете последних трагических событий на японской атомной электростанции, разве не интереснее было бы узнать, какова судьба, гм, людей, пострадавших от Чернобыля?
Одного такого человека я знаю. Ее зовут Мария Гавронска. Тридцатилетняя Мария, умная и симпатичная, уроженка Польши, в Нью-Йорк переехала в 2004 году. Я познакомился с ней через свою невесту года эдак четыре назад. Она всегда носила одежду с высоким воротником, даже в самые жаркие дни.
Родной город Марии, Ольштын в северной Польше, расположен почти в 700 километрах от Чернобыля. В апреле 1986 года, когда расплавился ядерный реактор, выбросив в воздух огромные количества радиоактивных веществ, они распространились по всей Украине, Белоруссии и – да, и по северной Польше.
«Сначала, - рассказала нам Мария, - они говорили, что взрыв был, но это не опасно». Но через несколько дней Советский Союз, скрепя сердце, признал факт катастрофы. Мария вспоминает, что всем давали йод в таблетках и советовали оставаться в помещении. Она не выходила на улицу почти две недели.
Вспоминает она и разговоры о том, что прошли годы, пока поляки узнали о последствиях этой аварии для здоровья людей. Помимо прочего, радиация может вызвать иммунный конфликт в щитовидной железе; поэтому люди пили таблетки с йодом, надеясь таким образом уменьшить количество радиоактивного йода, абсорбированного щитовидкой.
И действительно, за последние четверть века в Ольштыне зарегистрирован взрыв проблем с щитовидной железой. Мария сказала мне, что сейчас под болезни щитовидной железы отвели целый корпус в больнице. Это не преувеличение. Доктор Артур Залевски (Artur Zalewski), ольштынский хирург, специализирующийся на операциях на щитовидной железе, подтвердил, что число нуждающихся в операции на щитовидке с начала 1990-х годов резко подскочило. У некоторых рак щитовидной железы, но гораздо чаще встречается просто увеличение железы, либо функциональные нарушения.
Впрочем, доктор Залевски предостерег меня, что научных данных о связи болезней щитовидной железы и Чернобыльской катастрофы нет. Отчасти из-за жесткой позиции Советского Союза, отчасти из-за того, что медицинский журнал описывает как «значительные логистические трудности», эпидемиологические исследования, которые могли бы выявить связь катастрофы с проблемами щитовидки в Польше, так и не были начаты.
Те исследования, что все же были проведены, занимались проблемами рака. По данным того же журнала Lancet, увеличение частоты детской лейкемии и рака груди на Украине и в Белоруссии, вероятно, можно объяснить воздействием Чернобыля. Но из-за «несовершенной разработки исследования» эти данные нельзя считать окончательными.
Однако, когда я по электронной почте связался с матерью Марии, Барбарой Гавронска-Козак, она была категорична: «Я убеждена, что Чернобыль увеличил частоту проблем с щитовидкой». Барбара, сама научный сотрудник (хотя и не эпидемиолог), сказала, что в этом уверен «среднестатистический польский житель». Сама она перенесла операцию на щитовидке через десять лет после аварии. Ее мать дважды оперировали по поводу щитовидки. Перенесла операцию на щитовидной железе ее лучшая подруга. Старой школьной приятельнице недавно удалили зоб. Мария рассказала мне, что в их семье проблем с щитовидкой не было только у отца.
Примерно лет пять назад наступила и очередь Марии. Постепенно щитовидная железа у нее так увеличилась, что стала давить на трахею, так что в некоторых положениях ей уже было трудно дышать. Именно из-за этой уродливо разросшейся щитовидки она и носила всегда высокие воротники. В Нью-Йорке она была у специалиста, который заявил, что никогда ничего подобного не видел, что операция по коррекции железы сопряжена с высоким риском, поскольку есть опасность задеть голосовые связки. И Мария решила вернуться в Польшу и прооперироваться в своем родном городе. Она осуществила свой план в начале этого года.
Как это было в случае Чернобыля, так и с Фукусимой, видимо, пройдут годы, прежде чем мы узнаем, как авария на атомной электростанции Фукусима-Даити повлияла на здоровье жителей близлежащей округи. Хотя в этом случае произошел выброс гораздо меньшего количества радиации, она просочилась в воду, следы ее обнаруживаются в пищевых продуктах. Остается только гадать, как быть с этими электростанциями, соблазняющими перспективой получения экологически чистой энергии – наряду с постоянным риском катастрофы, в случае каких-то отклонений. Это не простые вопросы, как мы уже говорили, для всех мест, где может произойти авария, как на АЭС Фукусима-Даити. Хотя большая часть людей избежала прямого воздействию радиации, она просочилась в воду, следы ее обнаруживаются в продуктах питания. Это заставляет задуматься, как быть с атомной энергией .
У истории Марии оказался счастливый конец. Доктор Залевски, оперировавший ее, не дрогнул, увидев размеры ее щитовидки. Операция прошла успешно. Голосовые связки Марии в полном порядке. Она стала гораздо энергичнее, чем в прошлые годы.
Мария рассказала мне, что, когда была в Ольштыне, разыскала своих старых подруг. Как только они услышали, что она вернулась, рассказывает Мария «все рассмеялись и стали показывать свои собственные шрамы».
Когда я снова увидел ее вскоре после возвращения в Нью-Йорк, то не смог найти и маленький шрамик у нее на шее. Она больше не носит высокие воротники.