Август 1968 и сегодня

С приближением 21-го августа, даты, когда войска стран Варшавского договора вошли в Чехословакию, становится более, чем очевидно, что в этом году нас ждет все тот же идеологический массаж. Нельзя «посрамить» прошедшие месяцы руководства правых и связанную с этим «стабилизацию» кадров во всей обширной идеологической инфраструктуре. Нас точно ждет что-то интересное.

Поскольку я отношусь к поколению, которое интенсивно проживало 60-е годы прошлого века, буквально держало руку на пульсе истории, вместе с читателями Britské listy я хочу задуматься над теми годами, развивавшимися невероятным образом и потом шокирующе прерванными вступлением армии союзников. Я отказываюсь использовать избитое обозначение армий Варшавского договора словом «русские». Я не спорю с тем, что решающую роль сыграли политики СССР, тем не менее, если бы примеру Румынии (Чаушеску отказался участвовать в интервенции) последовали и другие члены Варшавского договора, подготовить и провести вторжение было бы гораздо сложнее. Я принимаю ту точку зрения, что личные интересы глав соседних народных демократий часто были корыстными, и местные правящие партии (как правило, совсем не коммунистические в нашем понимании) никогда так не реализовывали социалистическо-коммунистическую программу, как это делали коммунисты в ЧССР, и тем сложнее было участие этих народно-демократических стран во вторжении на нашу территорию. И о русских. Конечно, речь шла о солдатах, представлявших десятки народов и национальностей: украинцы и латыши, грузины и армяне, татары и другие. В Кремле тоже сидели представители других национальностей, которых коротко называли русскими. Как и сегодня, войны на Ближнем Востоке мы воспринимаем как общие меры стран Запада, и нет необходимости уточнять, что Афганистан и Ирак спасают американцы, почему так же нельзя поступить и в отношении августа 1968? Я уже слышу возражения, что генеральный штаб НАТО, в отличие от Варшавского договора, основан на демократическом принятии решений, что страны-члены НАТО не могут быть втянуты в войну без их согласия и т.д. и т.п. Оставьте эти комментарии при себе. Факт остается фактом: СССР нас никогда не вовлекал в свою войну в Афганистане.

Но вернемся к Пражской весне. Местный бюрократический режим был отделен «железным» занавесом от остального быстро спешащего вперед мира (преимущество конкуренции рыночных экономик!). Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Колючая проволока на западных границах была не развлечением большевиков, а продуктом холодной войны, реакцией на принципиальные изменения в политической и экономической ориентации восточных стран. Только колючая проволока и стены из бетона в мире есть и сегодня (Израиль, Мексика), и не стоит здесь видеть происки большевиков.

Важную роль во внешнеполитических отношениях в послевоенные годы играла угроза атомной катастрофы, которая казалась реальной после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. И в этой атмосфере под влиянием восстания в Венгрии в 1956 году мы в Чехословакии переживали идеологическую оттепель. В обществе настал период экономической консолидации, поддерживаемой успехами СССР в освоении космоса. Свою роль сыграло и тяжелое время послевоенного восстановления в странах на запад от наших границ, так что социалистические изменения в жизни людей становились явно необратимыми. Даже с учетом увеличения числа открытых дискуссий в обществе, главным образом, через печатные СМИ. Задачи газеты Literární noviny («Литературная газета»), репертуар театров и общий уровень культуры населения выполняли стабилизирующую функцию, несмотря на консервативность политического руководства страны. Нельзя забывать о том, что в Коммунистическую  партию Чехословакии входили более миллиона человек, которые сделали более-менее легитимным управление одной партии, например в рамках Национального фронта.
 
Съезд писателей в 1967 году существенно повлиял на дальнейшее развитие событий в нашей стране. Постепенно переставала выполнять свою задачу цензура, в страну пошли потоки самых разных людей, которые интересовались изменениями в недавно закрытом государстве, в итоге стали обсуждаться ранее запрещенные темы, в том числе сталинские процессы 50-х годов, что вместе с разговорами о необходимости экономических реформ вызвало в стране существенный интерес к общественной жизни. До сих пор в нашей истории непознанной, но и не отжившей. Только в суматохе интеллектуальных дискуссий о характере социализма действительность все больше сталкивалась с практикой московского руководства, что приводило к встречам представителей ЧССР и стран Варшавского договора. С одной стороны была уверенность, что социализм нельзя строить рука об руку с недавними представителями побежденного класса общества и их «рупором» (все большая  свобода СМИ, радиостанция «Свободная Европа» и т.д.), с другой стороны, у нас при этом усиливалось давление на так называемых реакционеров, к которым относили и консервативно настроенных членов компартии. Дальнейшее развитие событий вы знаете.

Не следует спорить с рассуждениями, что было бы, если… В  каком направлении могла бы пойти наша страна, если бы отторжение от главного гегемона социализма (Союз Советских Социалистических Республик) стало сильнее и чехословацкие коммунисты-реформаторы постепенно превратились бы во что-то, что мы сегодня можем наблюдать в социально-демократической партии.

Сталинские процессы, жесткие классовые меры в 50-е годы, и особенно сталинский плюрализм постепенно бы разрушили режим, основанный на отрицании принципов частного характера производства и собственности средств производства, включая все национальное богатство, к которому относились поля, леса, пруды и другая национализированная собственность. Через принятие новых идеологических основ произошла бы реституция имущества, что однозначно вызвало бы существенное напряжение между принимающей решения массой рабочих и бывшими собственниками. То, что не было очевидно после ноября 1989 года, могло начать происходить на 20 лет раньше, при существовании двух разных миров – во время «острой» войны Запада и Востока (Вьетнам), когда и наши сегодняшние партнеры были бы обременены социальными бурями (см. французский май 1968 года). Или кто-то считает, что колхозы и национальные предприятия могли существовать и без августа 68-го? И что бы вызвало, например, разрезание проволоки на западных границах в годы после августа 68-го? Не было логичнее подождать советской перестройки? В дискуссии с теми, кто участвовал в событиях 68-го года, я поставил этот вопрос, и я их не убедил, что вторжение в августе 1968-го не имело других решений. Что доавгустовское развитие было еще одним проигрышем руководства чешских коммунистов. Но я ни в чем их не упрекаю. Из ситуации в нашей стране не было выхода. И мы могли думать, что единственные в мире мы сумеем построить демократию и социализм.