Демократии размышляют об ограничении интернета

Посреди волнений и разрушений во время лондонских беспорядков был один весьма комичный эпизод, когда власти Ирана призвали британское руководство проявлять сдержанность в отношении протестующих. Призыв этот прозвучал весьма забавно, потому что сам Иран для подавления протестов в 2009 году использовал крайне жестокие методы. Полиции в Лондоне удалось положить конец беспорядкам с использованием традиционных методов по контролю над толпой. Но затем, когда общество начало возмущаться по поводу волнений и неудовлетворительных действий полиции, британский премьер-министр Дэвид Кэмерон выступил с весьма неоднозначным предложением. В следующий раз, сказал он, правительство может отключить доступ к интернету, поступив точно так же, как и Иран в 2009 году.

Как и в Иране в 2009 году, как и во всем арабском мире в последние месяцы, те, кто вышел на улицы Лондона, использовали в качестве организующего инструмента социальные средства массовой информации. Когда начали появляться все новые доказательства той роли, которую новые коммуникационные технологии сыграли в бунтах, Кэмерон заявил парламенту, что его правительство изучает возможность выборочного запрета отдельным лицам пользоваться такими социальными сетями как Facebook и Twitter, если они используют их для организации незаконных акций. Это уже не первое предложение такого рода. Другие крупные демократические государства также выступают с идеями о контроле доступа в интернет в интересах общественной безопасности.

Как и в других странах, предложение Кэмерона вызвало бурю эмоциональных дебатов, и его окончательная судьба остается неясной. Однако оно вывело на передний край вопрос, который будет и впредь всплывать в демократических обществах, поскольку социальные средства массовой информации  становятся все более современными и развитыми, а пользователи все чаще и все эффективнее применяют их для осуществления деятельности, которую власти и определенная часть общества считают предосудительной. Вопрос этот в следующем: могут ли власти в демократическом обществе посягать на право людей общаться друг с другом в социальных СМИ?

То, что новые технологии сыграли свою роль в лондонских беспорядках, не вызывает никаких сомнений. Среди сообщений, размещенных в социальных сетях, были призывы к бунтовщикам «приходить и брать все (на халяву!!!)», а также стрелять, «если увидишь полицейского». Это усилило поддержку предлагаемых правительством ограничений. А депутат парламента от консерваторов и активный пользователь Твиттера Луиза Менш (Louise Mensch) сказала, что «непродолжительное временное закрытие» некоторых социальных сетей в определенных случаях является  оправданным.

Однако многие отвергли такой план, заявив, что Британия в этом случае окажется в отвратительной компании. Если Британия ограничит деятельность социальных сетей, спрашивает американский журналист Джефф Джарвис (Jeff Jarvis), то «что будет отличать ее от арабских тираний или Китая», который также блокирует и запрещает сайты социальной коммуникации?

Тем не менее, Британия не единственная демократическая страна, размышляющая об ограничении доступа к интернету. В США превентивное ограничение доступа уже осуществляется. На прошлой неделе руководство городского метро в Сан-Франциско решило закрыть сетевой доступ на целом ряде станций, когда узнало о планируемых протестах. Оно заявило, что делает это «ради обеспечения безопасности всех находящихся на платформе».

В Австралии министр широкополосной связи и цифровой экономики настаивает на установке фильтров в интернете для защиты детей от сексуальных хищников. А после недавнего массового убийства на Утойе Норвегия рассматривает возможности для недопущения анонимного использования интернета злоумышленниками.

Когда речь заходит о предотвращении преступной деятельности, защитники свободы слова склонны предоставлять властям большую свободу действий. Но когда такая преступная деятельность приобретает политическую окраску, вопрос усложняется. Наибольшие споры вызывают ограничения на использование интернета с целью отключения связи, относящейся к политической деятельности.

Тот факт, что китайские средства массовой информации подвергли Британию критике за ее неспособность взять под контроль интернет во время беспорядков, говорит не в пользу этой идеи. В конце концов, цензура в интернете, которая является наиболее часто упоминаемым нарушением свободы слова в Китае, стала символом китайских провалов в области прав человека.

Как это ни парадоксально, цензура в интернете оказалась вовсе не такой уж и эффективной в деле борьбы с общественными беспорядками. Согласно общепринятой точке зрения, арабские восстания стали возможны благодаря Твиттеру и Facebook. На самом же деле, их роль была, пожалуй, менее значительной, чем другие факторы. Как отмечал журналист Малколм Гладуэлл (Malcolm Gladwell), революции свергали правительства еще задолго до появления Facebook.

Однако то, как интернет облегчает связь и общение, действительное создает огромные отличия. Диктатуры в Египте и Тунисе пали по той причине, что они надоели народу. Но без Твиттера и Facebook на их свержение могли уйти годы. Новые методы коммуникации позволяют разобщенным массам связываться и действовать сообща, а также координировать свои действия. Такое планирование можно осуществлять даже тогда, когда члены слабо организованной группы занимаются своими повседневными делами. Оно позволяет им доводить до максимума эффективность своих усилий, так как люди могут внезапно собираться в одном месте, одновременно сообщая о своих взглядах и деятельности в огромном масштабе, как дома, так и за рубежом.

Социальные СМИ позволяют группам людей набирать критическую массу, которая может пересилить полицию, как было во время лондонских грабежей. Или, как бывает во время участившихся случаев флэш мобов в розничной торговле США, владельцы магазинов могут внезапно оказаться во власти банд.

Тем временем, закрытие доступа в интернет дает неоднозначный результат в прекращении той политической деятельности, которую власти хотят подавить. Это не очень хорошо получилось у арабских диктаторов, пытавшихся удержаться у власти. В январе власти Египта отключили интернет в попытке остановить восстание на площади Тахрир. Но в итоге президента Хосни Мубарака все равно свергли. Сирийский режим также попытался отключить социальные СМИ. Однако манифестанты нашли способы обойти эти ограничения, и президент Башар аль-Асад по-прежнему испытывает мощное давление.

В отличие от них, Китай и Иран добились определенных успехов в ограничении доступа к интернету в целях прекращения политических волнений. Тегеран пока вполне успешно подавляет движение протеста, которое возникло после вызвавших большие споры президентских выборов в 2009 году. А Китай на шесть месяцев отключил интернет в западной провинции Синьцзян после беспорядков и насилия 2009 года.

Однако в обоих случаях отключение интернета было не единственным средством в арсенале властей. Чтобы эффективно использовать ограничения в интернете, власти должны принимать соответствующие меры заблаговременно, дабы беспорядки не набрали обороты. Кроме того, они должны быть готовы сочетать эти ограничения с демонстрацией силы. В демократическом обществе упреждающие ограничения против социальных сетей до начала предосудительных действий наталкиваются на озабоченность по поводу свободы слова.

Дебаты по данному вопросу в предстоящие годы будут только усиливаться. Суды, скорее всего, будут разрешать ограничения на неполитический обмен сообщениями, который применяется исключительно в преступных целях. Возможно, они будут основываться на судебных прецедентах, которые объявляют незаконными сговоры с целью совершения преступлений. Но ограничения на политическую коммуникацию с использованием новых средств связи и массовой информации, даже если в ее рамках будут планироваться противоправные действия, будут по-прежнему наталкиваться на мощные препятствия в демократических обществах.

Фрида Гитис независимый комментатор по международным проблемам и пишущий редактор World Politics Review. Ее еженедельная колонка World Citizen выходит по четвергам.