Я обещала себе никогда не возвращаться. Но вот матушка-Россия снова позвала меня в Москву, к моим бывшим пенатам, дав мне исключительную возможность: послушать мою подготовленную к постановке на Бродвее пьесу «Вершина горы», которая в марте была переведена на русский для читки в рамках престижного театрального фестиваля. Как я могла от этого отказаться?
В отличие от фильмов, которые легко и просто можно распространять на DVD и через интернет, спектаклям сложно найти зарубежную аудиторию. Один из барьеров – языковой. Очень дорого делать для пьесы субтитры, особенно если идет она недолго; поэтому большинство новых драм редко перебираются через континенты.
Но некоторое движение в этом плане уже началось. Нью-Йоркский Центр развития пьесы Lark помог с переводом пьес авторов в 48 странах. Только что сделали это и для России. Центр пригласил в Нью-Йорк российских драматургов и продюсеров. Благодаря центру и проекту правительства США четыре американских сценария будут переведены на русский язык в рамках обмена. «Вершина горы», которую уже ставили и бурно приветствовали в Лондоне, наградив ее в 2010 году премией Лоренса Оливье, станет первой из них.
На Бродвее главные роли будут исполнять Сэмюэл Джексон, играющий Мартина Лютера Кинга, и Анжела Бассет, исполняющая роль горничной мотеля в Мемфисе. Там спектакль пойдет с 22 сентября. Но как поставить его в стране, где чернокожие составляют менее половины процента населения в 138,7 миллиона?
Подготовленных людей всегда выручает интуитивная прозорливость.
Впервые я побывала в России в 2004 году, когда была еще неоперившейся актрисой из Института высшего театрального образования Американского репертуарного театра при Гарвардском университете. Там все первокурсники должны были учить русский и проходить обучение в Школе-студии МХАТ. А в 2010 году я обратилась к своей подруге (и переводчице на русский язык) Татьяне Хайкиной, которая показала мою пьесу художественному руководителю московского театра «Сатирикон» Константину Райкину.
«Я подумала, что было бы здорово первой в мире перевести на русский «Вершину горы», учитывая репутацию России в расовом вопросе, - сказала Хайкина.- Мне также очень понравилось то, что два российских темнокожих актера получат возможность сыграть афроамериканцев».
Райкин искал пьесу конкретно для двух актеров из своего театра – Григория Сиятвинды и Елизаветы Мартинес Карденас. Оказалось, что это единственные во всей Москве темнокожие актеры, работающие в репертуарном театре, так как «Сатирикон» стал первым набирать нетрадиционную труппу.
Итак, звезды на небе встали как надо, и мне оставалось только освежить свой русский. Как дела? Привет! И моя любимая фраза: я хочу молоко. Но у меня в памяти всплыли мои воспоминания о Москве и то, как друзья и родственники озабоченно говорили: «Нам за тебя тревожно. Там небезопасно».
Никакие предостережения, и даже мой собственный едва уловимый опыт столкновений с расизмом не могли подготовить меня к той первой поездке в Москву. На нашем общежитии постоянно рисовали свастики, и нас, чернокожих студентов, настоятельно просили не выходить из дому в день рождения Гитлера. Подъем неонацизма был очевиден. Так, скинхеды напали на чернокожего студента прямо на глазах у полицейских, а те отказались ему помочь.
Наверное, именно из-за этой первой поездки я еще больше ощутила уверенность в том, что пьеса о докторе Кинге, читавшем проповеди о мире без различий цвета кожи, получит громкий резонанс на белых, заснеженных улицах Москвы. У меня появилась миссия.
Русский Кинг
На первой репетиции мы все вместе расселись вокруг стола с причудливыми чайными чашками из фарфора. Передо мной лежал экземпляр моего сценария, но как я ни пыталась разобрать кириллицу, у меня ничего не получилось. Я забыла язык. «Переводить твою пьесу было очень сложно, - сказала Хайкина, - потому что в ней специфический язык Юга, и те выражения, которые используют герои, очень красочны и вполне в духе южного диалекта. Но было очень трудно оживить их на русском языке».
Однако поскольку у актеров не было заранее сложившегося представления о Кинге и об американцах с Юга, они бесстрашно пошли в наступление на текст. Они больше сконцентрировались на игре, которая в диалогах вышла на первое место. Игривые залпы русских слов летали по залу, заставляя дребезжать чашки на репетиционном столе.
Когда я начала рассказывать, что вдохновило меня на написание этой пьесы, мой характерный диалект среднего Юга просто посыпался у меня изо рта.
Режиссер спектакля Дмитрий Волкострелов сказал: «Мы можем слышать такт и ритм, когда говорит Катори. Это чем-то похоже на музыку».
После второй репетиции актеры отправились пообедать в известный грузинский ресторан. На стенах висели фотографии Майка Тайсона, Уилла Смита и прочих бывавших здесь знаменитостей. Я сидела напротив двух актеров, которых больше интересовали сигареты, чем куски превосходного мяса, лежавшие на тарелках. Я подумала, что 38-летний Сиятвинда со своим небольшим ростом (многие люди не знают, что Кинг был невысок) и добрыми глазами будет идеальным Кингом. Он рассказал мне свою биографию с озорной улыбкой.
Его русская мать и отец-замбиец встретились во время учебы в университете на Украине. Родившись еще в Советском Союзе, Григорий в раннем возрасте жил в Замбии, где говорил по-английски. Но затем он переехал в Сибирь, где и вырос. Будучи единственным темнокожим мальчишкой, он всегда привлекал к себе большое внимание. «Каждый раз, когда я заходил в автобус, все просто замолкали», - рассказал он.
Наверное, неудивительно, что он стал актером. Но без проблем тоже не обошлось. Когда Сиятвинда в конце 1980-х проходил пробы в московской театральной школе, руководитель курса сказал, что ему лучше пойти в кино, так как у него в репертуаре для актера ничего не было. Сиятвинду приняли в другую известную актерскую школу, а после ее окончания выпускник того же училища Райкин предложил ему работать в «Сатириконе», где артист пережил переломный момент.
«Когда я играл Фортинбраса в «Гамлете», Райкин сказал мне, что у меня лицо короля. И вот тогда я понял, что смогу сыграть что угодно», - сказал Сиятвинда.
Елизавета Мартинес Карденас родилась от русской матери и мексиканского отца. К ней после выпуска с предложением места также обратился Райкин, и они вместе сыграли несколько ролей в репертуаре театра. Но разномастная труппа театра вызывает иногда удивление и недоумение. «Когда поднимается занавес, а я стою на сцене, по рядам проносится шепот, - говорит она. – Но вскоре он стихает».
Из Мемфиса в Москву
Я прибежала в театр сразу после телевизионного интервью, и с удивлением увидела голую сцену без декораций и без пюпитра, к которому привыкла на читках в Америке. Там был стол, телефон и телевизионный экран, с которого удивленно и выжидающе смотрело лицо Кинга. За три дня репетиций сделать удалось очень многое, и вот пришло время начинать шоу. Я села на последнее кресло в самом углу, откуда очень удобно наблюдать за реакцией аудитории.
На откидных креслах сидели артисты и старушки, старые и молодые, готовясь услышать историю об американской легенде.
Зажигается свет. На сцену выходит человек, кашляет и требует, чтобы его друг сходил и купил ему пачку сигарет. Затем он идет в туалет, устроенный в глубине сцены слева, и в зале раздается звук мочеиспускания. Аудитория начинает смеяться. Это было очевидно с самого начала: зрители смотрели не миф, они смотрели на человека.
Сиятвинда и Мартинес Карденас на полтора часа воскресили доктора Кинга. Мы были не в Москве, а в Мемфисе, и они заполнили помещение дымом и русскими словами. Доказывая высокое качество перевода, зрители смеялись в те самые моменты, когда смеялась англоязычная аудитория. Они так же громко хлюпали носами и аплодировали. Когда зажегся свет в зале, его реакция показалась оглушительной и актерам, и мне.
Во время разговора после спектакля один из координаторов фестиваля Елена Ковальская спросила зрителей, все ли они поняли, особенно некоторые американские исторические реалии.
«Почему все думают, что российский зритель глуп? – спросил драматург Максим Курочкин, также работавший с центром Lark. – Нам не надо все подробно объяснять. Пьеса сама все расскажет». Другой драматург Елена Гремина, основавшая «Документальный театр», говорит, что в конце она немного разочаровалась, так как «почувствовала, что пьеса больше для Америки, а не для русских». «Там было много пафоса. Америка, может, и сумела решить свои проблемы, но мы в России нет». (До этого она отметила, что в ходе декабрьских беспорядков были убиты четыре молодых чеченца.)
Я сразу же объяснила, что Америка и сегодня периодически переживает рецидивы, в связи с чем некоторые российские студенты выразили удивление. Я сказала слушателям: «Мы больше похожи, чем вы думаете».
Как и большинство драматургов, я страстно ненавижу такие разговоры после спектаклей. Но в тот момент я увидела, что мосты наведены. Созданная в Америке пьеса стала тем безопасным пространством, где русские могут честно обратиться к политическим и социальным проблемам своего общества. Увидев, как зрители экзаменуют себя и свою страну, глядя на человека, решающего вопросы равенства в покрытой плесенью комнате мотеля в Мемфисе много лет тому назад, я получила приятные новые впечатления, вытеснившие мои мрачные воспоминания о 2004 годе. Я обещала себе никогда не возвращаться, но этому обещанию суждено было оказаться нарушенным.