Бронепоезд вождя Северной Кореи впервые за десять лет пересек российскую границу для встречи с Президентом РФ. За неделю до этого в Москву прилетал министр иностранных дел Ирана. Похоже, Россия вновь стремится занять положение государства-посредника между Западом и странами, которых в свое время причислили к «изгоям» международного сообщества. Такое положение создает определенные преимущества для РФ, поднимает ее международный престиж и способствует укреплению безопасности по периметру российских границ. Роль посредника, однако, несет с собой ряд существенных рисков. Чтобы оказаться в итоге в «плюсе», а не в «минусе», необходимы целеустремленная внешняя политика и креативная дипломатия.
Москва выступает в амплуа международного посредника со времен окончания холодной войны. Первой попыткой можно считать усилия Евгения Примакова, тогда еще председателя одной из палат союзного Верховного Совета, по мирному разрешению кувейтского кризиса. В 1990 году Евгений Максимович летал в Багдад, встречался с Саддамом Хусейном, а в Москву для переговоров с президентом Горбачевым летал Тарик Азиз. Эти переговоры, о которых академик Примаков подробно рассказал в своих книгах, не привели к решению проблемы и не предотвратили войну. Саддам проявил упрямство, а американцы посчитали, что Примаков пытался встать у них на пути, пока они готовили Саддаму «бурю в пустыне».
«Буря» не смела тогдашний багдадский режим, но обозначила новый мировой порядок. Советский Союз еще существовал, но перестал играть определяющую роль в глобальных делах. Эту роль теперь принадлежала безраздельно Соединенным Штатам.
В 1990-е годы Росийская Федерация пыталась выступать в двух качествах: государства, аффилированного с Западом, и наследника Советского Союза. Как член международной Контактной группы по бывшей Югославии, Москва «курировала» белградское направление, фактически посредничая между Слободаном Милошевичем и Западом. Политическая слабость РФ, ее финансово-экономическая зависимость от Запада не создавали Москве авторитета в глазах сербского лидера. В конце концов Милошевич предпочел переговариваться напрямую с Вашингтоном – через американского дипломата Ричарда Холбрука. В результате появилось Дейтонское соглашение по Боснии и Герцеговине.
В косовском кризисе – в отличие от боснийского – энергии и целеустремленности Холбрука оказалось недостаточно, чтобы заставить Милошевича отказаться от контроля над «колыбелью сербской культуры». Когда в 1999 году провалился «второй Дейтон» - переговоры в Рамбуйе – и НАТО начала воздушную войну против Сербии, Россия еще не оправилась от дефолта. В таких условиях Виктору Черномырдину выпала трудная и неблагодарная миссия склонить Милошевича принять главные требования Запада. Москва, оказавшаяся бессильной предотвратить войну, помогла, тем не менее, ее закончить, но при этом не добилась каких-либо материальных и моральных преимуществ для себя. Ее отношения с США обострились, а влияние на Балканах обрушилось.
Столь же неудачным для РФ оказалось в начале 2000-х годов и новое посредничество, связанное с Ираком. Саддам Хусейн не доверял никому - и в конце концов перехитрил всех, включая себя самого. Российская дипломатия, пытавшаяся помочь Багдаду продемонстрировать готовность к «полному ядерному разоружению» перед международным сообществом, оказалась востребованной Саддамом лишь в качестве дымовой завесы. Вашингтон же практически сразу после 11 сентября 2001 года взял курс на подготовку «окончательного решения» проблемы Саддама – путем смены режима в Багдаде, и московская «челночная дипломатия» вызывала в США лишь раздражение. В 2003 году Москва оказалась не в состоянии предотвратить войну, которая, как и в 1999 году, привела к всплеску напряженности в отношениях с США и падению влияния в регионе – на этот раз на Ближнем и Среднем Востоке.
Ситуации, связанные с ядерной проблемой Корейского полуострова и ядерной программой Ирана, пока не привели к военным конфликтам. РФ накопила богатый опыт общения – далеко не всегда приятного – с руководителями в Пхеньяне и Тегеране. Бывали надежды, сменявшиеся разочарованиями. Возникало стремление продемонстрировать Вашингтону способность действовать в разных направлениях. Появлялись другие претенденты на роль посредников, создавались международные переговорные форматы. Проблемы, тем не менее, не только сохранились, но и усугубились. Обе ситуации чреваты войнами, и обе войны могут быть крайне опасны – в том числе, учитывая фактор географии, непосредственно для России.
Москва, исходя из национальных интересов Российской Федерации, просто обязана действовать с целью обеспечить мирное решение двух ядерных проблем. Ясно, что в северокорейском случае примитивное ядерное оружие служит гарантией выживания режима перед лицом угрозы извне. Денуклеаризация на деле означает для Пхеньяна капитуляцию, на которую Ким Чен Ир сотоварищи не пойдут. С учетом этого важного ограничения можно, тем не менее, добиваться ослабления напряженности на Корейском полуострове – и параллельно укреплять дипломатическое присутствие России в Северо-Восточной Азии.
Столь же очевидно, что ядерная программа Ирана имеет прямое отношение не только к обеспечению безопасности режима, но и к геополитическим амбициям Тегерана в регионе. Решение в принципе может быть найдено на основе легитимизации ядерно-энергетической программы Ирана под международным контролем и уважения законных интересов безопасности Ирана. Иными словами, Тегеран еще можно остановить в непосредственной близости от «ядерной черты» - на определенных условиях. Добиться такого решения крайне сложно и трудно, но работать в этом направлении необходимо.
Международное посредничество – важное общественное благо. Для России, которая в конце ХХ века лишилась статуса сверхдержавы и отказалась от навязывания кому бы то ни было идеологических схем, посредничество в решении конфликтов могло бы стать средством нового политического позиционирования страны на глобальной арене. Существует де-факто разделение труда: кто-то делает упор на демократию, технологию и военную силу, кто-то – на экономику, финансовые центры и права человека, а Россия могла бы выбрать посредническую дипломатию. Здесь могли бы быть востребованы уникальное геополитическое положение, исторический опыт и дипломатические возможности страны. Активная посредническая деятельность могла бы стать одной из составляющих образа Российской Федерации как современной великой державы, если угодно – ее новой «дипломатической идеей».
Чтобы успешно выступать в этом амплуа, внешняя политика РФ должна отвечать ряду условий. Она должна быть состоятельной – в философском, стратегическом и материальном отношениях. Она должна быть самостоятельной: международный посредник – не агент, получающий вознаграждение за свои услуги. Она должна быть основана на доверии конфликтующих сторон к России и уважении к ее политике. Наконец, она должна быть хорошо подготовленной к работе в многостороннем формате, сотрудничать с другими международными посредниками.
Будучи в принципе бескорыстным, посредничество должно приносить выгоду в том числе и посреднику – главным образом через повышение уровня доверия и уважения к нему со стороны других государств. Эту выгоду можно приобрести, серьезно «вкладываясь» в решение трудных проблем, досконально владея ситуацией и располагая соответствующей инфраструктурой.
Посредническое направление не только перспективно, но и необходимо. Неурегулированность абхазского и юго-осетинского конфликтов привела к войне с Грузией. Ситуация вокруг Нагорного Карабаха грозит новой войной на Кавказе, в которую Россия может быть втянута. Вокруг Приднестровья сохраняется очаг напряженности, мешающий нормальным отншениям РФ с ее соседями в Европе. Развитие обстановки в Афганистане в контексте сокращения американо-натовского военного присутствия в этой стране уже вскоре потребует более активной позиции со стороны соседних государств, а также России. Предлагая свою дипломатическую помощь, Россия, конечно, должна продемонстрировать способность конструктивно решать конфликтные и спорные ситуации, где затронуты ее собственные интересы – будь то нормализация отношений с Грузией или территориальное размежевание с Японией.
Дмитрий Тренин – директор Московского центра Карнеги.