Когда в августе 1991 года в Москву вошли танки, чтобы покончить с горбачевской перестройкой, советская власть и пятилетние планы приказали долго жить. Также официально был положен конец холодной войне, противостоянию между двумя сверхдержавами, которое длилось более четырех десятилетий в всех возможных областях, включая моду.
Через двадцать лет молодой и востребованный кутюрье Денис Симачев выбрал в качестве своего конька советскую символику. Пальто с пуговицами, на которых изображены серп и молот, продаются по цене более 1 000 евро в его магазине-ресторане-дискотеке, расположенном в одном из самых фешенебельных районов Москвы. Слава Зайцев, один из самых известных модельеров СССР, которого также называли красный Диор, сумел пережить смену эпохи. У него два ежегодных показа коллекции, телепрограмма и Лаборатория моды, где он готовит своих учеников. Другие, подобно Нине Донис, стараются использовать самое авангардистское наследие моды эпохи большевизма. Но наиболее точно воссоздать образцы советской моды удалось хорватке Джурдии Бартлетт (Djurdja Bartlett), потратившей целое десятилетие на изучение этого малоизвестного сегмента советской жизни. Ее книга «Восточная мода: призрак, который преследовал социализм (Fashioneast: the specter that haunted socialism) опубликованная издательством MIT, рассказывает о развитии и тенденции моды при советской власти, просуществовавшей 72 года.
Рождение нового общества, провозглашавшего равенство между богатыми и бедными, между мужчинами и женщинами, разумеется, требовала новой формы одежды, резко отличавшейся от обветшавших буржуазных стереотипов. Понятно, что Ленин не ходил в крестьянской одежде, что совершить революцию. Он ходил в костюме западного покроя, но после окончания гражданской войны настал момент искоренить всякие легкомысленные и упадочнические замашки. В 20-е годы большевики поставили перед собой задачу создания совершенно нового стиля. Одежда, согласно официальным директивам, должна была быть простой, гигиеничной и функциональной.
Наиболее утопичные взгляды воплотились в конструктивистских разработках художниц Любови Поповой и Варвары Степановой, внедривших геометрический язык своих рисунков в одежду. Они отошли от традиционных форм одежды, перейдя к более прямым линиям. «Если видны швы от швейной машинки, то ведет к индустриализации производства одежды и раскрывает его секреты», провозглашала Степанова в статье, написанной ею в 1923 году. Создаваемые ими треугольники и окружности указывали на резкий разрыв с традиционными набивными цветочными тканями. Но когда их эскизы поступили на текстильные фабрики, то там пришли к выводу, что эти женщины не умеют рисовать и попросили их сделать эскизы в соответствии со вкусами публики. «Предложения были слишком радикальными для бедной и отсталой страны. Тем не менее, их модернистская эстетика была признана на Западе, хотя политическое содержание их там вовсе не интересовало», пишет Бартлетт.
Конечно, как в Париже так и в Москве все стремились создать одежду для современной женщины. Новая экономическая политика, объявленная в СССР в двадцатые годы с целью подъема страны после Гражданской войны, породила класс новой буржуазии. Вместе с ней вернулись журналы мод и новые тенденции, такие как фокстрот и свободно облегающая одежда. Они произвели фурор, хотя официальные лица выступали против них с жесткой критикой. Но как говорила героиня Греты Гарбо в кинокартине «Ниночка» режиссера Эрнста Любича (Lubitsch), очень трудно противостоять моде, какой бы бессмысленной и легкомысленной она ни была. Искоренить женскую страсть к гламурной одежде представляло собой непростую задачу, выполнить которую не удалось. Мода, как показывает Бартлетт в своей книге, стала Ахиллесовой пятой Страны Советов. Рядовая женщина могла позволить себе лишь простенькую одежду, а высокая мода неизменно производила завораживающее действие, хотя везде и всюду официально провозглашался аскетизм.
До тех пор, пока приход Сталина в власти не покончил со всеми революционными устремлениями, именно женщины навели мостик между конструктивистским стилем и западными тенденциями. Надежда Ламанова была известной модисткой, которая в дореволюционной России шила одежду для членов Императорского дома, а среди ее поклонников числился сам Поль Пуаре (Paul Poiret). Ей удалось выбраться из тюрьмы благодаря вмешательству жены писателя Максима Горького. В своей работе она приняла на вооружение не только некоторые из его наиболее радикальных тезисов, но и заложила идейную основу простоты и функциональности, которых должна была достичь советская мода. До того, как окончательно осесть в Париже, художнице Александре Эксте также удалось свести воедино разные полюса. Она экспериментировала с тканями и аппликациями.
Вскоре утопия была заменена жесткой и иерархической системой создания моды, которая пришла вместе со Сталиным в 30-е годы и держалась до конца. Прощай, прямой покрой, и вновь добро пожаловать, изогнутые линии. Коммунистическая мода официально склонялась к условной эстетике, подчеркивавшей традиционные роли. Государственные предприятия также не отвечали запросам потребителей и предпочитали производить одежду, используя те же самые выкройки в течение пяти лет, чем вносить любые изменения, которые могли бы задержать выполнение пятилетних планов.
После Второй мировой войны в социалистическом лагере была введена та же самая система. В пятидесятые годы начали проводиться так называемые конгрессы моды, на которых ателье мод каждой страны соревновались в различных категориях: женская мода, мужская мода, детская мода и т.д. «Тогда моде было разрешено вернуться, но при условии строгого контроля со стороны официальных учреждений», поясняет Бартлетт. И именно когда произошло это возвращение, власти обратили свой взор на работы Коко Шанель (Coco Chanel). «В пятидесятые годы, как коммунистический режим, так и сама Шанель перестали быть революционерами. Костюм с жакетом и черная одежда, практически неизменные, стали любимыми атрибутами», говорит Бартлетт. Журналы моды печатали различные выкройки и предлагали своим читательницам сшить свою собственную твидовую одежду. После крушения советской власти Россия проявила ненасытный аппетит к предметам роскоши. Но страсть ко всемирно известным маркам скорее похожа на наследие прошлого. Советские модельеры посещали ателье Кристиана Диора в 1957, 1960 и 1965 годах. В их сообщениях сквозит неописуемый восторг от работы модельера. «Как может выжить цивилизация, допускающая, чтобы женщины одевали это на себя? Долго она не протянет», говорит Ниночка незадолго до того как, не устояв, покупает смешную шляпку. А как тут устоишь, товарищ?