Доктор Джеймс Биллингтон (James Billington) уже был библиотекарем Конгресса в 1991 году, и он был в Москве в конце августа, приехав для участие в Конгрессе соотечественников, проекте, призванном способствовать возвращению иммигрировавших русских. Нора Фитцджеральд из Russia Beyond the Headlines взяла интервью у Биллингтона в годовщину провалившейся попытки переворота.
Russia Beyond the Headlines: Что вы вспоминаете о путче двадцатилетней давности сегодня?
Джеймс Биллингтон: Я узнал про переворот рано утром. Можно было слышать, как везде ездят танки. Все это случилось в праздник Преображения господня по календарю Православной церкви. Я отправился в Успенский собор со многими россиянами с конгресса, которые проживали в гостинице «Россия».
Я помню, как в конце службы открылись двери собора, ведущие на главную площадь Кремля. Я видел это только в сцене коронации в опере «Борис Годунов».
Когда события развернулись далее, многие пошли прямо к российскому Белому дому. Я подошел туда тоже в тот же день, но немного позже. Я еще встречался с различными людьми внутри системы, в том числе с ведущей фигурой в Академии наук. Он уже снял портрет Горбачева и сказал, что рад, что его убрали.
Передвигаясь по Москве тем утром, я отметил, что было на удивление мало суеты или истерии. А ведь были танки в качестве силы устрашения. А когда ты попадал к Белому дому, там начинал собираться народ, и атмосфера была чем-то похожа на карнавальную. Определенно, присутствовало возбуждение, но оно не оставляло четкого впечатления до тех пор, пока люди не начинали приходить к Белому дому и выступать с речами.
-Как изменилась атмосфера, когда стало ясно, что переворот обречен?
- Ко второму дню молва распространялась очень быстро. Оппозиция начала гальванизироваться, хотя большинство людей пока выступали просто зрителями. Атмосфера стала более наэлектризованной, когда прибыли Елена Боннер и Эдуард Шеварднадзе. Великий момент, помню, был тогда, когда приехал Слава Ростропович со своей виолончелью.
Все противостояние давало выражение давно накапливавшимся беспорядочным и неясным желаниям. Русские пытались как восстановить утраченное в своем собственном наследии, так и найти свободы, которыми пользовались в других странах. Ко второму дню у всех на уме были две живописные, наглядные картины - одной из них была фотография Ельцина на танке со своими седыми волосами и доброй улыбкой на лице. Эта фотография была культовой.
А другой картиной были телевизионные кадры хунты, члены которой сидели вряд вокруг лидера переворота, скрывавшимся за затемненными очками, с трясущимися руками. Это был единственный раз, когда они появились на публике. Я помню, как смотрел эти кадры вместе с русскими, которые говорили: «Они выглядят как ответчики в Нюрнберге». Было ощущение правоты и справедливости, которое проявлялось в изображениях, а не в лозунгах и манифестах. Существовало сильное ощущение того, с кем хочется идентифицировать себя.
Двумя крупнейшими геополитическими событиями последних двадцати лет, которые были полностью неожиданными, являются взрыв радикального исламизма и распад советской системы – и мы до сих пор их не понимаем. Российская Федерация, которая избрала своего первого президента в российской истории, в сущности устранялась от Советского Союза. Они не делали это официально, но они на самом деле определяли это, не откладывая в долгий ящик, не признавая его авторитет. Это до сих пор не понятно в ретроспективе.
Одним из впечатляющих фактов того кризиса было то, что никто из гигантского военного истэблишмента и руководства структур безопасности не отдал приказа стрелять, и никто не стрелял без такого приказа.
На третий день переворот начал расшатываться, и танки уходили, зачастую покрытые цветами. Произошла своего рода моральная трансформация, даже внутри системы, изгоняющей, наконец, геноцид, испытанный при Сталине. На улицах постоянно слышалось русское слово «чудо».
-Кто был героем в данной ситуации?
- История это полностью пропустила. Мы не знаем, кто из руководства принял решение не применять силу. Были разного рода герои помимо молодых людей, просто жаждавших свободы: пожилые женщины, которые выходили и разговаривали с молодыми солдатами на танках. Как и молодые священники, которые раздавали им новоявленные библии – и старшие сибиряки и афганские ветераны, которые обеспечили силы физической обороны для Ельцина в Белом доме.
-Вы развили обширные отношения с Россией за последние двадцать лет. Как страна или российско-американские отношения удивили или разочаровали вас?
- В общих чертах, две важные вещи произошли в России за последние двадцать лет. Первая – это то, что выжила большая часть централизованной бюрократии и системной коррупции поздней советской системы. Классические авторитарные структуры очень зависят от них. С другой стороны, у вас есть много местной жизнеспособности, живучести, жизненной силы, а также новых перспектив у того поколения, которое выросло политически, культурно и социально в постсоветской атмосфере, гораздо более сильно осознающего альтернативы и суть предпринимательства. Мы наблюдаем это в нашей программе «Открытый мир», в рамках которой четырнадцать тысяч молодых растущих российских лидеров посетили сообщества по всей Америке.
Сейчас наблюдается возрождение старых российских сил и возврат к религии, который принял многочисленные формы, но в то же время не превратился в появление обязательной государственной религии. У России значительно больше жизнеспособности в провинциях и имеет место также ряд структурных изменений. Стакан полуполный или полупустой? Это классический вопрос. Есть соперничающие тенденции. Были важные судебные реформы, включая распространение судов присяжных. Но также есть и проблемы с нерасследованными и нераскрытыми убийствами журналистов, занимавшихся расследовательской журналистикой, и запугивающие первый и второй показные суды над Михаилом Ходорковским.
- Насколько важна культурная перезагрузка для положения дел в российско-американских отношениях сегодня?
- Культурная перезагрузка крайне важна сегодня и должна расширяться и демократизироваться. Культурные обмены должны представлять собой не только периодические VIP-визиты. Даже в Советской России был какой-то обмен постановками и исполнителями, и это всегда было позитивно. Что не развивается в достаточной степени даже сейчас, так это обмены между людьми.
Программа «Открытый мир» имела весьма выдающийся эффект, привлекая людей со всей России, а не только демонстрируя образцы в нескольких местах. Но российско-американских обменов не столько, сколько их могло бы быть. С другими странами их гораздо больше. Мне не нравится термин «мягкая сила», но обмены жизненно важны для развития России, для превращения ее в более коллегиальное, сопричастное и предпринимательское сообщество.
Нам нужно также больше экономического сотрудничества. У нас недостаточное количество проектов в области развития. Нам так много чего нужно сделать вместе. И тут дело даже не только в недостаточном количестве человеческих контактов. У культуры много аспектов, и это не просто небольшое количество элитных обменов. Должны привлекаться регионы и женщины. Есть некоторые признаки того, что русские больше заинтересованы в том, чтобы приглашать к себе американцев.
Проект «Встреча на границах» Библиотеки Конгресса выложил в интернет много исходных документов, в которых сравнивается многочисленный параллельный опыт наших двух стран на восточных и западных границах европейской цивилизации. Несмотря на очень разную политическую и экономическую историю, 35 российских институтов предоставили материал для двуязычного вебсайта, который далее сподвиг Библиотеку Конгресса запустить всемирную цифровую библиотеку с ЮНЕСКО.
Много позитивного произошло за последние двадцать лет в России, как и много было поводов для разочарования. При всех своих сохраняющихся проблемах, Россия предлагает больше надежд и возможностей для позитивного и конструктивного будущего, чем мы ожидали.
