Почему молчит Китай?

На фоне событий минувшего лета – война и беспорядки в Северной Африке и на Ближнем Востоке, политико-экономическое противостояние в США, финансовая лихорадка в Европе, неразбериха в Японии – бросается в глаза тот факт, что Китай стал вдруг малозаметен в международном процессе. А ведь все перечисленное имеет прямое отношение к интересам Пекина. Стремление не привлекать внимания, похоже, связано с тем, что китайское руководство крайне обеспокоено происходящим и взяло паузу на осмысление перемен.
   
Установка «не высовываться», восходящая к заветам Дэн Сяопина, была на протяжении десятилетий лейтмотивом внешней политики КНР. Пекин справедливо считал, что до поры до времени демонстрация амбиций и растущих возможностей может только осложнить развитие – успехи Китая и так вызывают у всех подозрения, даже если он воздерживается от какого-либо вмешательства.

Новые черты появились в 2008-2009 годах. Символической демонстрацией большей роли КНР в мире стала Пекинская Олимпиада. А фактором, укрепившим уверенность в себе, - мировой финансовый кризис. По общему мнению, именно Китай вышел из него с наименьшими потерями и быстрее вернулся к траектории роста. 2010 год стал периодом, когда голос Пекина зазвучал громче и решительнее – как по региональным проблемам (много шума наделало заявление о том, что Южно-Китайское море – зона национальных интересов), так и по вопросам глобального устройства. И хотя в самой стране продолжалась дискуссия, не рановато ли она отошла от «скромной» линии, сдвиг был заметен.

События 2011 года изменили мировой ландшафт. Ожидания западных энтузиастов демократии, что «арабская весна» распространиться и на Китай, конечно, не имели под собой оснований, ситуация там совершенно иная. Однако в Пекине привыкли считать, что любой пересмотр статус-кво в значимых регионах планеты нарушает баланс, что чревато непредсказуемыми поворотами. А в этой ситуации лучше по возможности дистанцироваться от эпицентра стихии и затаиться, выжидая, что будет дальше.

С этим связана пассивность КНР в связи с арабскими катаклизмами. Китайские СМИ дозировано освещают происходящее, вероятно, чтобы у граждан не возникало соблазна проводить параллели. Хотя Китай принципиально против вмешательства в чьи-либо внутренние дела, он воздержался от вето во время голосования СБ ООН по Ливии, намеренно оставаясь в тени, – все обсуждали позицию России. Ход боевых действий, которые в какой-то момент откровенно превратились в иностранную операцию по смене ливийского режима, Пекин комментировал скупо, особенно на последнем решающем этапе. Никаких гневных осуждений и протестов, хотя было против чего. Яркой отповеди не вызвало и заявление повстанческой верхушки о том, что компаниям Китая (вместе с российскими и бразильскими) не на что рассчитывать в новой Ливии. Вместо этого Пекин осторожно зондирует перспективы признания будущих властей и взаимодействия с ними. Наконец, в следующей горячей точке – Сирии – Пекин тоже предпочитает держаться за спиной у Москвы, никакой инициативы.

Пожалуй, еще более примечательное проявление сдержанности – ситуация с американским долгом, которая чуть было не закончилась в августе объявлением дефолта США. Поведение Вашингтона вызывает у Пекина настоящую ярость. В то время как Китай готов делать все от него зависящее, чтобы поддерживать стабильность американской экономики (слишком сильно он на нее завязан), сами американцы из-за внутриполитических разбирательств эту самую стабильность ставят на карту. Однако за исключением двух-трех очень выверенных критических высказываний Китай хранил молчание на протяжении всего кризиса.

Одна из причин – китайские власти не хотят, чтобы их собственное население осознало, до какой степени экономика КНР зависит от ситуации в Америке, а то, неровен час, начнут сомневаться в мудрости политики партии. Помимо этого Пекин считает, что обострять ситуацию не в его интересах – изменить американскую политику он не в силах, а подбрасывать козыри антикитайски настроенному консервативному истеблишменту в США ни к чему. Поэтому вице-президента Джо Байдена, примчавшегося в августе в Китай, чтобы заверить кредитора в надежности должника, приняли вежливо и успокоительно: ритуальные слова о доверии и сотрудничестве были произнесены. (Пекин резче комментирует европейские долговые проблемы, во-первых, он от них зависит намного меньше; во-вторых, Европы Китай не опасается, напротив, китайских руководителей принимают в столицах Старого Света с подобострастием.)

Китай переживает важный момент – на съезде Компартии в 2012 году готовится смена руководства. Хотя все перестановки известны заранее и сюрпризы исключены, партийно-государственная верхушка относится к процессу предельно серьезно. Всякий риск отклонения от заранее составленного сценария должен быть исключен. В Пекине отдают себе отчет в главной особенности современной международной среды – отгородиться от внешнего фактора невозможно. Любой, малейший, сбой внутри может вступить в опасный резонанс с воздействием извне. А как стремительно амплитуда колебаний из минимальной способна превратиться в разрушительную, показали, в частности, и события 2011 года.

До того, как власть в Пекине будет консолидирована в руках нового поколения, Китай сохранит сдержанный подход, ориентируясь на минимизацию рисков. Однако следующему руководству предстоит принимать фундаментальные решения. Будущий лидер Си Цзиньпин, по предположениям комментаторов, и так более консервативен. Но вопрос не в частностях, а в принципе.

Недоверие к Америке как к экономическому партнеру растет. Нынешняя модель развития Китая базируется на использовании выгод глобальной взаимозависимости. Постарается ли Китай форсировать уход от нее? Сохранение этой модели создает для Пекина слишком много рисков. Тут и вероятность какого-то сознательного давления извне, например, введение протекционистских мер против китайских товаров, и просто обрушение конструкции из-за непродуманных или безответственных действий правительств. 

Если Пекин возьмет курс на «отсоединение» - не на словах, как после кризиса 2008/2009, а на деле, это обещает кардинальную перестройку мировой системы. Движение в сторону новой «деглобализации», когда изменятся не только экономические, но и политические параметры международного развития.