После относительного успеха стратегии НАТО в Ливии, все взгляды сейчас обращены в сторону Сирии. Однако никто, по-видимому, не горит желанием выступить за проведение аналогичного сценария в этой стране. И вот почему.
Мы не пойдем в Сирию сразу по ряду причин. Разумеется, «внутренняя» и «внешняя» сирийская оппозиция не согласна с возможным повторением ливийского сценария в своей стране. Но это не объясняет всего. Решение о проведении военных операций в Ливии было принято совсем не ливийским народом, это меньшее, что можно сказать. Более того, в стране раздаются отдельные (пусть даже изолированные и немногочисленные) голоса с призывами к прямому военному вмешательству. Об этом в частности говорил бывший вице-президент Сирии Абдель Халим Хаддам. Тем не менее, никакого отклика со стороны Запада так и не последовало.
Угроза российского и китайского вето против любой ооновской резолюции с чересчур жестким осуждением Сирии зачастую используется как главное оправдание беспомощности так называемого «международного сообщества» перед лицом творящегося там насилия и кровопролития. Однако факты утверждают обратное. Как всем нам прекрасно известно, когда в 2003 году США и некоторые их союзники были решительно настроены на вторжение в Ирак, они не постеснялись действовать в обход решения ООН. И никто не может всерьез поверить, что меньше чем за десять лет игроки на международной арене настолько повысили свои моральные качества.
В целом Вашингтон, Лондон и Париж, а также Эр-Рияд, Амман и Доха –лидеры большинства западных и арабских государств негласно хотели бы падения режима Башара Асада, который является последним официальным оплотом арабского национализма и одним из ключевых звеньев антизападного фронта. Однако в таком случае перед нами встает следующий вопрос: кто будет дергать за национальные и региональные ниточки, которые с таким старанием натягивал до недавнего времени сирийский режим.
Вообще, даже не считая того, что от «сирийской оппозиции» существует одно лишь название и что у нее нет ничего даже отдаленно напоминающего надежный и убедительный политический проект, нужно понимать, что внезапное создание вакуума власти в этой стране может лишь увеличить риск дестабилизации всего региона… Тем более, что Сирия не обладает достаточными природными ресурсами, чтобы позволить потенциальным «освободителям» вернуть вложенные средства. Несмотря на неустойчивую ситуацию на внутренней политической арене, Тунис и Египет скорее всего смогут создать условия для мирного перехода власти. Хотя в Ливии шансы на такой исход существенно ниже, развал страны в любом случае нельзя считать серьезной угрозой для соседних государств и региона в целом. В случае Сирии, дела обстоят совершенно иначе.
Президента Башара Асада по сей день спасает решение сохранить региональные стратегические отношения, которые сложились еще в эпоху его отца Хафеза Асада. Отношения с Ираном, тесные связи с ливанской «Хезболлой», ощутимое влияние на палестинский ХАМАС – все это накладывается страх того, что падение режима может породить второй Ирак и создает следующую ситуацию: хотя решение об усилении давления и недействующих санкциях остается в силе, никто не идет дальше мысли о Сирии без нынешней власти, чего в ближайшее время явно не предвидится.
Как бы то ни было, это не означает, что сирийский режим обосновался в Дамаске на веки вечные. Условия для преобразований в Сирии действительно существуют, и они даже подтолкнули режим к началу (пусть даже и косметических) реформ. Но в настоящий момент, как ни парадоксально, сирийская власть одерживает верх: ни НАТО, ни какая-либо западная держава не готовы идти на чрезмерный риск в стране, на которой держится гораздо больше, чем на большинстве остальных государств региона.
В довершении необходимо отметить, что, играя на стратегических связях с антиизраильскими «силами зла» в регионе, сирийский режим в итоге нашел прибежище среди этих игроков, от которых Запад пытался его изолировать на протяжение десяти лет. Поэтому не стоит удивляться при виде того, что чем больше западные государства и их союзники пытаются надавить на Сирию, тем острее та ощущает необходимость не поддаваться их требованиям. Как раз наоборот. Пусть даже это означает продолжение репрессий.