Примечание редактора: Это осенью мы отвечаем двадцатилетние годовщины сразу нескольких событий, значимых для когда-то могущественного Советского Союза: государственный переворот, конец правления Коммунистической партии и, наконец, распад самой сверхдержавы. Сотрудник агентства AP Наталья Васильева вспоминает о своем советском детстве и легендарных последних месяцах 1991 года.
В сентябре 1991 года, когда Советский Союз доживал свои последние месяцы, я была первоклассницей, мечтающей только об одном – о красном значке с портретом Владимира Ленина в детстве.
Получение значка октябренка, в честь Октябрьской революции 1917 года под предводительством Ленина, было первым обрядом посвящения для каждого советского гражданина, за которым следовало членство в пионерской организации, комсомоле и, для избранных, в Коммунистической партии. Все это открывало путь к хорошему образованию и успешной карьере.
Мне должны были вручить значок октябренка в начале второго полугодия, но к тому времени Советский Союз уже распался, и вместе с ним исчезли коммунистические символы, герои и идеи. Как и многие другие дети, я утратила образ моего будущего. Мои учителя запутались не меньше нас, не зная, чему учить дальше. Даже любимое место отдыха моей семьи внезапно оказалось за границей.
Я и представить себе не могла, что правила, которые я считала нерушимыми, исчезнут одно за другим в последующие 20 лет.
Мое раннее детство было типичным для советского ребенка: утопающий в листве детский сад, летние отпуска на побережье Черного моря, поездки на дачу. Я никогда не чувствовала себя в чем-либо обделенной, хотя, оглядываясь назад, я понимаю, что жизнь была нелегкой.
Маленький набор LEGO, подарок дальнего родственника, стал моей любимой игрушкой на многие годы, потому что в советских магазинах не было практически ничего. Однажды субботним утром мой отец отправился в большой магазин игрушек недалеко от Кремля и вернулся оттуда всего с одной крошечной резиновой фигуркой кого-то - мы долго спорили, кого именно. Она была похожа на смесь медведя, кошки и хомяка. Я до сих пор не знаю, кто это был.
Мультфильмы показывали по телевидению так редко, что приходилось подстраивать свой день под них. Выпуски новостей, которые я смотрела вместе с моими бабушкой и дедушкой, нагоняли скуку. Фабрики, производственное оборудование, рулоны ткани, рабочие – это все, что я запомнила.
Что касается еды, то у моих родителей были «карточки покупателя», которые представляли собой талоны на продовольствие. Мое имя и имя моего брата были неразборчиво написаны на оборотной стороне, чтобы нам с братом не нужно было стоять в очередях вместе с родителями за своей долей.
Однажды моя мама получила на Восьмое марта пачку сахара-рафинада – весьма желанный подарок, потому что у нас уже много месяцев этого не было.
Нехватка продовольствия еще сильнее ощущалась в Севастополе, городе на побережье Черного моря, где моя семья проводила каждое лето. Тогда мы везли масло, сосиски и другие продукты с собой из Москвы. Это вряд ли можно назвать идеальным отпуском, однако Севастополь, со своими широкими пляжами и кипарисовыми рощами казался лучшим местом на земле. Город расположен на Украине, сейчас это другая страна, и я не была там с 1991 года.
Однажды днем, осенью 1991 года, мой брат с другом вернулись домой из школы с большой коробкой. Я была в восторге. На коробке было что-то написано английскими буквами, а в коробке было сухое молоко и консервированная ветчина. Родители сказали, что это была гуманитарная помощь, отправленная западноевропейскими странами, потому что Россия, по их мнению, была на грани голода. Никто из тех, кого я знала, не голодал, однако этот жест никого не оскорбил. Консервированная ветчина пролежала в погребе у нас на даче еще несколько лет.
Одежда также была дефицитом. Как и всем детям, мне нужна была школьная форма, и моя мама догадалась купить ее мне еще в начале июня по подсказке своей коллеги, которая намекнула, что тогда бывает больше размеров. Это оказалось мудрым решением.
Исследовательский институт, где работала моя мама, выдал своим сотрудникам в августе премию в качестве «компенсации на покупку школьной формы», чтобы поддержать их в условиях стремительно растущих цен. Поскольку моя мама купила мне форму задолго до этого, она отправилась в ювелирный магазин и купила на эти деньги пару золотых сережек.
Школьная форма, которую носила я, практически не изменилась со времен моей мамы и бабушки. Это было темно-коричневое платье с накрахмаленными белым воротничком и манжетами. Поверх надевался черный фартук, который по праздникам заменяли на белый.
К тому времени, как я пошла в школу, уже было очевидно, что дни Советского Союза сочтены. 19 августа группа сторонников жесткой политики Коммунистической партии попыталась захватить власть, а провал их переворота тремя днями позже только приблизил распад Советского Союза. Одним из первых указов лидера новой России Бориса Ельцина стал указ о лишении правящей Коммунистической партии ее власти.
Все эти события обошли меня, семилетнего ребенка, стороной, однако уже в первый день моих занятий в начальной школе, через 10 дней после переворота, меня охватило чувство, что чего-то очень не хватает. Мой детский сад изобиловал символами советской эпохи. Портрет Ленина здесь, красный флаг там. А в школе стены, некогда увешенные портретами коммунистических лидеров, казались непривычно пустыми.
Второклассники все еще носили значки октябрят, которых называли внуками Ленина, а школьники постарше носили красные пионерские галстуки. Те, кому уже исполнилось 14 и старше, уже стали членами комсомола, что было необходимым условием поступления в хороший университет и реализации карьерных амбиций.
Предполагалось, что я получу свой значок октябренка в январе 1992 года.
26 декабря 1991 года Советский Союз официально перестал существовать.
Когда я вернулась в школу после новогодних каникул, в учебниках все еще оставались песни коммунистической эпохи, в задачах по математике все еще фигурировали пионеры, а рассказы для чтения были про Ленина. Но учителя либо пропускали эти упражнения и тексты, либо задавали их, не объясняя значений советских терминов.
Школьная форма больше не была обязательной, можно было носить все, что хочется. Тем не менее, внешне мы почти не отличались друг от друга. Произведенные в советские времена товары потребления были настолько плохого качества и настолько однообразными, что кончилось тем, что все носили одинаковые цвета и модели в основном черного и коричневого цветов. Но, по крайней мере, нам разрешили носить брюки, которые прежде были запрещены даже в самые холодные месяцы года.
Наши двадцати- и тридцатилетние учителя не знакомили нас с советской системой – полагаю, потому что они придерживались либеральных взглядов – но они также не объясняли нам основных вещей о нашей собственной стране, что весьма сильно бросается в глаза по сравнению с современной школой, где учителя начальных классов рассказывают о символах и истории «нашей родины».
С отменой школьной формы разрушилась моя последняя надежда на получение значка октябренка. Вместо этого в качестве подарка на окончание первого класса я получила от родительского комитета красочную детскую Библию. Это стало символом конца эпохи официального атеизма и возрождением Русской Православной церкви.
В действительности, со времени, когда я только пошла в начальную школу, с Россией произошли поразительные изменения. Для начала, россияне перестали так мрачно одеваться, сначала покупая на рынках одежду турецкого и китайского производства, а затем роскошные бренды, заполнившие торговые комплексы в эпоху потребительского бума.
Сейчас россияне свободно путешествуют по миру, более не нуждаясь в официальном разрешении на выезд за границу.
Но миллионы людей потеряли работу и осознали, что их навыки и знания не имеют никакой ценности в условиях зарождающейся рыночной экономики. Сотни тысяч выпускников университетов вынуждены были браться за неквалифицированную работу и идти подметать пол или садиться за руль автобуса.
В этом смысле молодому поколению было легче жить в эпоху изменений в стране.
Мое будущее казалось неопределенным в 1991 году, но туман стал рассеиваться к концу 90-х. В обществе больше не существовало системы распределения, но я поняла, что, даже не имея связей, я могу добиться успеха, если буду усердно работать.
Не являясь членом никакой партии, я получила государственный грант на обучение в одном из московских университетов. Это был, конечно, не самый лучший ВУЗ, но, отчаянно желая добиться для себя лучшей, чем у моих родителей, жизни, я действовала энергично и получила хорошую работу в газете. Она помогла мне оплатить курсы для журналистов в Лондоне.
Спустя 20 лет после падения Советского Союза, я работаю на американскую компанию, езжу за рулем американской машины и путешествую по миру с такой же легкостью, с какой мои родители ездили каждое лето в Севастополь.
И я представить себе не могла, что мне потребуется два дня, чтобы найти человека, который мог бы мне одолжить значок октябренка для фотографии к этой статье.