Вновь завоевать будущее

Впечатляющий аспект нынешнего кризиса — это неподготовленность народов. Это не неподготовленность тех, кто чувствует себя защищенным. Кризис, обострив социальное неравенство, которое с годами достигло устрашающих размеров, давно навис над народами. Но на этот раз в души проник страх, люди потеряли ориентацию, как будто бы у них нет компаса, стрелка которого указывает действительно на север. В таких странах, как Греция, наиболее пораженных кризисом, отчаяние может вылиться в гражданскую войну. Как может нация выплатить долг при такой глубокой рецессии без того, чтобы не развалиться? В странах, находящихся в лучшем положении, таких, как Германия, растет антиевропейский изоляционизм, не менее ожесточенный. В Италии дезориентация другого рода: демократии нанесен такой ущерб, социальные связи настолько расшатаны, а общественное мнение дезинформировано, что каждый видит в кризисе нечто, что касается других, а не себя самого.

Хотя народы различаются между собой, но их объединяет то, что они не знают, какую историю они творят. Живут как в пещере: снаружи находится открытое пространство, от которого они зависят, — Европа, мир, но они не знают о них ничего. Они не видят будущего, хотя оно открыто, так как мы о нем пишем. Они не видят, что будущее космополитично уже не в теории, а фактически. Они боятся поменять очки. Все новое кажется им зловещим, а не рассматривается как возможность изучить жизнь на открытом пространстве. Как у Бальзака, когда устрашенные жизнью предпочитают, чтобы прошлое довлело над настоящим, и становятся людьми, изгнанными из настоящей жизни.

В Италии эта неподготовленность, тем не менее, не лишает надежды. Достаточно назвать одну цифру: 1 миллион 200 тысяч человек осудили избирательный закон. Отсюда сразу же можно понять, что народ хочет добиться лучшего будущего, участвовать в его осуществлении. С каким отвращением политики, которые используют народ, лишая его верховной роли, восприняли тот факт, что люди решили взять в руки свою судьбу. Сущность популизма — блеф. Четыре последних референдума показали, что общество жаждет не только правды, но и переустройства. Не удивительно, что столько партий выступили против референдумов или отнеслись к ним пассивно.

Было трудно вести сбор подписей за отмену нынешнего избирательного закона (Porcellum): отсутствовала информация, расписание, зато было намеренное умалчивание в кабинетах Демократической партии (Pd). Если бы эта кампания проводилась в более благоприятных условиях, то, возможно, было бы собрано 3-4 миллиона подписей. Действительно, о чем говорят референдумы? Они свидетельствуют о неподготовленности народа. Но это происходит, потому что кое-кто хочет, чтобы так было: легче управлять плохо информированными разобщенными людьми. Говорят, что формированию общественного мнения, фундаментальной составляющей демократии, был нанесен ущерб политическим засильем на телевидении. Те, кто участвовал в референдуме, высказали свое мнение, они считают, что политики не работают для достижения общего блага, а занимаются тем, что защищают власть и богатства кланов.

Пол Кругман (Paul Krugman) хорошо объясняет, как такая власть питается экономическими доктринами, «полностью не соответствующими действительности», основанными на лжи: она лжет, что экономического роста не будет, если богатые будут платить налоги, что кризис возникает от слишком многих ограничений, а не от отсутствия правил, как демонстрируют факты (New York Times, 29-9-11). Слова Наполитано (президент Италии, прим. ред.) в пятницу в Неаполе обнажают этот провал: это не обоснованная политика со стороны тех, кто обещает паданские мини-государства (На территории Италии на Паданской равнине  находятся два мини-государства: Ватикан и Республика Сан-Марино, прим. ред.), а крик и шумиха. Такой же необоснованный крик сопровождает и кампанию защиты избирательного закона, по которому «важно поддерживать хорошие отношения с партией, которая тебя назначает, а не с избирателями».

В этом экономический кризис напоминает войну, о которой Сэмюэл Джонсон писал в восемнадцатом веке: «самая большая беда заключается в уменьшении любви к правде, в фальши, диктуемой интересами и поощряемой легковерием». Именно этим и занимаются политические претенденты: вместо руководства поощряют легковерие, поддерживают интересы тех, кто хочет сохранить свои привилегии и неравенство, к которому привело нарушение правил в условиях свободного рынка.

Но особенно в Европе политики не умеют говорить, причем, ни в одной стране Евросоюза: они все время взывают к нашим обязанностям, но никогда к нашим возможностям. Они все время обнажают свою несостоятельность, не объясняя, почему, если Европа слаба, то правительства не выводят ее из этого состояния, не выпуская власть и держась за свое право вето. Их задача заключается в том, чтобы понять действительное положение вещей, отказаться от иллюзий, которыми они тешат себя и других. А так как политики не находятся на высоте положения, то политика — это ноль. Без стратегии выхода из кризиса народы не могут мобилизоваться. Популизм, льстя им, их использует, чтобы затемнить происходящее, а именно, кризис, который разрушает не только экономику, но и то, что скрепляет общество, а, следовательно, демократию. Это дезертирство руководящих классов, не желающих объяснить, что только в европейском правительстве мы обретем суверенитет, который мы теряем, и правящие и управляемые. По мнению некоторых, популизм — это клеймо XXI века. Сироты, отверженные от настоящего — вот народ-Голем, который формируют популисты. Сейчас народы восстают против такого положения вещей. Они были потребителями, а не гражданами. Вынужденные неожиданно потреблять меньше, они снова становятся гражданами.

Страх может разрушить душу (история, не будучи прогрессивной,  свидетельствует об этом), но может также и обострить зрение. В девятнадцатом веке родилась первая форма социальной защиты, потому что социализм вселял страх. Бисмарк в Германии первым создал государство, которое защищало слабых и общие интересы, трансформировав страх потери прошлого благополучия в созидание будущего. Так же было и с правыми в Италии. Первые нормы по социальной защите рабочих мест, стариков, инвалидов были приняты при либеральном Джолитти. Сегодняшние правые ни в чем не напоминают вчерашних. Следует сказать, что Италия  представляет собой аномальный случай, но не единичный. Сеет иллюзии даже Германия, популистами являются Саркози и Кэмерон, уже не говоря о коррумпированных, душащих свободу правительствах Венгрии и Болгарии. Если бы сегодня правители захотели пойти по дороге Бисмарка, они должны были бы внушить народам мысль о том,  что сами они не справятся. Каждый день мы убеждаемся в том, что размеры страны имеют значение в эпоху глобализации: ты силен, если представляешь не маленькое государство (например, Паданию), а мощное, особенно, если хочешь конкурировать с демографическими  державами, подобными Китаю, Индии, Бразилии, США или России.

Сначала популизм возникает, как демократический ответ олигархиям. Глава государства связан со своим народом, и эта связь, символ народного верховенства главенствует надо всем,  не допуская вмешательства ни промежуточных институтов, ни наднациональных органов власти. Популизм упрощает проблему, когда выход из кризиса требует усложнения и разделения властей. Часто говорят о рецидиве  Вестфальского мира, который положил начало новому порядку в Европе, основанному на концепции государственного суверенитета абсолютных монархий. Но забывают, что Европа в 1648 году была на подъеме, а сейчас она рискует развалиться. Две мировые войны оставили свой исторический след, и пытаться возродить ситуацию периода Вестфальского мира — это не только нелепо, но и опасно.

Италия представляет собой лабораторию. Пустота между лидером и народом заполняется новыми олигархиями, еще более мафиозными, чем прежде, безразличными к общему благу. Место социальных связей занимает этническая, религиозная, сексуальная идентичность, основанная на отторжении других. Списки политиков-геев, появившиеся в Сети на днях, — это эпизод из «Последних дней человечества». В добропорядочных демократических странах газеты игнорируют подобные эпизоды, а если этого не происходит, то это потому, что популизм — это воздух, которым мы все дышим. Кризис становится удобным случаем, если сказать правду. Нужно начать говорить, что на Западе мы не сможем расти, как вчера. По мнению экспертов, понадобятся еще 40-50 лет, чтобы заработная плата в странах с быстро развивающейся экономикой (Китай, Индия, Бразилия, Россия) достигла нашего уровня.  В будущем нам придется меньше потреблять. Не нулевой рост, но рост в другом плане. Именно для этого была придумана объединенная Европа, потому что больше не было смысла строить будущее, основанное на лжи прошлого.