Дело «витебских террористов»

За месяц, прошедший с начала первого дня слушаний дела «витебских террористов», для стороннего наблюдателя создалось вполне определенное впечатление, касающееся личностей обвиняемых.

Дмитрий Коновалов и Владислав Ковалев — абсолютно разные люди, которые могли иметь в детстве некие общие точки соприкосновения, но в последующем они должны были либо разойтись как в море корабли, либо ограничиваться при случайных встречах дежурными «здравствуй и прощай». Однако случилось то, что случилось: оба попали в одну клетку. По выводам следствия, один из них умышленно сделал все, чтобы оказаться в ней и покинуть ее с расстрельным приговором, а другого в клетку привели, извините, как несопротивляющегося барана.

В официальной трактовке Дмитрий свои преступные действия осуществлял «в стремлении активного противопоставления своей личности интересам общества», а Владислав — «умышленно из ложного понимания чувства товарищества».

Анализ потока информации, оглашенной в ходе судебного следствия, в основе которой показания как самих обвиняемых о себе и друг друге, так и их общих знакомых, позволяет корреспонденту интернет-газеты Naviny.by выдвинуть версию о том, что (в случае, если взрывы на самом деле совершили именно они):

Коновалов — маньяк, играющий со смертью?

По личным выводам автора этих строк, главный фигурант уголовного дела более похож на серийного маньяка, у которого в раннем детстве появилась болезненная страсть разрушать. С годами она только усилилась и в определенное время требовала все большего эффекта для получения удовлетворения, сходного с сексуальным.

Ведь, как явствует из обвинительного заключения, Коновалов начинал с малого, когда его целями становились, скажем так, неодушевленные предметы в виде оконных рам и киосков, а затем он перерос свои детские шалости и стал ставить растяжки на людей, наблюдая за взрывами со стороны. Чем дальше, тем больше. Заряды становились все мощнее, а последствия — раз от разу все более кровавыми.

В действиях Коновалова, начиная со взрывов в Витебске осенью 2005 года, прослеживается и временная маниакальная тенденция — раз в три года (взрывы в Минске произошли в 2008 и 2011 годах). Словно для появления удовлетворения его внутренних желаний требовался именно такой период времени. Примечательно, что, как и типичному маньяку, получающему сексуальное наслаждение от вида мук его жертв, Коновалов, похоже, тоже стремился лицезреть результаты своих «трудов».

Как известно, он не признается в причастности ко взрывам в центре Витебска в 2005 году. Но что касается минских, то из его показаний следует, что он наблюдал, как скорые увозили раненых ночью 4 июля 2008 года, а после теракта 11 апреля специально сделал круг, чтобы увидеть, что происходило возле входа в метро. На допросах Ковалев и Яна Почицкая сообщали, что в тот вечер Дмитрий вернулся в съемную квартиру на улице Короля в приподнятом настроении и много шутил.

К слову, по показаниям подружек Коновалова, они его считали веселым парнем, называли «душой компании», в то же время отмечая, что иногда его настроения резко менялись, он уходил в себя, высказывал мысли о самоубийстве, называл себя «страшным человеком», говорил, что «одинок и его никто не любит».

В данном случае, как говорят специалисты, частая смена настроений, немотивированный уход в себя и суицидальные настроения — первые признаки, мягко говоря, психического расстройства. Увлечение Коновалова взрывоопасной химией, которой он занимался в полном уединении, не исключено, также находится в причинно-следственной связи с его душевным состоянием. Вот только что (или кто) сделало его таким?

В подобных случаях причины принято искать в семье. Однако о взаимоотношениях Дмитрия с близкими практически ничего не известно. Впрочем, некоторые выводы можно сделать. Коновалов бывал в гостях у своих одноклассников и подружек, но никто из них не был дома у него. Возможно, родители не позволяли ему приводить в дом «чужих», или он сам не хотел, чтобы его друзья видели, в какой обстановке он живет. В детстве Дмитрий не общался с дедушкой и бабушкой, хотя те жили недалеко от его дома.

Во время одного из заседаний адвокат Коновалова Дмитрий Лепретор спросил у Ковалева: правда ли, что у его подзащитного в детстве был конфликт с отцом? Владислав ответил: «Да, это правда, они потом долго не разговаривали». О природе конфликта пока не сообщалось.

Можно предположить, что некие внутренние семейные неурядицы имелись. Они наложили свой отпечаток на внутренний мир или даже травмировали Коновалова, и тот, что называется, начал копить в себе злость на весь род человеческий за то, что его жизнь не удалась, что он — простой никому не известный токарь и таковым останется по гроб жизни. Свою агрессию он направил на абсолютно незнакомых людей, чтобы самоутвердиться хотя бы в собственных глазах.

Что, кстати, также типично для маньяков, которые могут ненавидеть источник своих неприятностей, но никогда им вреда не причинят. Как и самим себе, хотя они прекрасно понимают свою ущербность, мнимую или реальную, но вынести себе самоубийственный приговор и привести его в исполнение они не в состоянии, поэтому ищут другие варианты, затевая страшную игру со смертью.

Об этом свидетельствуют все поступки и поведение Коновалова за сутки до взрыва и после в том виде, в каком их представило следствие. Он вел себя не как человек, часы которого на свободе сочтены, а как сумасшедший, стремящийся завершить самое главное дело своей жизни, без оглядки на последствия для близких и родных. А дальше — хоть трава не расти на его могиле…

Ковалев — жертва обстоятельств

Роль Владислава во всей этой трагической истории второстепенна. В паре, сидящей в клетке, он по сути своей — ведомый, который подчинился ведущему и сам до сих пор не может понять, зачем он это сделал. Если у Коновалова напрочь отсутствовала конкретная, в общепринятом понимании, жизненная цель, то у Владислава все было расписано на годы вперед. Крутить гайки на заводе или лазать по столбам для него было лишь временным состоянием. В отличие от Коновалова, у него имелись созидательные цели: он стремился нажить реальное материальное состояние, интересовался фондовым рынком, планировал заняться бизнесом, изучал психологию и настраивал себя на успех.

Понятно, что для реализации таких мечтаний столица более предпочтительна, чем провинциальный Витебск. Тем паче, что парень вырос на рабочей окраине областного центра, где все идет своим чередом и не меняется десятилетиями, а местное население с витебской пропиской, отправляясь в центр, по-деревенски сообщает: «Едем в город». Похоже, Ковалев стремился вырваться из пролетарской среды, где самое любимое развлечение, — «пива попить да похулиганить».

Следует заметить, что в суде гособвинение намеком поставило под сомнение, что переезд Владислава в ноябре 2010 года Минск связан лишь с его помыслами изменить образ жизни. Однако вряд ли будут представлены доказательства, что Ковалева в столицу отправил Коновалов якобы на разведку в связи с готовящейся теракцией.

Мне лично видится несколько другая версия. Предположительно, Ковалев понимал, что близкое знакомство и доверительные отношения с другом Коноваловым, повернутым на взрывах, до добра не доведут.

Дмитрий вернулся из армии летом 2010 года, привез оттуда два огнетушителя, которые намеревался использовать в качестве оболочек для взрывных устройств. На допросах об этом сообщал сам Ковалев. Логично предположить, что Владислав принял решение держаться подальше от такого друга. Вот только подвели его «под монастырь» мягкотелость и неумение говорить «нет».

Бесспорно, Коновалов имел серьезное влияние на Ковалева. Они вроде бы дружили, но особых общих интересов не имели. По крайней мере, Владислав, образно говоря, не ассистировал своему другу детства при сборе взрывпакетов и прочих опасных вещей. У парней были даже разные компании. По озвученным материалам уголовного дела получается, что практически всегда инициатором встреч для совместного времяпрепровождения был Коновалов. Кстати, о его негативном влиянии на Ковалева в суде рассказала родная сестра Владислава, упомянувшая, что мама была против этой дружбы, ибо после каждой встречи с Дмитрием Влад возвращался домой пьяным.

Пока непонятно, сознательно ли Коновалов втянул в эту жуткую историю Ковалева или просто не думал о возможных последствиях для друга, но конец этой дружбе положит суд. У Владислава, правда, есть огромное преимущество. Он не одинок, его любят, за него есть кому переживать. Каждый день он видит свою маму, сидящую в последнем ряду, которая для оплаты услуг адвоката взяла кредит в банке. Вот она точно нисколько не сомневается, что ее сын стал жертвой чудовищных обстоятельств…