Перевод предоставлен изданием «Курсор» (Израиль)
21 мая 1985 года, в день, когда была реализована «сделка Джибриля», в одной из средних школ Цфата состоялась печальная церемония. Родители 22 учеников местной школы, которые были убиты одиннадцатью годами ранее во время теракта в Маалоте, вручили учебному заведению свиток Торы, который был создан в память их погибших детей.
Меир Амруси, отец Малки, одной из учениц, погибших во время теракта, произнес речь от имени родителей убитых школьников. Он рассказал, как родители захваченных террористами детей умоляли тогдашнего начальника генерального штаба Моту Гура, чтобы тот выполнил требования преступников и спас детей. «Он ответил нам, что нельзя идти на уступки террору, нельзя поддаваться на шантаж.
Если уступить сегодня, ответил Гур, завтра придется платить вдвойне», - рассказал присутствующим Меир Амруси, - И мы согласились с его доводами. Мы поняли, насколько важен этот принцип».
«И вот сегодня, - Меира Амруси душили слезы, - наши руководители забыли об этом. Они освободили 1150 убийц, чьи руки обагрены кровью. Что же произошло? Это освобождение заставляет нас думать, что кровь наших детей была пролита напрасно. Неужели кровь наших близких ценится так дешево?»
Через два года после теракта в Маалоте государство Израиль выпустило из тюрьмы террористов, захвативших самолет авиакомпании Air France, пассажиры которого были освобождены в ходе самой дерзкой операции ЦАХАЛа. Речь шла о невероятном риске, почти на грани безумия. Малейший просчет тех, кто планировал и осуществлял операцию, мог превратить геройскую миссию на территории Уганды в кровавое побоище, жертвами которого стали бы десятки израильтян.
Читайте также: Гилад Шалит и конец израильско-палестинского мирного процесса
В последние дни мне кажется, что я вновь слышу крик боли Меира Амруси. Тридцать пять лет спустя после того, как мы потеряли в Энтеббе командира спецназа генштаба («Сайерет маткаль») и четверых заложников, можно наконец громко и внятно задать этот вопрос: почему нужно было платить за освобождение заложников столь высокую цену?
Почему мы не могли еще в те годы согласиться на требования террористов и освободить несколько десятков их подельников (вполне приемлемая цена в сложившейся ситуации). И вообще, с учетом нового тарифа, установленного Биньямином Нетаньяху, насколько уместно будет спросить его, не напрасно ли погиб его брат Йони Нетаньяху?
Прежде чем была заключена недавняя обменная сделка, средства массовой информации подписали конвенцию о неприкосновенности приватного пространства Гилада Шалита. Очень хорошая идея, которую СМИ следовало бы взять на вооружение и в других ситуациях подобного рода.
Проникшись новыми нормами журналистской этики, утром, в день освобождения Шалита, телеканалы торжественно сообщили, что кадры, на которых запечатлен солдат, не будут транслироваться до тех пор, пока их не увидят родители. И вдруг, без какого-либо предупреждения, египетское телевидение показало интервью с Шалитом.
Израильские журналисты немедленно забыли о конвенции и вернулись к законам джунглей, царящих в наших СМИ. В считанные секунды израильским зрителям (и родителям Шалита) была предоставлена возможность увидеть интервью, которое египетская журналистка взяла у изможденного, задыхающегося пленника, которого привели на контрольно-пропускной пункт в Рафиахе хамасовцы и египетские военные.
Наши каналы беспрерывно, вновь и вновь, транслировали эти кадры, грубо попирая приватность Шалита и его семьи, наплевав на собственные обещания и договоренности, лицемерно возмущаясь «жестокостью» египетской журналистки.
Еще по теме: Цена жизни? Израильтяне – 1000, палестинцы – 1
Затем нам поведали о медицинских проверках, которые должен будет пройти Шалит сразу после того, как его передадут израильской стороне. А потом телеведущие начали обсуждать важный вопрос о том, упал ли в обморок вернувшийся из плена солдат, оказавшись в самолете израильских ВВС.
А еще позже телевизионщики поехали в поселок Мицпе Хила, чтобы заснять Гилада, приехавшего в родительский дом. И все это - в прямом эфире. Такая вот журналистская конвенция о «неприкосновенности личного пространства».
Несмотря на душевные мучения и сочувствие, которое Нетаньяху выразил по отношению к семьям, потерявшим своих близких в терактах, его канцелярия приложила максимум усилий, чтобы скрыть от этих людей любую информацию о преступниках, включенных в обменный список.
Тот факт, что до последнего момента не был опубликован простой и внятный список имен 1027 террористов, а также злодеяний, которые они совершили, можно считать плевком в лицо израильского общества. Стоит напомнить, что в терактах, которые были совершены освобожденными террористами, погибло 569 израильтян.
Если Биньямин Нетаньяху проявил, как утверждают некоторые, свои лидерские качества, приняв решение о заключении сделки, было бы логичным ожидать от него смелого поступка и в этом вопросе.
Гилад Шалит – не «наш общий ребенок». Он не «наш обший сын». И даже не просто «Гилад». Весь этот арсенал понятий, посредством которых осуществляется манипуляция сознанием и чувствами граждан, хорош для профессиональных пиарщиков и специалистов по связям с прессой.
Именно поэтому было неловко наблюдать за выступлением пресс-секретаря ЦАХАЛа, использующего всю эту сомнительную терминологию. Гилад Шалит, если кто-то об этом забыл, - боец Армии обороны Израиля, который был захвачен противником. Хорошо, что начальник генерального штаба ЦАХАЛа Бени Ганц не забыл об этом и назвал его «старшим сержантом Гиладом Шалитом».
В начале прошлой недели профессор Амнон Рубинштейн, министр в правительстве, принявшем в 1985 году решение о «сделке Джибриля», рассказал о том, что происходило в день голосования по этому вопросу. С вызывающей уважение откровенностью он поведал о том, как утром рокового дня он прибыл в министерство главы правительства с твердым намерением проголосовать против сделки. Но у входа в министерство мать пленного солдата схватила Рубинштейна за рукав и стала плакать.
Я зашел в кабинет, где проходило заседание правительства, рассказал бывший министр, и проголосовал в пользу заключения сделки. Этот потрясающий рассказ наглядно демонстрирует, как в те годы, точно так же, как и сегодня, правительство предпочло эмоции и чувства - логике и здравому смыслу.
Тогда женщина по имени Мирьям Гроф, чей сын Йосеф находился в плену, не давала покоя израильским министрам. В наши дни ее место заняли израильские средства массовой информации. В течение пяти лет СМИ оказывали давление на правительство, не желая при этом вести серьезную дискуссию по сути вопроса (о цене обмена, о риске, связанном с этим шагом).
Марши, пиар-кампании, разноцветные ленточки, а главное – массированное давление на руководство страны. Чтобы те пошли на уступки, пошли на компромисс. Чтобы дали наконец ХАМАСу все, что он требует.
Теперь можно праздновать победу. Не над ХАМАСом, а над израильским правительством. Эта заслуга принадлежит журналистам. Они могут гордиться тем, что благодаря их давлению на правительство террористы отказывались идти на какой-либо компромисс.
Завтра, когда произойдут новые теракты, когда будет захвачен очередной солдат нам, представителям СМИ, придется признать, что часть этой крови на наших руках. Потому что мы, журналисты, занимаем самую выгодную позицию в такого рода ситуациях.
Мы советуем руководителям, что им надо делать. И мы же возглавляем грубые и безжалостные кампании, направленные против руководителей, если те смеют нас ослушаться.
Когда что-то не срабатывает, мы умываем руки. Мы не спешим брать на себя ответственность. Так было в период Норвежских соглашений. Так было во время размежевания. Так было во время бегства из Южного Ливана.
Но ответственность лежит на нас. Так как без нашего содействия не было бы ни малейшего шанса на освобождение из тюрем тысячи убийц.
Недавно я листал газеты, выходившие в мае 1985 года. В те дни, когда осуществлялась «сделка Джибриля». Насколько же отличаются тогдашние газеты от сегодняшних! И тогда народ с радостью встречал пленных солдат. Но в то же время никто не скрывл горечи, чувства тревоги, связанных с обменом шестерых израильтян на полторы тысячи террористов.
Тогда ни у кого не было сомнений в необходимости задавать вслух нелицеприятные вопросы. Тогда капитуляцию называли капитуляцией. Не было почти ни одного публициста, который разъяснял бы читателям, что капитуляция перед врагом – есть проявление нашей мощи. «Это тяжелейший удар для израильской судебной системы,» - было написано на следующий день после реализации сделки в редакционной статье «Маарива».
