Нет, нет, Россия не охвачена чумой, как в небольшой трагедии Пушкина «Пир во время чумы» (действие происходит в Англии), однако недавняя полемика развернулась вокруг того, что можно было бы «правильным употреблением чумы».
Дмитрий Быков - это нечто вроде литературного монстра: каждую неделю он выпускает несколько статей, выступает по радио «Эхо Москвы», публикует длинное стихотворение на страницах оппозиционной «Новой Газеты». Его стихотворение «Дима и Вова» (уменьшительные имена правящего тандема, оба велосипедиста в котором поменяются местами после грядущих президентских выборов) дало возможность от души посмеяться многим интеллектуалам. Добавьте к этому, что он преподает в школе, ведет блог, пишет и публикует десятки романов и рассказов, а также биографии писателей. Так, его перу принадлежит биография Бориса Пастернака (сегодня она переведена на французский), романиста и барда Булата Окуджавы, который вместе с Высоцким был идолом последних лет СССР. Кроме того, сейчас он приступает к биографии Маяковского...
Россия будет выбирать новый парламент накануне 20-й годовщины распада Советского Союза. Все произошло 8 декабря 1991 года: Беловежские соглашения ознаменовали собой конец СССР, республики которого вновь обрели независимость. «Крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века» - так однажды охарактеризовал это событие Владимир Путин. Однако сегодня с этим уже ничего не поделать: Украина, Прибалтика, Белоруссия, кавказские республики и Средняя Азия - все они обрели независимость. В той или иной степени. Молдавия до сих пор разделена, то же самое касается и Грузии. Украина идет своим собственным, хаотическим и зачастую непонятным путем. Однако конец империи, которую Ленин переименовал в Советский Союз, не был катастрофой: все конфликты не вышли за локальный уровень. То есть, ничего общего с распадом британской или французской империи. Ну и прекрасно! И не будем этого забывать!
Газета «Аргументы и факты» устроила по этому поводу дебаты на тему «СССР. 20 лет спустя». Именно тогда Дмитрий Быков заявил: «Мы живем в стране, которая культивирует все худшее, что может быть в человеке. (...) Все мы сойдемся на том, что Советский союз утонул, империя пала. Можно относиться к этой эпохе сколь угодно критично, но мы видим, что погубившие ее вещи обернулись гораздо большей бедой». Он сослался на научно-фантастический роман братьев Стругацких, в котором те обозначили конец СССР. В «Пикнике на обочине» один персонаж говорит: «Да у нас дыра, но сквозь эту дыру сквозит будущее». Если не вдаваться в детали, оппозиционер Быков к огромному удивлению многих своих читателей и даже поклонников выразил нечто вроде ностальгии по СССР. То есть по жесткому режиму, которому можно было себя противопоставить. В отличие от нынешнего режима, который мягче советского, но выступить против него не представляется возможным.
«Итак, - хвала тебе, Чума!» Этой цитатой из Пушкина ответил ему Михаил Эпштейн, философ и эссеист, который в настоящий момент проживает в США. В этой связи он даже придумал слово «тотальгия», то есть ностальгия по тоталитаризму. Быков - отнюдь не нацбол, как те восторженные молодые люди, которых готовит Эдуард Лимонов, герой последней книги Эммануэля Каррера (французский писатель, получивший недавно престижную премию за роман-биографию Эдуарда Лимонова – прим. ред.). В то же время он и не простой водитель, который вешает портрет Сталина на ветровое стекло рядом с фотографиями голливудских красоток. И не член Коммунистической партии, которой до сих пор руководит непотопляемый Зюганов. Нет, это тонкий интеллектуал, который испытывает ностальгию по «великой эпохе». Цитирую Эпштейна: «Тотальгия – это чувство многостороннее. Тотальгия бывает идейной, зрительной, вкусовой и даже обонятельной и осязательной». Так, человек может вспоминать запах старого пионерского галстука и привычно макать печенье в чашку с чаем. Многие противники советской власти определенного возраста не лишены этого чувства тотальгии. Александр Зиновьев сделал ее одним из своих главных направлений.
Но разве это оправдывает Быкова, который выдвигает такую формулировку: «великое зло лучше, чем маленькое добро; великая несвобода лучше, чем маленькая свобода; самый адский ад лучше, чем не вполне райский рай». Которого, иначе говоря, тошнит от современной посредственности, отсутствия видных оппозиционеров, великих мучеников (и великих угнетателей). Сейчас можно опубликовать критику против режима и спокойно отправиться отдыхать на кипрские или египетские пляжи. Рожденный в 1967 году Быков слишком молод для настоящей ностальгии, но испытывает тотальгию: ах, как же все раньше было здорово! «Такой надпольный, почти небесный идеализм идет гораздо дальше подпольного парадоксализма», - возмущается Эпштейн и напоминает о словах композитора Карлхайнца Штокгаузена, который воскликнул после 11 сентября: «То, что там произошло, – величайшее произведение искусства!» Сталин тоже был большим мастером художеств...
Быков был не первым. И, возможно, именно преклонение перед Пастернаком подтолкнула Быкова к такому парадоксальному восхвалению сталинской эпохи. Так, в комментарии к стихотворению Пастернака «Художник» (1936 год) он пишет: «Самое же горькое заключается в том, что для Пастернака – и для любого крупного дарования – главным критерием оценки события или деятеля является масштаб».
Существует также и ответ Быкова Эпштейну под заглавием «Чума и чума». Если у большой чумы была своя красота и свой ГУЛАГ, а у маленькой чумы нет собственных лагерей, то все это объясняется исключительно прагматическим расчетом... «Великое зло не «лучше», чем маленькое добро, Боже упаси. Я говорю всего лишь о том, что эпохи великого зла формируют целые поколения борцов с этим злом, и борцов первоклассных, — тогда как эпохи полусвободы тем и плохи, что компрометируют свободу и формируются в результате полупоколения». В поддержку своих слов он приводит Томаса Манна, который написал в «Истории «Доктора Фаустуса». Роман одного романа»: «У Гитлера было одно особое качество: он упрощал чувства, вызывая непоколебимое «нет», ясную и смертельную ненависть. Годы борьбы против него были в нравственном отношении благотворной эпохой».
В целом спор шел о больной и болезни. Стоит ли относиться к больному в зависимости от его болезни, или же нужно рассматривать его независимо, вылечить его? Россия без конца размышляет о собственных болезнях. Но такие споры остаются бесполезным и парадоксальным уделом интеллектуалов. Что делает Россия? Она сутками стоит в очереди, чтобы увидеть пояс Богородицы, который привезли из монастыря на горе Афон и выставили в московском Храме Христа Спасителя. Власти и патриарх лично встретили и проводили в аэропорт святую реликвию, которая впервые покинула руки греческих монахов. Зачем? Для того, чтобы возродить безвозвратно утерянный образ Святой Руси? Народ в свою очередь тут и там устраивает собрания, чтобы показать отношение к кавказцам, которым по его мнению дают слишком много денег. Образ кадыровского Грозного начинает его раздражать. Нам нужен собственный, думает он. Власти Рязани и Санкт-Петербурга запрещают гомосексуалистам проводить публичные собрания, и в скором времени по этому вопросу должны принять федеральный закон. Но где здесь настоящие дебаты, 20 лет спустя после распада СССР?
Увидим ли мы их снова, и если да, то где? В пригородах или моногородах, которые сейчас лежат в руинах? Вопросов для общественных обсуждений более чем достаточно. Состояние здравоохранения, образования, тюремной системы - вот главные проблемы, которые нужно было бы обсудить перед выборами. Но страна проявляет полнейшее безразличие. Проявится ли оно на выборах? Как бы то ни было, в этом случае тотальгия - не ответ.
Жорж Нива - почетный профессор Женевского университета, специалист по русской литературе.