Как нам следует понимать российские протесты? В своей недавней статье в Globe Пол Старобин (Paul Starobin) ошибочно утверждает, что западным наблюдателям не следует ждать перерастания поднявшейся в Москве и других российских городах волны протестов против коррупции и нарушений на выборах в своего рода демократическую «Российскую весну». Он полагает, что во Владимире Путине слишком много от «фигуры отца» и – вот в этом и заключается основная загвоздка — что аналитикам не нужно ожидать слишком многого от россиян, которых Старобин сравнивает с «недовольными детьми». Ссылаясь на роман русского писателя Ивана Туренева «Отцы и дети», Старобин пытается доказать, что исторически россияне – особенно младшее их поколение — бунтовали против своих отцов, но это не обязательно приводило к новым и положительным переменам. «Антипутинское движение выглядит порожденным, скорее, гневом очередного поколения, чем идеями демократического общества», - пишет он. (Путин тоже придерживается аналогичного мнения – он высмеивает участников протестов и жалуется, что «постоянно повторяющаяся в истории проблема России — это стремление части ее элит к рывку, к революции».)
В сущности, Старобин задает вопросы, которые интересуют многих из тех, кто наблюдает за событиями в России: приведут ли эти протесты к смене режима или Путин все же удержится? Будут ли они иметь долговременные последствия, которые скажутся на российской политической сцене, или закончатся без следа?
По мнению Старобина, протесты вряд ли увенчаются успехом, однако у его подхода есть одна проблема – он основан на литературном произведении 150 –летней давности, которое создавалось в совершенно другом контексте.
В 1862 году, в котором Тургенев впервые опубликовал свой роман, в России 90 % населения были неграмотными. Немногочисленные интеллигенты воображали себя избранными и считали, что они призваны решить долгосрочные проблемы России. «Дети» в данном случае выступали против деятелей салонного движения 1830-1840-х, называя «отцов» отсталыми и устаревшими. Безусловно, они ненавидели самодержавие, но все же «отцами», против которых был направлен их бунт, было именно старшее поколение, а не цари.
Напротив сейчас в России почти стопроцентная грамотность, а недовольство охватывает широкие круги, не ограничиваясь узкими слоями элиты. Вместо старшего поколения участники протестов выбрали более конкретную политическую цель: правящую партию «Единая Россия», которая превратилась, по популярному выражению оппозиционера Алексея Навального, в «парию жуликов и воров».
Однако, если массовые демонстрации – это не «обычная для страны драма» противостояния между поколениями, о которой пишет Старобин, то что же они в таком случае? Российские протесты породили ряд теорий о том, какие силы в них господствуют, и о том, что движет их участниками. Одна теория считает, что это протесты россиян из среднего класса, уставших постоянно сталкиваться с коррупцией и неравенством и требующих политических перемен. Другая теория утверждает, что в протестах участвует молодежь, взрослеющая и требующая, чтобы к ее голосу прислушивались в политике. Есть точка зрения, согласно которой оппозиция – это конгломерат разных групп, в рамках которого умеренные левые пассивно следуют за либералами, боящимися поднимать настоящие социальные протесты. Наконец, некоторые уверены, что российских участников протеста одурачили западные спонсоры, использующие сомнения в результатах выборов в собственных целях (именно так считает российское правительство).
Я хотела бы выдвинуть еще одну теорию и предположить, что перед нами не очередная обреченная вспышка недовольства «фигурой отца» и не результат западной манипуляции. Что, если эти протесты – это непосредственная реакция на тот политический спектакль, который путинский режим продолжает с 2000 года – то есть с самого своего возникновения? Режим взрастил в России политическую культуру, фокусирующуюся почти исключительно на одном человеке – на Владимире Владимировиче Путине, которому был создан имидж мужественного ковбоя из рекламы Marlboro. Путин ездил с голым торсом на лошади, летал на истребителе, нырял в море и т. д. Этот имидж также предполагает, что Путин принимает все решения лично и правит почти без чужой помощи.
При этом режим откровенно не сумел решить целый список проблем. На прошлой неделе журналист Юлия Латынина привела этот список в своей статье в The Moscow Times под заголовком «Путин: результаты-2011» («Putin: Results 2011»). В него входят: утечка мозгов, вызванная эмиграцией из России, рост числа миллиардеров, обогатившихся благодаря политическим связям, неспособность режима построить даже автомагистраль, несмотря на огромные нефтяные доходы, массовое недоверие общества к полиции и недовольство привилегиями элиты (например, использованием голубых проблесковых сигналов, которые освобождают чиновничью верхушку от следования обычным правилам на дорогах), выплата Россией дани Чечне (а не наоборот) и отсутствие разработки новых месторождений нефти.
На фоне этого сочетания мужественного имиджа правителя с управленческой неэффективностью россияне взяли свои айфоны и фотоаппараты на избирательные участки 4 декабря не потому, что они опасались столкнуться с нарушениями на думских выборах. Большинство из них прекрасно понимало, что нарушения будут. Российский избирательный процесс был ущербным последние 10 лет – если не 20. Однако они хотели доказать наличие нарушений. А доказать, что выборы были обманом они хотели потому, что их приводило в ярость несоответствие путинского спектакля реальности во множестве других аспектов.
Чтобы понять причины краха путинского спектакля, нужно учесть сделанное Путиным 24 сентября заявление о том, что он будет баллотироваться на новый президентский срок. Это заявление подорвало видимость демократии, которую режим старался поддерживать параллельно с доминантным имиджем Путина. Россияне знали, что фактически Путин собрался баллотироваться на два шестилетних срока. Они понимали, что это означает: он будет избран еще на 12 лет. 12 лет без перспективы перемен, без всякой ответственности для власти. Путин при таком раскладе будет править так же долго, как Иосиф Сталин. Это значило бы, что Россия не смогла вступить в современную эпоху и стать выборной демократией.
Более того, раздражение у общества вызывала сама форма, в которой Путин объявил о своих планах. Он не только заявил, что они с Медведевым поменяются местами (это сразу же стали называть «рокировкой» - шахматным термином, означающим ход, при котором король и ладья меняются местами), но и что они с Медведевым давно это планировали. В 2008 году, когда Медведев стал президентом, многие (включая меня) решили, что он, скорее всего, временная фигура, которая будет занимать президентский пост до переизбрания Путина. Однако никто не знал этого точно. В результате возникал определенный драматизм. Было непонятно, считать ли Медведева полноценным и самостоятельным политиком или путинской ширмой. Объявив во всеуслышание, что Медведев с самого начала был только дублером, Путин ясно дал понять, что он с помощью Медведева просто одурачил российское общество.
Одновременно стала очевидной ахиллесова пята кремлевской стратегии. Если правитель – все равно, Путин или царь Николай II веком раньше – считается лично и полностью ответственным за внешнюю и внутреннюю политику России, на его плечи ложится и непосредственная ответственность за крупные провалы - в данном случае за провал в области выборной демократии. Правитель, которого постоянно восхваляли, не может отказаться от ответственности за неудачи. Лидер, который не смог сделать так, чтобы его не считали единоличным правителем, превращается сейчас в мишень для критики.
Дело не в том, что Путин – это «фигура отца» (хотя он старается ей быть). И, безусловно, не в том, что россияне – это недовольные дети. Дело в том, что Путин пытался выглядеть единоличным правителем, и – как единоличный правитель – становится теперь «козлом отпущения».
Разумеется, никто не знает, что произойдет с протестами. Они могут сойти на нет – но они могут и усилиться. Режим может ответить на них уступками – или угрозами (пока он отвечает и тем, и другим). В долгосрочной перспективе олигархи и другие силы, стоящие за Путиным, могут решить, что скандал чересчур повредил «бренду» Путина и что нужно выдвигать нового лидера с новым имиджем. В краткосрочной перспективе псевдоальтернативу они уже нашли – Михаила Прохорова, который - как помнят многие в России – прошлым летом выпал из парламентской гонки, назвав весь процесс мошенничеством. Если масштаб митингов протеста возрастет слишком сильно, кремлевское руководство может решить отложить выборы, чтобы окопаться и перегруппироваться. Они могут даже объявить Путина диктатором и избавиться от демократического фасада – который в любом случае сильно пострадал.
Тем не менее, аналитикам следует крайне серьезно относиться к недовольству россиян. Я убеждена, что россияне пошли на избирательные участки в декабре не потому, что они боялись обнаружить фальсификации, а потому, что были уверены – фальсификации обнаружатся. Они знали – выборы фальсифицируются. И еще они знали, что не хотят, чтобы все это продолжалось еще 12 лет в таком же духе.
В дальнейшем западным экспертам категорически не стоит пренебрежительно относиться к участникам протестов и считать их «недовольными детьми». Российские граждане всех национальностей, возрастов и профессий устали от фальшивой демократии и от театра человека, который хотел стать царем. Важно, чтобы наблюдатели с Запада оказывали им моральную поддержку вместо того, чтобы называть их шансы ничтожными. Путин может обвинять нас в том, что мы оказываем этому движению материальную поддержку. В прошлом он нередко обвинял Запад в провоцировании протестов. Поэтому, на мой взгляд, те на Западе, кому небезразлична Россия, окажут протеста лучшую помощь, если поддержат идею того, что российская демократия медленно, но уверенно растет по причинам, связанным с крахом путинского спектакля, а не с какими-то действиями «внешних сил».
Элизабет Вуд – профессор русской и советской истории в Массачусетском технологическом институте.