Сегодня я испытываю сильнейшее беспокойство, потому что чувствую, что петля вокруг «Ашрафа» (лагерь иранских беженцев в Ираке, - прим. ред.) затягивается все сильнее. Я не могу многого сделать, я ведь, как говорят, просто философ. Но я много занимался войной и понял, что значение в ней имеют не только сражения, да простят меня господа генералы, но зачастую и то, как войны заканчивают. И здесь «Ашраф» может послужить хорошим примером. США победили в войне в Ираке или же потерпели поражение? «Ашраф» станет одним из ответов на этот вопрос. Кроме того, я не просто размышлял о войне, а бывал на войнах, чтобы собственными глазами увидеть, что же там происходит.
Когда Ингрид Бетанкур (Ingrid Bétancourt) сказала, что нам нужно готовиться принять людей из «Ашрафа», я подумал, что да, это и в правду серьезно. Мне вспомнилось, как вместе с идеологическими противниками, Раймоном Ароном (Raymond Aron) из антитоталитарных правых и Жаном-Полем Сартром (Jean-Paul Sartre) из левых антиколониалистов, мы отправились на встречу с президентом Республики, чтобы добиться от него выдачи виз беженцам, которые пытались скрыться от коммунистического режима после войны во Вьетнаме. Вспомнил и то, как поехал туда, чтобы посмотреть, как этим людям удается сбежать: половина или даже две трети из них погибали в неспокойном Южно-Китайском море. Когда же они все-таки добирались до суши, доплывали до островов, то сталкивались с ужасным отношением к себе со стороны малазийцев, которые официально были противниками коммунизма, но при этом обладали развитым националистическим и ксенофобским менталитетом. Чтобы защитить этих людей, у которых не было вообще ничего, даже визы, я разговаривал со многими американцами, в том числе и молодежью: с одной стороны были ветераны Вьетнама, которые были довольны тем, что сражались за свободу во Вьетнаме, так они полагали, а с другой стороны - немало студентов, выступавших против вьетнамской войны.
Читайте также: Проблема беженцев вблизи
И все они прекрасно ладили друг с другом, потому что как только война заканчивается, начинают ощущаться последствия. Они вместе боролись с ними, чтобы попытаться спасти жизни людей и встретить сбежавших от вьетнамского коммунизма. Поэтому война на самом деле не заканчивается в один день: у нее есть последствия, которые обеспечивают ее продолжение. Так, если говорить о Вьетнаме, я бы сказал: вспомните, что после Вьетнама произошел геноцид в Камбодже. Киссинджеру вручили Нобелевскую премию мира, но это произошло в тот же момент, что и геноцид в Камбодже. Если обратиться к менее жестоким войнам, хотя война по своей сути всегда жестока, вспомните о том, как в самом центре Европы, в Сребренице произошла бойня с молчаливого попустительства ООН и европейских держав, в том числе Франции. Таким образом, окончание войны - ключевой момент, пусть даже он и не отображается в точности в книгах по истории.
Итак, огромное спасибо Мирьям Раджави, которая показала нам, что речь шла не о партизанах, а гуманитарной проблеме, и что (в независимости от нашего мнения по поводу Саддама Хусейна или народных моджахедов) нам нужно было объединиться, чтобы спасти возможных жертв, мирных жителей, которые поверили американцам и сложили оружие, и постараться сдержать обещания, которые Америка взяла на себя в тот момент. То есть все это абсолютно гуманитарный вопрос, и спасибо Мирьям Раджави за то, что та смогла расширить его до общечеловеческих масштабов. Спасибо оказавшимся здесь американцам, потому что человеку всегда чрезвычайно трудно пойти против своего правительства и собственных поступков. Мне кажется, что они дают нам прекрасный пример моральной, философской ответственности, показав, что уважение к человеку стоит выше уважения к государству. И если правительство ошибается, об этом нужно говорить.
И если правительство поступает подло, закрывает глаза, пускает все на самотек, об этом нужно говорить. Я был очень обрадован, когда увидел, как американские генералы находят силы занять такую позицию. Я француз, и, по правде говоря, во время войны в Алжире, лишь очень немногим нашим военным хватило на это смелости. Были и другие люди, чья отвага двигалась в другом направлении, и которые хотели худшего. И их, к несчастью, было ничуть не меньше. Спасибо американцам и оказавшимся здесь европейцам. Очень важно, что Европа хотя бы раз не дает усыпить себя рассуждениями о терроризме. Да, террористы там есть. Но, если говорить о террористах, скорее уж можно отнести к ним руководство Ирана.
Еще по теме: Тунисские беженцы мечтают о красивой жизни в Европе
Французы как никто должны это понимать, потому что во Франции происходили иранские теракты. С другой стороны, французам и европейцам следовало бы крайне внимательно отнестись к заявлениям о терроризме, потому что под самыми их окнами находится человек по имени Владимир Путин, который под предлогом борьбы с терроризмом обескровил, и это еще мягко сказано, целый народ. Чеченцев всего миллион. Был миллион. За десять лет они потеряли 200 000 мирных жителей под предлогом терроризма. Даже российский генштаб никогда не говорил о более чем 3000 террористов в Чечне. Получается, можно упомянуть 3000 террористов и убить 200 000 человек. Будьте бдительны, под прикрытием борьбы с терроризмом возможно все. К счастью, оказавшиеся здесь европейцы всегда на чеку.
Таким образом, я бы сказал, что проблема заключается не только в «Ашрафе». Прежде всего, это, конечно, «Ашраф» и находящиеся там люди. Но нельзя забывать и о будущем Ирака, так как бойня в «Ашрафе» станет сигналом об опасности для всех, кто не поддерживает Малики. И, Бог свидетель, таких людей большинство. То есть, первый вопрос - это Ирак.
Второй вопрос, мы уже говорили о нем, но стоит еще раз напомнить, это мир во всем мире. Вполне очевидно, что принять жестокое обращение, убийства, пытки, наступление полиции на «Ашраф», значит расписаться в своем попустительстве и потворстве перед иранской теократией. Если мы позволяем Малики убивать в «Ашрафе» или так называемом лагере свободы, значит и вы можете спокойно делать вашу атомную бомбу, мы ведь такие невероятно мирные, такие добренькие. Это будет по-настоящему неудачным ответом на иранскую ядерную угрозу, и мне не хотелось бы возвращаться к тому, что сказал нам мэр Нью-Йорка во время холодной войны. Государства не были добренькими или мирными, они зачастую были тоталитарными, но по крайней мере вели себя разумно. Китайцы, русские и американцы. Кто может гарантировать, что нынешняя теократия с ее известным всему миру мессианским настроем сможет действовать разумно с атомной бомбой в руках? То есть, «Ашраф» может дать отмашку и иранскому атому.
Еще по теме: Беженцы идут на запад
Последний момент - это честь демократии и даже сам ее смысл. И то и другое сейчас поставлено на кон. Сегодня говорят, что Малики - это глава правительства и значит это его дело, а мы, европейцы и американцы, мы умываем руки. Это означает, что национальный суверенитет стоит превыше всего. Превыше законов и прав человека. Подобное утверждение чрезвычайно опасно. В 1933 году в Женеве говорили: слушайте, немцы (Гитлер в тот момент только пришел к власти), вы слишком сильно притесняете профсоюзы, евреев, коммунистов, католиков, либералов, это чересчур. В ответ им сообщили, что «угольщик хозяин у себя дома». Если мы дадим Малики «хозяйствовать» у себя в стране, то по сути выкинем в мусорную корзину Всеобщую декларацию прав человека.
Иракский вопрос, вопрос мира на нашей планете, вопрос демократии и превосходства прав человека над правами государств - все они сейчас решаются в «Ашрафе» помимо еще одной важнейшей вещи, жизни каждого мирного жителя, каждого ребенка и каждой женщины. О них нужно думать в первую очередь. Но от них будет зависеть судьба всего мира.
