Налог на непредвиденное богатство не укрепит доверие российского бизнеса

Прошло полтора десятилетия с момента проведения в России в 1995 году известных аукционов "кредиты в обмен на акции", и их сегодня начали считать первородным грехом российского бизнеса. В результате массовой распродажи бизнесмены со связями за гроши приобрели ведущие промышленные предприятия страны. Возник класс олигархов, что породило недовольство и раздражение у простых россиян.

Эти аукционы стали олицетворением процесса приватизации государственной собственности на миллиарды долларов в ходе непрозрачных сделок. Та таинственность и нечистоплотность, с которой они проводились, заставила их участников опасаться того, что активы у них могут отобрать, а также повысила их незащищенность от политического давления.

Когда самый богатый на тот момент человек в России Михаил Ходорковский схлестнулся в 2003 году с президентом Владимиром Путиным, его посадили в тюрьму, предъявив обвинения, отчасти связанные с приватизацией 1994 года.

Неудивительно, что эти сделки снова привлекли к себе внимание в момент, когда Россия готовится к президентским выборам в атмосфере политического брожения. Выступая в этом месяце на встрече с представителями крупного бизнеса, Путин заявил, что настало время решить проблему "нечестной, прямо скажем, приватизации". Решением проблемы может стать либо "разовый взнос", либо налог на непредвиденное богатство.

При проведении аукционов "займы в обмен на акции" испытывавшее финансовые трудности российское государство занимало деньги у бизнесменов, которые в качестве обеспечения получали акции государственных предприятий. Когда государство не сумело вернуть выданные ему кредиты, бизнесменам разрешили реализовать эти акции, которые они продали в основном самим себе. Это касалось и акций самых драгоценных камней в короне российской экономики: нефтяных компаний "ЮКОС" и "Сибнефть", а также горно-металлургического комплекса "Норильский никель".

Тысячи других компаний также были проданы в ходе аукционов, на которых граждане могли обменивать выданные им государством ваучеры на акции. Не понимая их потенциальной ценности в будущем, многие россияне продали эти ваучеры за гроши бизнесменам, которые воспользовались ими для получения контроля над приватизируемыми компаниями.

Налог на богатство с целью исправления былых ошибок и несправедливостей имеет определенную притягательность. Он поможет подвести юридическую черту под процессом приватизаций, а также преодолеть сохраняющуюся неприязнь к бизнесу.

Но установить налог по справедливости сейчас, когда с момента первых приватизаций прошло 20 лет, будет очень непросто. Один бывший кремлевский чиновник полагает, что сделать это можно будет лишь по "договоренности" между бизнесменами и государством. Примеры других бывших советских республик вряд ли могут вызвать воодушевление.

Лидеры оранжевой революции 2004 года на Украине решили по-новому, более справедливо приватизировать компании. Перепродать удалось только одну компанию - металлургический комбинат "Криворожсталь". Однако спекуляции и слухи на тему методов проведения новой приватизации вызвали баталии между олигархами, заставили нервничать инвесторов, а также привели к падению производства и роста.

В Грузии после революции роз 2003 года многие бизнесмены попали под следствие, а в некоторых случаях подверглись аресту, и им пришлось заплатить штрафы, чтобы узаконить свою собственность. Но этот процесс многие считают чрезвычайно политизированным.

Путин одобрительно отзывается об одном иностранном примере: о налоге на сверхприбыль, который британское правительство лейбористов при Тони Блэре ввело для электроэнергетических компаний, посчитав, что консерваторы приватизировали их слишком дешево. Но в том случае было продано всего 30 компаний, причем произошло это всего за 10 лет до введения налога. В России же ситуация намного сложнее.

Аукционы "кредиты в обмен на акции" распространялись лишь на 12 компаний. Шведский экономист Андерс Аслунд (Anders Aslund), работавший советником при правительствах России и Украины в начале 1990-х годов, отмечает, что непосредственно аукционы привели к смене собственника лишь в четырех компаниях. Одна из них, "СИДАНКО", обанкротилась (теперь ее составляющие принадлежат ТНК-ВР). "ЮКОС" Ходорковского после его ареста продали большей частью государственной "Роснефти", а владелец "Сибнефти" Роман Абрамович в 2005 году продал свою компанию государственному Газпрому. Из этих четырех компаний только "Норильский никель" не менял владельцев.

Многие из числа проданных на ваучерных аукционах компании столько раз меняли своих владельцев, что обложение этих людей налогом на непредвиденное богатство становится практически невозможным. Руководитель российской службы контроля за расходами предложил взяться за решение этой задачи, но предупредил, что это может повлечь за собой судебные разбирательства.

Есть здесь и более широкий вопрос. Без власти закона обеспечить надежность собственности на приватизированные активы никогда не удастся. Компания ArcelorMittal, купившая украинскую "Криворожсталь" за 4,8 миллиарда долларов во время ее перепродажи в 2005 году, спустя пять лет в связи со сменой власти столкнулась с судебным делом, которое возбудила прокуратура, и которое грозило лишить ее вложенных инвестиций. Дело закрыли только после международного вмешательства.

Российскому деловому миру не нужна та дестабилизация, которую принесет с собой налог на богатство. Те тысячи часов рабочего времени чиновников, что будут потрачены на изобретение схем и методов изъятия такого налога, лучше отдать на давно обещанные, но так и не осуществленные правовые реформы.

Если стремящийся вернуться на свой прежний пост Путин хочет укрепить доверие бизнеса, лучшим способом сделать это станет создание уверенности в том, что нормы правовой защиты и имущественные права будут укрепляться, а не ослабевать.

Поможет этому и период спокойствия, когда не будет нападок на бизнес, как российский, так и иностранный, что сегодня происходит слишком часто.

В этом случае премия за риск, давно уже применяемая по отношению к  России, начнет, наконец, снижаться.

Нил Бакли  -  восточноевропейский редактор Financial Times.