Европа – это тяжкий груз, которые наши родители взвалили на нас по вине наших дедов.
Молодой немецкий студент пережидает всю эту бурю в Европейском Университете Флоренции. За тысячу километров отсюда, в маленьком ресторанчике, расположенном рядом со зданием Еврокомиссии в Брюсселе, высокопоставленное должностное лицо одной из южных стран заявляет, что Евросоюз «уже является, или должен был являться международной организацией, подобной Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) или Международному валютному фонду (МВФ), не более и не менее».
Это еврочиновник и студент не знают друг друга, но при этом испытывают одно и то же ощущение, которое, подобно острой боли, пронзает весь континент. Евроразочарование, превратившееся в ряде мест в раздражающий евроскептицизм (его взяли на вооружение национал-популистские движения, для деятельности которых в ряде стран возникла благоприятная среда), стало предпоследней точкой кризиса, причем уже не только экономического, но также и политического, социального, культурного. Это кризис модели развития, который пускает метастазы во все стороны и ощущается буквально во всем.
Читайте также: Чем больна Европа?
Европа предпринимает какие-то действия для борьбы с ним, но делает это крайне вяло, да и то, когда ситуация уже подходит к критической точке. У Европы заклинило мотор. В течение трех поколений она вынашивала послевоенный проект европейской интеграции, и вот теперь потеряла ориентир, который ей будет трудно восстановить, поскольку ее генетический код нарушен, и в отношении себя самой у нее возникает все больше сомнений.
«Молодежь уже нельзя убедить в том, что Евросоюз жизненно необходим, чтобы избежать новой войны. Выросло уже целое поколение, на которое это не действует. Нам нужны новые доводы», - заявил на этой неделе министр финансов Германии Вольфганг Шойбле (Wolfgang Schäuble). В течение определенного времени воспоминания о мировой войне были решающим фактором строительства единой Европы. Затем экономика и валюта стали теми рычагами, которые использовали политики для создания союза. Валютный союз и единая валюта требуют огромного взаимного доверия: никто ничего не продаст за денежную купюру, если не испытывает действительного доверия к этому куску бумаги. И это столь важное доверие пропало.
Одна из идей Европы угасает. До и после ввода в обращение евро Евросоюз обладал немалой притягательной силой для многих стран, видевших в Европе привлекательную модель социально ориентированной экономики, государства всеобщего благоденствия, отстаивавшую такие ценности как процветание и современное развитие.
Читайте также: Кризис евро и закат Европы
Нынешний экономический кризис затронул как раз эти ценности. «И этот кризис совпал по времени с появлением самых что ни на есть дешевых постулатов о якобы трудолюбивом и экономном Севере и бездельничающем и проматывающем средства Юге. Если не появятся политические лидеры, способные выдвинуть иные лозунги и отказаться от словесной перепалки, а Германия по-прежнему будет навязывать свои условия, легитимность европейского проекта превратится в стеклянную оболочку, хрупкую и уязвимую», считает Жозеп Боррель (Josep Borrell), бывший председатель Европарламента. Существовавший 10 лет тому назад оптимизм сталкивается с нынешним состоянием подавленности, наступившим вследствие кризиса, проходящего под знаком разочарования и страха, отсутствия настоящего лидера и принятия потрясающе неэффективных решений.
Все это создает «ощущение того, что из рая мы опустились в ад, не пройдя чистилище», как заявил один источник в органах Евросоюза. Но в действительности это чистилище существует: Греция и ее более чем двухлетние мытарства. Греческий кризис, превратившийся впоследствии в кризис еврозоны и поставивший под сомнение само ее существование, является лишним подтверждением того, что в итоге экономика определяет все. И европейская экономическая болезнь в действительности представляет собой клиническое состояние, в котором несколько заболеваний тянут за собой друг друга: нарушения кровеносной системы (банки); нарушения нервной системы (принятие решений на уровне Брюсселя и правящего тандема Меркель-Саркози); нарушения, вызванные холестерином (слишком много людей обогатилось за счет государственного долга и, в особенности, за счет долга частных банков), и, наконец, анемия (застой или признаки спада производства на всем континенте). К вышесказанному следует добавить такое асимптоматическое заболевание как утрата европейского духа, а также побочные эффекты неправильного лечения этих болезней, являющиеся следствием более чем спорного диагноза.
С подачи Берлина Европа сама себе прописала жесткую экономию, которая была введена в форме инъекции через Брюссель. Создатели евро считают, что первая проблема, ставшая причиной кризиса, уходит своими корнями в финансы. И не только в Греции, но и во всей Европе. А раз так, то и бороться с ней нужно с помощью сокращения финансовых расходов. Но нет никаких явных свидетельств того, что это действительно так. Пол Кругман (Paul Krugman), Йозеф Штиглиц (Joseph Stiglitz) и иже с ними особенно резко выступают против подобного диагноза и последующего лечения. Даже МВФ, обычно находившийся по другую сторону идеологических баррикад, предостерег от излишнего употребления глагола «сокращать».
Еще по теме: Европа - не нация и не империя
Побочные эффекты мер жесткой экономии хорошо известны. В краткосрочной перспективе, особенно если они применяются одновременно, повсюду и в обстановке чрезмерной задолженности всех участников –государств, банков, предприятий и граждан-, это приводит к еще большей экономической слабости, которая переходит на банковскую систему (посредством неуплаты задолженности) и на государственный долг (когда возникают большие сомнения относительно платежеспособности стран, поскольку без экономического роста невозможно оплачивать долги). Некоторые даже сравнивают бюджетные сокращения с кровопусканиями, практиковавшимися средневековыми знахарями.
Мы сталкиваемся с серьезным вызовом: преодолевая расстояния, континент «рискует в третий раз в течение ста лет понести серьезные потери», на этот раз без применения танков и самолетов. Теперь в качестве тяжелой артиллерии выступят финансовые рынки, в несколько трагичной манере пишет сотрудник Института Петерсона (Peterson Institute) Эдвин Труман (Edwin Truman), чьи статьи в последнее время приобрели большую известность.
Стоимость обвала евро столь высока, что, вероятнее всего, это просто не произойдет. Всегда медленно и всегда по принуждению Европа двигалась в правильном направлении (меры финансового регулирования, шаги в направлении создания экономического союза) и достигла того, что два года тому назад казалось немыслимым. Путь предстоит долгий и сложный: аргентинцы на собственном опыте знают, что свет в конце туннеля бывает обманчивым и может оказаться огнями товарного поезда, несущегося на нас на полном ходу. На этом отрезке находится полдюжины основных станций.
