Когда заместитель министра внутренних дел по вопросам равенства борется с Комиссией по равенству и правам человека – это всегда интересно и даже иногда заставляет задуматься. Проблема Надии Эвейды (Nadia Eweida), сотрудницы British Airways, наказанной за отказ перестать носить крест, наглядно демонстрирует, что никакой секуляризм не может избавить правительство от необходимости иметь дело с теологическими вопросами.
Комиссия сначала была не согласна с Эвейдой, но сейчас ее поддерживает, зато против нее в открытую выступила замминистра Линн Физерстоун (Lynne Featherstone). Также против Эвейды, похоже, выступает обменивающийся сейчас в Риме протокольными любезностями с папой архиепископ Кентерберийский – на том основании, что носить крест в наше время больше не означает носить символ христианской веры, а означает носить ювелирное украшение, выражающее личные вкусы.
Требует ли христианство, чтобы его последователи носили кресты? Наши суды решили, что не требует, но мне кажется, что вопрос был плохо сформулирован. С тем же успехом можно было бы спросить, требует ли христианство ходить в церковь по воскресениям или, скажем, придерживаться пацифистских взглядов. В мире слишком много разных версий христианства, чтобы такие вопросы не выглядели бессмысленными.
Разумеется, выглядит несправедливым, что общество готово смириться с тем, что ислам требует, чтобы женщины покрывали головы – хотя многие мусульмане (причем не только женщины) считают это требование вздором, – и при этом отказывается делать такую же скидку христианству. Некоторые христиане считают подобную несправедливость свидетельством гонений, но на это можно возразить, что, напротив, христианство до такой степени воспринимается как норма, что людям кажется неправильным – нехристианским, – когда его требования противоречат требованиям светского мира.
Вопрос о том, насколько религиозная символика может нарушать форму одежды – это другая тема. Ответ на него, безусловно, зависит от того, о чем идет речь – о физическом наличии символики, или о ее смысле. Носить ювелирные изделия в больнице не следует не потому, что они могут выражать религиозную веру, а из соображений гигиены. Если этот запрет будет последовательно распространяться, в том числе, и на обручальные кольца, у верующих не будет оснований жаловаться.
Однако трудность в том, что все эти правила, на первый взгляд столь светские, заставляют правительство и суды решать богословские вопросы. В деле Еврейской бесплатной школы судьям приходилось решать, кто считается евреем, сейчас их просят определить, какие обряды должны соблюдать христиане.
Все было бы легче, будь у нас по-прежнему полноценная господствующая церковь. В таком случае, ответить на этот вопрос было бы просто – достаточно было бы спросить архиепископа Кентерберийского - и, если необходимо, парламент - о том, какой доктрины придерживается Церковь Англии. Однако этот метод работает только в тех случаях, когда Церковь Англии сама не разделяется – вспомним об арестах священников за литургические практики в 19 веке.
Или можно попробовать американскую модель, согласно которой правительство вообще не должно иметь взглядов по религиозным вопросам – по крайней мере, теоретически. Однако тут возникают проблемы с пограничными случаями. Следует ли считать религией все, что себя ей называет? Как насчет саентологии? Только враг всех прочих религий мог бы назвать это церковью. Или возьмем коренных американцев, использующих в культовых целях незаконные галлюциногены. Американские суды решили разрешить хранение пейотля только членам Церкви коренных американцев, которые могут доказать, что они хотя бы на четверть обладают соответствующим происхождением. Это решение обессмысливает саму идею руководствоваться в религиозных вопросах собственными теологическими критериями религий.
В Европе дело, похоже, идет к тому, что приемлемость тех или иных форм религии в тех или иных местах будут определять суду. Саентология запрещена во Франции, а некоторые формы ислама - во многих странах Северной Европы. Распятия разрешены в итальянских государственных школах, но не в британских (во всяком случае, по-моему). Это трудный и сомнительный компромисс, но, возможно, он работает лучше, чем более последовательные варианты.
Но вернемся к Роуэну Уильямсу (Rowan Williams). Не вполне очевидно, почему суды должны воспринимать его взгляды как норму для всех христиан вообще – притом, что он не пользуется большим влиянием даже в собственной церкви. Однако указав, что религиозные символы сейчас зачастую превращаются просто во внешние аксессуары, он затронул глубокую и сложную проблему. Символы всегда несут некое сообщение. Это означает, что сама по себе их форма может не передавать их значение. Например, крест, вытатуированный на заднице у футболиста, значит нечто совсем другое, чем крест на шее у Эвейды.
Таким образом, исходить надо из того, что Эвейда пытается сказать с помощью этого креста. Не думаю, что сигнал: «Я христианин того типа, который считает нужным сдержанно демонстрировать свою веру», настолько ужасен, что BA вправе его запрещать.