Президент Canal+ использует ее как средство борьбы со всеми, кто нарушает цепочку финансирования французского кино

В номере газеты Le Monde от 7 марта Бертран Мее (Bertrand Méheut) опубликовал статью, в которой с жаром отстаивал принцип исключительности культуры. Ситуация выглядит довольно иронично. Тем не менее, сам факт того, что бывший глава Rhône-Poulenc (ныне Aventis), который оказался в кресле президента Canal+ в результате игры в «Монополию» на бирже, а не какой-то особой склонности к СМИ и культуре, расщедрился на такое заявление, свидетельствует о ясном понимании ситуации.

Бертран Мее защищает собственные интересы и интересы его компании. Если завтра эти интересы будут противоречить интересам культуры, кино или имиджа Франции, вполне возможно, что он без колебаний пойдет против них. Сейчас дело как раз в том, что эти интересы совпадают.

Причем не случайно, а в результате кропотливой политической и регламентационной работы, которая ведется с конца 1950-х годов и нацелена на солидаризацию интересов частных игроков (прежде всего главных экономических сил в сфере кино) с всеобщими интересами (здесь сразу же стали говорить об их «двойственной природе», то есть интересах культуры и интересах Франции). Теологическая аргументация используется здесь совершенно осознанно.

Система совпадающих интересов

В середине 1980-х годов эта система ощутимо окрепла (как юридически, так и образно) под влиянием людей таких разных профессий, как министр (Жак Ланг (Jack Lang)), продюсер (Даниэль Тоскан дю Плантье (Daniel Toscan du Plantier)), чиновник (Доминик Валлон (Dominique Wallon)), актер (Жерар Депардье (Gérard Depardieu)), предприниматель (Андре Русле (André Rousselet)) и т.д.

Речь идет об эпохе создания Canal+, а также рождения Arte, пересмотра обязательств каналов по отношению к кино, реформы субсидирования кинематографа и т.д. Несмотря на пробелы и недостатки, в целом система неплохо работала и даже вызвала интерес и попытки подражания в других государствах.

И пусть даже недавний международный успех «Артиста» мог заставить некоторых преувеличить ее значимость, она все равно является символом его достижений.

Отрадно видеть, что человек, который одновременно является президентом самой успешной в финансовом плане медиа-группы в Европе и главным финансистом во французском кино (это, кстати говоря, доказывает, что стоящие перед предприятием ограничения не обязательно вредят его доходности), настаивает на необходимости политического вмешательства: «Власти и государственные институты должны определить правила, которые будут применяться ко всем игрокам на рынке».

Политический волюнтаризм

Проблема заключается в том, что хотя наши лидеры (и кандидаты в лидеры) и проявили внезапный интерес к кино под впечатлением от сборов «Неприкасаемых» и успехов «Артиста», мы не видим, чтобы вопросам культуры отводилось достаточно месте в их прошлых и будущих программах.

В то же время эта система полностью полагается на наличие политического волюнтаризма, который уравновешивает неизбежный дисбаланс между частными интересами, которые подвержены влиянию сильнейших игроков с одной стороны, и общими интересами и культурными задачами с другой стороны. Этот волюнтаризм проявляется в принятии регламентарных мер в законодательной сфере, а также, в обязательном порядке, идеологическим требованием обоснованности подобной практики.

Все это верно как в национальных масштабах, так и на международной арене. Если эти задачи будут отодвинуты в тень, если они окажутся в числе риторических аксессуаров и на самых последних страницах политических программ, система не сможет установить верные рамки для практики, которая неизбежно стремится извратить ее в угоду близорукого эгоизма отдельных людей.

Два противника, на которых указывает Бертран Мее в заголовке статьи «Google и Катар угрожают будущему французского кино», это две очень непохожие друг на друга фигуры в глобализационном движении: международная IT-корпорация со штаб-квартирой в США (в тексте статьи к Google присоединяются принадлежащий ему Youtube и компания Apple) и развивающееся государство с амбициозной стратегией в сфере телевидения и спорта (ключевые направления для Canal+).

Внезапное появление Катара с его миллионами в спорте и прежде всего футболе (идет ли речь о клубах или правах на трансляцию) действительно оказывает дестабилизирующий эффект на систему солидарности и может (в результате той самой солидарности) отразиться и на сфере кино.

Забытый Жан-Мари Месье

Кто-то скажет, что с учетом могущества и масштабов интернационализации, которые представляют Google и Катар, сражение попросту невозможно. Об этом говорят уже 30 лет. И каждый раз опровергают в ГАТТ, Брюсселе, ВТО или ЮНЕСКО, когда подкрепленная политической волей наступательная политика выходит за пределы этого «реализма» во имя поставленных задач.

Бертран Мее несет эту исключительность культуры как боевой штандарт: все помнят, какую бурю негодования вызвал бывший глава Vivendi Жан-Мари Месье (Jean-Marie Messier), когда осмелился назвать ее устаревшей.

Нужно быть по-детски наивным, чтобы удивиться тому, как за призывом к государственному вмешательству немедленно следует фраза, которая призвана оградить его автора от возможных последствий: «Нам нужно остерегаться новых постановлений, которые могут создать препятствия для развития национальных игроков, в то время как крупные международные компании могут работать на наших рынках без необходимости подчиняться нашим правилам».

Так обстоят дела с самого начала: создай препятствия для других и оставь мне свободу действий. Как президент крупной компании, Мее просто не может говорить по-другому. Политики должны возразить ему, что солидарность возможна только на равных для всех условиях и что в целом действительно эффективная система, важнейшей частью которой является Canal+, должна продолжать развитие с учетом потребностей бесконечно более слабых игроков, чем Canal+, чтобы продемонстрировать на международном уровне преимущества альтернативной модели, продолжающей доказывать свою жизнеспособность и результативность.

На месте ли министр культуры?

Сам факт того, что сегодня такой человек как Бертран Мее испытывает необходимость говорить об исключительности культуры, это прекрасная новость, которая может придать новых сил нуждающейся в постоянной подпитке борьбе.

Борьбе, которая, что очень важно, касается не одной лишь культуры: точно также как мобилизация кино позволила добиться ощутимых результатов во время реализации знаменитой программы в 1990-х годах, все то, что делается во имя исключительности культуры, уже послужило и еще должно послужить для принятия аналогичных мер в других областях, прежде всего в образовании и медицине. Подобная борьба может вестись лишь по инициативе и под руководством политиков.

Меньшее, что можно сказать, это то, что в стране, где кресло министра культуры кажется пустующим уже многие годы, а задачам культуры не придают никакого значения (не считая приступов демагогии и клубов дыма вокруг антипиратских законов), политики пока что не понимают всей остроты момента.