Он говорит: «Я бы не переоценивал литературу. Это совокупность типографических знаков на бумаге». И еще: «Литература — это чистая эстетика: как керамика». Однако, спустя двадцать лет Владимир Сорокин стал известным автором. Писатель Инго Шульце(Ingo Schulze), которому Сорокин очень нравится, говорит: «Он создает необходимый рассказ, точную аллегорию на каждую новую стадию российской истории». Как удалось Сорокину, очень популярному в Германии и Японии (в США его недавно начали переводить в культовых издательствах «Farrar», «Straus» and «Giroux», в Италии можно прочитать его книгу «Лед», вышедшую в издательстве «Einaudi», и «Очередь», выпущенную издательством «Guanda») стать одним из двух-трех авторов, имена которых связаны с новой Россией? Навлечь на себя гнев молодых сторонников Путина из движения «Идущие вместе», которые в 2002 году смонтировали перед Большим театром большое отхожее место, предлагая кинуть в него его «порнографические» книги? По сути, Сорокин — дитя московского андеграунда. Он любит рассказывать о том, что когда нацисты вошли в Париж, Пикассо сел и нарисовал яблоко. «С годами мы все меняемся, и вокруг нас тоже все меняется. Есть писатели, которые всю жизнь пишут одну и ту же книгу, но я стараюсь не переставать удивляться. Я пережил четыре эпохи: застой Брежнева, перестройку Горбачева, дикий капитализм Ельцина и олигархию КГБ Путина. Трудно не измениться при таком сменяющемся сценарии», - написал он в одном электронном письме в газету «Corriere della Sera».
Читайте также: Писатель Владимир Сорокин сравнивает Россию с последним динозавром
Не то, чтобы менялся его мир, ужасающий и забавный, населенный гангстерами, проститутками, клонами, семью избранными, которые расхаживают с пробойниками из льда метеорита, стремясь разрезать грудь у белокурых юношей, чтобы пробудить других избранных («Лед»). Он отказался от незабываемых сцен с насилием в стиле Тарантино. Но, кажется, нет другой книги, с такой силой осуждающей эру Путина как «День опричника» (она не переведена). Действие происходит в 2028 году, описывается преступный день одного из стражей режима (опричник, так называли членов личной охраны Ивана Грозного). Именно проза Сорокина в в сравнении с произведениями других писателей, выходящих из обычного ряда, таких как Виктор Пелевин и Татьяна Толстая, отличается злободневностью и не только из-за его фантазии и стилистических возможностей, которые позволяют ему имитировать язык Чехова и сталинских бюрократов. В субботу, 21 апреля он прочтет лекцию в Венеции на конференции «Перекрестки цивилизации».
- Вы много говорите о притеснениях. Чем отличается притеснение в России от того, что существует также и на Западе?
- Запад и Россия всегда отличались онтологически. Как только я пересекаю границу с Европой, я ощущаю другую этику человеческих отношений. В отличие от вертикальной структуры российского государства, на Западе триумфально царит горизонтальная структура. Это отличие настолько радикально, что большинство дефектов западной жизни просто бледнеет перед безжалостностью российского государства по отношению к своим гражданам, дефекты Запада превращаются в добродетели.
- Выборы Путина были оспорены на площадях. Как будет эволюционировать ситуация?
- Проблема России заключается в том, что она не в состоянии преодолеть наследие прошлого.
Труп СССР все еще не погребен, в отличие от того, что произошло, например, в Германии с трупом нацизма. У нас при Ельцине труп коммунизма Сталина был разрезан на куски. Полагали, что он сам разложится. Но его миазмы продолжают отравлять новые поколения. Поэтому спонтанные протесты не могут найти новую идеологию, в настоящий момент движение напоминает мне всадника без головы. Будем надеяться, что у всадника вырастет новая голова вместе с новой и здоровой идеологией.
Также по теме: Куда подевались литературные течения?
- Думаете ли вы, что Путин может стать хорошим прототипом для книги?
- До сих пор в России не было написано ни одного романа о Путине, который был бы достоин упоминания. Я думаю, что это логично.
- Что привнес Запад в Россию? Только жажду потребления?
- Он принес ветер свободы восьмидесятых годов. Эпоху Горбачева нельзя забыть, это был проблеск света в истории России. Не имеет смысла обвинять в диком капитализме времен Ельцина Европу и США: виноваты сами русские. Проблема заключается в том, что нельзя просто пересадить на российскую почву европейскую демократию, как если бы это было дерево. Нужно время, чтобы дерево укоренилось и дало хорошие плоды. Сейчас у нас уродились только дикие яблочки с горьким привкусом.
- Роман, который принес вам известность, называется «Очередь». Как вы выбрали тему?
- Согласно статистическим данным, каждый советский гражданин проводил в очередях в среднем треть своей жизни. Стояние в очередях стало особенностью советского культа. Сначала надо было выстоять очередь за желанной вещью, чтобы потом с трудом заполучить ее. Как писал философ Бердяев, в стране новых идей царил абсолютный дефицит вещей.
Читайте также: Российская литература - Мрачная сторона действительности
- В «Дне опричника» страж режима Андрей по пути совершает массу преступлений, насилует убийц, но он умиляется, слушая русские песни. Патриотизм — это русский идол?
- Опричники — люди двойной морали. Для них патриотизм — это только идеология для оправдания преступлений.
- Почему насилие играет центральную роль в ваших книгах?
- Я вырос в стране, где жизнь была пронизана насилием. В СССР был уничтожены миллионы людей, разрушена мораль, оскорблена вера, разрушены храмы. Как сказал Бродский, эта страна подверглась антропологической катастрофе. Все опиралось на насилие. Это одна из загадок, которые я пытаюсь разрешить всю свою жизнь. Почему мы, русские так склонны к насилию?.
- Принимая во внимание темы ваших книг, вам не страшно за себя самого?
- Уже во времена Брежнева, когда я был членом андеграунда и писал рассказы только для друзей (потом я решил опубликовать их в Париже), я понял, что у российского писателя только два выбора: или он боится, или пишет.
- Над чем вы работаете?
- После романа «Метель» я уже два года, как ничего не пишу. Трудно, конечно. Но иногда нужно и помолчать.