Год назад международная коалиция под предводительством Франции устроила военное вмешательство в Ливии. Так было положено начало войны, которая продлилась шесть месяцев вплоть до свержения полковника Каддафи. Да, нельзя не признать, что это вмешательство позволило избежать кровавой бани, которую грозился устроить ливийский диктатор. Тем не менее, во время нынешней президентской кампании, которая странным образом старается не касаться внешней политики, конфликт в Ливии заслуживает того, чтобы из него извлекли несколько уроков на будущее.
Прежде всего, эта операция поражает своей крайней степенью персонализации. Решение о вмешательстве было принято всего одним человеком, Николя Саркози, в то время как его министры и советники, а также коллеги (за исключением Дэвида Кэмерона) не разделяли его энтузиазма. Тяжесть этого решения, которое связано со всеми неотъемлемыми рисками войны (мы знаем, как ее начать, но никогда не знаем, как закончить), касалась не только морали: нужно было избежать массовой бойни и в то же время исправить допущенные во время тунисской революции ошибки и сгладить сложившееся впечатление о поддержке Бен Али. Кроме того, президенту нужно было перечеркнуть последствия катастрофического государственного визита полковника Каддафи в Париж в 2007 году: он попросту не мог допустить, чтобы во время грядущей предвыборной кампании ему ставили в упрек пышную встречу того, кто грозился стать палачом арабской весны. И с кем у Саркози установились тесные (и вызывающие беспокойство) связи. Убеждения, расчеты, политика… в 2011, как и в 2007 году.
Дальнейшее течение войны несло на себе отпечаток президента: он с головой погружался в военные карты, встречался с военными лидерами ливийской оппозиции, пытался найти политическое решение вместе с правой рукой Каддафи.
Читайте также: "Тень" Муаммара Каддафи снова над предвыборной кампанией Николя Саркози
Единоличное руководство Николя Саркози в этих вопросах, а также значительные полномочия, которыми пользуется в данной сфере президент V Республики, ставят проблемы теоретического и практического характера. Как бы то ни было, эти полномочия позволяют действовать быстро, и у них все же есть демократические ограничения. Цена войны, особенно когда все идет не так, как задумано, ложится на плечи всей нации (в первую очередь армии) и переносится в будущее. Нерешительные реформы, как, например, поправка статьи 35 Конституции, которая подразумевает одобрение ведения конфликта в парламенте по истечению трехмесячного срока, практически не сыграли никакой роли в ливийском случае, и ожидаемые дебаты так и не состоялись.
Все это относится к теории. На практике же, хотя исход вмешательства в Ливии и был благоприятным, нельзя не рассмотреть существовавшие в тот момент риски: увязание коалиции затяжном конфликте, не всегда эффективные воздушные операции западных сил и медленное продвижение мятежников могли привести тому, что Каддафи остался бы власти, а Запад отказался от продолжения вмешательства. Победа была достигнута, но оказалась чревата серьезными последствиями, так как для ускорения развязки потребовалось вооружить опасные группы, поставлять оружие всем противникам Каддафи и позволить Катару поддержать определенные группировки.
Кроме того, хотя любую войну окружает туман, в случае Ливии он оказался особенно густым. Нехватка информации о текущих событиях и той самой оппозиции, которой нужно было помочь, привела к поддержке Переходного национального совета, объединения с неясными намерениями и непрозрачным составом: реальный вес исламистов предстал перед нашими глазами слишком поздно. Сегодня власть в стране чрезвычайно хрупка, а сама она грозит развалиться на части - нынешняя ситуация в определенной степени является следствием этого непонимания.
Также по теме: Ливия - расставим точки над i
До начала кризиса Франция, которая может похвастаться вторым по величине в мире дипломатическим корпусом, не поддерживала практически никаких связей с внешней и внутренней оппозицией, чтобы не вызвать недовольство Каддафи (как, впрочем, и Бен Али, Мубарака, Асада и Путина). Разумеется, такое отношение возникло не в эпоху Саркози, однако поддержка Каддафи всеми средствами во имя близорукой и невыгодной «реальной политики» после обещанной во время кампании 2007 года «политики прав человека» никак не могла улучшить ситуацию.
Если бы мы лучше знали эту оппозицию и вели с ней диалог, может быть, мы смогли бы предвидеть этот кризис и заставить Каддафи прислушаться к этому нестройному хору голосов и реформировать режим вместо того, чтобы давать ему карт-бланш, продавать оружие и средства репрессии и контроля. Реализованная нами политика «все или ничего» сначала привела нас к ненужному сближению с диктатором, а затем вынудила вступить в войну с непредсказуемыми последствиями. Конечно, Франция была не единственной страной, которая сначала стала союзником Каддафи и потом пошла на него войной, однако это сближение было куда более явным (при меньших результатах), а война была чревата для нее большими рисками.
Чтобы избежать в дальнейшем такой порывистой политики, нам нужно срочно задуматься о более четких правилах поведения и более эффективных процедурах. В этом и заключается урок ливийского кризиса и вообще всей арабской весны: отношения с оппозицией и государственными структурами нужно переосмыслить. Потому что одно тесно связано с другим. Глубокие изменения во внешнеполитической линии должны позволить нам найти решение традиционной дилеммы: как поддержать связи с оппозицией и при этом не обострить сверх меры необходимые отношения с действующими режимами.
Когда политика по отношению к недемократической стране определяется одним человеком, когда она непрозрачна и не учитывает общественного мнения, когда направляющие ее национальные интересы и правила игры остаются предельно условными, эта политика становится объектом всевозможных протестов и давления со стороны иностранных лидеров. И наоборот, более демократические и согласованные решения могут позволить четко поставить правила игры (дипломатические, экономические и стратегические отношения с режимами и эффективная политическая поддержка их демократической оппозиции) и заставить режимы следовать им.
Читайте также: Сказки Саркози - Ливия
Добиться этого можно несколькими путями. Например, можно расширить полномочия комитетов по иностранным делам Национального собрания и Сената, позволить им выносить решения по таким вопросам, дать им дополнительные средства контроля и влияния на принятие решений, увеличив нормативный вес их отчетов. Создать подкомитеты по иностранным делам в зависимости от международных вопросов или географических зон. Утверждать в парламенте важные назначения, такие как имена послов в крупных государствах. Последовать английскому примеру и сделать более коллективным принятие внешнеполитических решений на уровне исполнительной власти. Дело в том, что хотя никому еще не удалось добиться совершенства, британцы, немцы и американцы ушли по этому пути гораздо дальше нас.
В отсутствие изменений внешняя политика Франции продолжит разрываться между реализмом и соблюдением демократических ценностей. Нам предстоит пройти еще долгий путь. Какими будут отношения нашей дипломатии с оппозиционерами в Казахстане, России, Китае и Габоне? Почему Франция в отличие от США и Великобритании отказывается принимать санкции против причастных к ужасному делу российского юриста Магнитского, которого до смерти запытали в тюрьме за то, что тот боролся с коррупцией?
Вполне возможно, что эти вопросы и эта дилемма вновь выйдут на первый план, если на смену демократической весне придет исламистская зима, например, в той же Ливии... В таком случае нам придется поддерживать необходимые отношения с режимами, которые не придают значения ряду столь важных для нас ценностей (плюрализм, права женщин, светское государство, свобода прессы) и в то же время установить связи с зародившейся оппозицией и оказать ей (хотя бы символическую) поддержку. Не повторив, будем надеяться, ошибок прошлого.
