Могут ли исламисты быть либералами?

Стамбул - Долгие годы дискуссии на тему внешней политики сосредоточены на вопросе о том, совместим ли ислам с демократией. Но эта тема начинает устаревать. Исламисты Туниса и Египта, которых длительное время воспринимали как противников демократической системы, сегодня активно продвигают демократию и радостно  участвуют в ней. Свои депутаты в египетском парламенте появились даже у крайне ортодоксальных салафитов. Произошло это благодаря выборам, которые они до недавнего времени отвергали, называя ересью.

Для тех, кто обеспокоен экстремизмом на Ближнем Востоке, это хорошая новость. Изначально экстремизм порождали светские тираны, которые подавляли исламистов и налагали на них запреты. (Айман Завахири, ставший ведущим идеологом «Аль-Каиды», был ветераном пыточных камер Хосни Мубарака.) Исламисты станут более умеренными лишь в том случае, если их не будут подвергать угнетению. А когда они столкнутся с ответственными задачами государственного управления, у них появится еще больше прагматизма.

Но для обеспокоенности есть еще один повод. Что если избранные в результате  голосования исламистские партии, пользуясь народной поддержкой, введут законы, ограничивающие личные свободы - скажем, запрет на алкоголь и казни обращенных в другую религию? Что, если демократия не будет служить делу свободы?

Этот вопрос редко звучит на Западе, где демократия зачастую синонимична либерализму. Однако, как предупреждал в 2003 году в своей книге «The Future of Freedom» (Будущее свободы) Фарид Закария (Fareed Zakaria), существуют и непросвещенные демократии, где власть большинства не ограничивается конституционным либерализмом, а права и свободы всем гражданам не гарантированы. Такая опасность возникла в странах арабской весны, и даже в новой пост-кемалистской Турции. Следовательно, дебаты нужно вести о том, совместим ли ислам с либерализмом.

Главным яблоком раздора является то, что есть нормы и запреты ислама - правовые или нравственные понятия и категории. Когда мусульмане говорят, что ислам повелевает ежедневно совершать намаз и запрещает алкоголь, что они имеют в виду: общественный долг, за исполнением которого будет надзирать государство, или личную обязанность, за которую люди несут ответственность перед Всевышним?

Тем, кто верит в первое, Саудовская Аравия может показаться идеальным государством. Ее религиозная полиция следит за тем, чтобы каждый гражданин страны соблюдал каждое правило, считающееся исламским: женщин заставляют закрывать лицо, мужчин принуждают регулярно посещать мечеть, и всем запрещают делать все то, что считается греховным. Однако хорошо известно, как представители саудовской элиты ездят за границу, где шляются по совершенно диким ночным клубам и совершают такие прегрешения, какие дома просто невозможны. И хотя это их гражданское право, возникает вопрос о том, а не является  ли ревностная набожность Саудовской Аравии обычным лицемерием.

И напротив, исключительно светская Турецкая Республика вместо насаждения исламской практики и обычаев десятилетиями препятствовала религии, доходя до запретов на хиджабы. Однако турецкое общество остается твердо верующим благодаря семье, традициям, общине и религиозным лидерам. Поэтому в сегодняшней Турции, где человек волен выбирать между баром и мечетью, многие предпочитают второе, действуя по велению совести, а не по приказу государства.

Но даже в Турции, где под руководством Партии справедливости и развития премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана быстро крепнет демократия, есть причины для беспокойства относительно того, что в стране может возникнуть непросвещенная и несвободная демократия. Дело в том, что  Турция до сих пор страдает от болезненного национализма, которому ненавистны права меньшинств, от жестокой судебной системы, призванной защищать государство, а не его граждан, а также от политической культуры нетерпимости, в которой любая критика воспринимается как агрессивное воздействие, а провокационные идеи считаются преступными.

Но эти препятствия на пути либеральной демократии не имеют отношения к религии. Это наследие многолетней светской, но авторитарной политики. Однако Партия справедливости и развития, находящаяся у власти почти десять лет и осуществившая целый ряд важных либеральных реформ, в последнее время допускает ослабление своей прогрессивной политики. Партия впитала в себя часть традиционной ограниченности истэблишмента из столицы страны Анкары, где она сегодня полностью доминирует. Она не стала слишком исламистской, она просто оказалась слишком турецкой.

Власть ПСР дает новые полномочия религиозному и консервативному большинству Турции, и поэтому крайне важно, чтобы новая элита провела либерализацию политической системы, а не просто прибрала ее к рукам ради собственной  выгоды. Возникают новые вопросы по поводу религии и общественной жизни. Должны ли школы проповедовать ислам? Надо ли ограничивать продажу алкоголя? Должно ли государство требовать от частных телеканалов защиты «нравственных ценностей»? В равной мере государство должно защищать гражданские свободы, включая «свободу грешить», а также сдерживать тех, кто стремится воспользоваться государственной властью в целях навязывания собственных ценностей остальным.

Если Турции удастся этот либеральный эксперимент, и она соответствующим образом составит проект своей новой конституции, то страна подаст многообещающий пример правительствам Туниса, Египта и других государств, где власть находится в руках у исламистов. Все эти страны крайне нуждаются не просто в процедурной демократии, но также в либерализме. Здесь существует и разумное исламское объяснение: навязанная религиозность ведет к лицемерию. А тем, кто надеется взрастить подлинную религиозность, следует сначала установить свободу.

Мустафа Акьёль - турецкий журналист, автор книги «Islam Without Extremes: A Muslim Case for Liberty» (Ислам без крайностей: мусульманское дело свободы).