Radiožurnál: Она родилась в Чехословакии в семье известного дипломата в период первой республики. Во время войны жила в Британии, в первые послевоенные годы – в Праге, а потом в Белграде, где ее папа был послом. После коммунистического путча она с родителями эмигрировала в Соединенные Штаты, получила там образование и вышла замуж за известного предпринимателя в области средств массовой информации. Преподавала, помогала формулировать внешнюю политику Демократической партии, президент Билл Клинтон сначала назначил ее на пост постоянного представителя США при ООН, позднее она стала первой женщиной в должности государственного секретаря Соединенных Штатов. Конечно, это г-жа Мадлен Олбрайт, которую я приветствую на волнах Radiožurnál в программе «Двадцать минут». Здравствуйте.
Мадлен Олбрайт: Здравствуйте. Мне очень приятно.
- Сегодня мы будем разговаривать главным образом о Вашей новой книге «Пражская зима» (Pražská zima) и сосредоточимся на Ваших воспоминаниях о детстве, значительная часть которого пришлась на военное время. (…) Ваша книга - передо мной, на ее суперобложке - красивая фотография маленькой, улыбающейся девочки в пальтишке. В руках у нее - кукла. Девочка стоит перед каким-то подъездом. Мой вопрос: кто на этой фотографии и где она была сделана?
- Это фотография Мадленки. Это я, когда мне было 3 - 4 года. Мы уже жили в Лондоне. И это - подъезд огромного жилого дома, в котором во время войны жили самые разные эмигранты. Это было на Notting Hill Gate в Лондоне. Теперь это - фешенебельная часть Лондона, а в то время там жили только эмигрантские семьи. Я, например, помню, что там жил Прокоп Дртина (Prokop Drtina) и другие уважаемые люди.
- То есть дом не был иммигрантским общежитием, где вы бедствовали?
- Нет-нет, хотя мы жили в очень маленькой квартирке. Это был период, когда Лондон бомбили во время блицкрига. Ночью мы всегда шли в подвал, где было бомбоубежище, и мой отец всегда говорил, что, если бы бомба упала на дом, мы бы все равно погибли, потому что в подвале были всякие трубы с горячей водой и еще с газом.
- Скажите, когда Вы были маленькой, Вы боялись во время авиабомбардировок Лондона? Вы помните, что испытывали страх? Или, как это часто бывает у детей, и в сложной ситуации находили что-то прекрасное?
- Это правда, я не боялась. Именно так. На самом деле я ничего другого не знала. Мы каждый вечер туда ходили, и там было много людей. Я думаю, я не боялась. Позднее, когда люди рассказывали об этом, мне казалось, что я должна была бояться. Но не боялась. И еще там снимали какой-то фильм. «Красный крест» снимал фильм о маленькой девочке, эмигрантке. Ее играла я.
- Вы играли в кино? Признаюсь, я… Этот фильм, наверное, нигде не показывали?
- Думаю, что нет. Я не смогла его найти, но помню, какой я была актрисой.
- И какой Вы были актрисой?
- Очень хорошей актрисой. Мне дали такого розового карлика за то, что я это сделала.
- А как снимали кино? Что Вы запомнили и как Вы там оказались?
- Им для съемок нужны были маленькие дети, а мой отец работал на Би-би-си. Они хотели показать, что именно происходит с детьми во время войны, бомбежек. И отец предложил мне сниматься. Я помню, что я все время туда ходила, мы сидели, как будто в бомбоубежище. Но дело в том, что мы же на самом деле каждый вечер так сидели.
- Вы ощущали, что война – это огромное страдание?
- Да, действительно. Потом мы переехали из Лондона в маленький городок Уолтон-на-Темзе (Walton-on-Thames), там я ходила в школу. Отец всегда отводил меня туда, а потом на поезде уезжал в Лондон. Мне казалось, что британцы на самом деле очень стойко переносили все тяготы и были очень милы со всеми нами. Но по моим впечатлениям это была нормальная жизнь.
Еще я помню, что в то время продавали такие огромные столы. О них говорили, что, если в доме есть такой стол и на дом упадет бомба, люди выживут. Мы под таким столом спали и ели на нем.
- Во время войны, конечно, всего не хватало. Как с этим справлялась ваша семья? Я имею в виду еду, одежду. Были ли у Вас, например, овощи, фрукты? Если да, то как часто?
- Во-первых, были такие книжечки с купонами, и все вещи покупались на эти купоны. Но у нас был садик, в котором выращивались овощи. А еще были куры. Я хорошо помню один момент. Мама велела мне дать курам воды. Я взяла бутылку из-под молока, наполнила ее и оставила там, чтобы куры подходили и пили… Мама потом спросила: «И как, по-твоему, они могли попить из бутылки?» - «У них длинные шеи», - сказала я.
- Ваш папа, как известно, работал в правительстве в изгнании, а также занимался чешским вещанием Би-би-си. Какой была Ваша повседневная жизнь? Отец каждое утро ездил на работу, а вечером возвращался? А что днем делала мама?
- У нас была вполне обычная жизнь. Папа всегда ходил пешком, а я на своем велосипеде ехала рядом с ним. Он оставлял меня в школе, а сам уезжал на поезде и к вечеру возвращался. Мама оставалась дома, потому что в 1942-м году родилась моя маленькая сестра, и мама была с ней. По вечерам, когда отец бывал уже дома, по улицам города ходили аir raid warners, такие городские служащие, которые оповещали горожан о возможных авианалетах и следили за тем, чтобы в квартирах были плотно задернуты шторы на окнах. А по воскресеньям к нам приходили самые разные чехи. Они у нас встречались, разговаривали, гуляли по саду, играли в марьяж и спорили. Я не знаю, о чем они говорили, наверное, о том, что они будут делать, когда вернутся домой.
- Обычно в воспоминаниях о детстве все немного идеализируется, и все воспринимается человечнее, чем было на самом деле. Если сейчас оглянуться назад, каким Вы видите свое детство? Чего Вам не хватало?
- Это может показаться странным, но всего хватало. Может быть потому, что я не знала о том, чего мне могло не хватать. Я не знала своих дедушек и бабушек. Когда я писала эту книгу, мне вдруг стало совершенно ясно, что я никогда никому не говорила «бабушка» и «дедушка». Вот мои дети хорошо знают эти слова, а я не знала.
Моя семья была рядом со мной: мама, папа, а потом и маленькая сестра. Еще там были мои дядя и тетя, их дети и так далее. У меня не было ощущения, что нам чего-то не хватает. У нас была вполне нормальная жизнь за исключением того, что каждый вечер нам вдруг надо было залезать под тот стол, и мы знали, что на город летят бомбы.
- Давайте теперь поговорим о ваших еврейских корнях. Ваши родители были еврейского происхождения, затем они приняли католическую веру и крестили вас. Но вы о происхождении своей семьи узнали гораздо позже – тогда, когда Вы должны были стать госсекретарем США. Как вы объясняете то, что родители Вам ничего не рассказали?
- На самом деле я не знаю, потому они оба умерли до того, как я сама об этом узнала. Я думаю, им было очень горько, когда после войны они вернулись в Чехословакию и узнали, что их родители и другие родственники погибли. Потом родители уехали в Югославию, позднее - в Америку, где мой отец попросил политического убежища, и мы переехали в Денвер. Я думаю, они хотели начать новую жизнь и не хотели нам подробно рассказывать о пережитом. Хотя они очень много рассказывали нам о том, какой Чехословакия была в период между войнами, какими были их родители, чем они занимались. Я думаю, основная причина в том, что они не хотели, чтобы мы чувствовали такую же страшную боль, какую пережили они.
- А как Вы обо всем узнали?
- Это произошло в 1997-м году, когда юристы стали задавать мне самые разные вопросы. Так положено, когда человек готовится занять должность госсекретаря. Они спросили меня: «Есть ли что-то, о чем мы Вас не спрашивали, но что нам следовало бы знать?» Я им сказала: «Вполне возможно, что я еврейского происхождения». Они спросили: «Разве это могло бы Вам помешать? Наш президент – вовсе не антисемит». А потом какого-то журналиста заинтересовали мои корни, он работал в Washington Post и хотел написать мою биографию. Я дала ему имена некоторых людей в Чешской Республике, Югославии и Сербии.
Знаете, в период, когда кандидатура человека уже предложена на государственный пост, но он еще не назначен на эту должность, ему нельзя общаться с журналистами. И вот, в первый день моей работы в качестве госсекретаря этот журналист вдруг пришел с документами о том, сколько человек из моей семьи погибли во время Холокоста. Я была совершенно подавлена этими фактами. Я ведь говорила своим детям, что возможно, мы еврейского происхождения. Оставить работу я не могла, поэтому попросила сестру и брата съездить в Чешскую Республику и заняться поиском, изучением и сопоставлением фактов. Они познакомились с Томашем Краусом (Tomáš Kraus) из еврейской общины, и он нам очень помог. Они поехали в Костелец. Потом я тоже приехала в Прагу, летом 1997 года, по поводу НАТО, мы приняли Чешскую Республику в НАТО. Потом я смогла пойти на еврейское кладбище, в Пинкасову синагогу… Я поехала в Терезин. Мы постепенно, шаг за шагом изучали документы и факты.
- Судьбы Ваших двоюродных сестер связаны с известными поездами Николаса Уинтона (Nicolas Winton). Одну вашу сестру поезд спас, а вторая в поезд не попала. Не могли бы Вы рассказать подробнее о том трагическом повороте судьбы?
- Я очень хорошо знала Дашу, она была с нами в Лондоне.
- Она попала в поезд?
- Да, она села в поезд. В Лондоне она ходила в школу, затем вернулась вместе с нами в Прагу, а позднее иногда приезжала к нам в Белград. Я больше ничего о ней не знала. Никто никогда не говорил, что она еврейского происхождения. Даша, к сожалению, умерла этим летом, но мы с ней успели несколько раз поговорить. Она рассказывала, что ее родители, мои тетя и дядя, решили не отправлять Милену тем поездом, потому что она была слишком мала. Даше было одиннадцать лет, а Милене - около семи, и у нее была сломана рука, поэтому ее не отправили. Когда Даша вошла в поезд, она ужасно рассердилась, потому что там были дети младше Милены.
В последнее время Даша говорила, что она никогда не сможет это забыть. Страшный игра случая была в том, что родители не хотели отпускать Милену, потому что она была маленькой, и они хотели проследить, чтобы с ней все было в порядке… А в итоге она оказалась среди первых, кого отправили в Терезин и Освенцим.
- В книге Вы рассказываете о том, что Ваш дедушка по отцовской линии носил фамилию Корбел (Körbel) и что ваша семья происходили из области Австро-Венгрии, где говорили по-немецки. Ваши родители были настоящими чешскими патриотами, и мы уже упоминали о еврейских корнях Вашей семьи. Скажите, кем Вы ощущаете себя в большей степени - чешкой или европейкой, которая в молодом возрасте стала жить в Соединенных Штатах?
- Знаете, я всегда спрашивала моих родителей, чешка я или словачка. Они мне говорили: «Ты - чехословачка». Когда мои родители были детьми, они были патриотами Чехословакии и считали то время золотым веком своей маленькой страны. Я часто слышала от них о том, какое сказочное это было время.
Я ощущаю себя… Это – сложно объяснить. Я чувствую себя чешкой, но чешкой, воспитанной как американка. Я чувствую себя как кто-то, кто родился в Европе. И всегда, когда я разговариваю с европейцами, я говорю: «Я - как вы, но я воспитана в Америке». Вобщем, я как кто-то, кто вырос католиком, а потом стал протестантом. Потом я выяснила, что я еврейского происхождения.
Я родилась в Чехословакии, жила в Англии во время войны, стала американкой, мамой, бабушкой… Я - много кто.
- У Вас есть семья, внуки. Вы когда-нибудь, читали им что-то по-чешски?
- Знаете, я начала им читать «Светлячков» («Broučky» , 1876 год, автор – Ян Карафиат – прим. пер.), потому что мне всегда нравилась эта книжка. И еще: каждый раз, когда я бываю в Чехии, я там что-то покупаю. У меня дома много самых разных кукол, целый кукольный театр. Но больше всего мне хотелось узнать о Водяном. Я накупила массу книг о нем.
- Вы упомянули «Светлячков». Старые чешские сказки – это не совсем то, что сегодня можно назвать политически корректным. У Вас не было с этим проблем?…
- Вы абсолютно правы. Я купила перевод «Светлячков» и дала почитать эту книгу моим дочерям. Они сказали, что книга очень сексистская, потому что там только мальчики путешествуют, развлекаются и пьют вино, а девочки сидят дома. Им эта книга не понравилась, Вы совершенно правы.
- И еще один похожий вопрос. Вы росли и взрослели в Америке 1950-х годов - в обществе, которое к женщинам относилось не так, как сегодня. Я слышал чудесную историю о том, как, по-моему, Ваша внучка высказывалась о том, что Вы были госсекретарем?
- Да, это было 2 года назад, моей самой младшей внучке тогда было 7 лет. Она сказала, что нет ничего особенного в том, что ее бабушка Мадлен была госсекретарем, потому что только девочки бывают госсекретарями. На самом деле не менее интересно то, что Кондолиза Райс была студенткой моего отца и писала диссертацию о чехословацкой армии. Как видите, мой отец, чехословацкий дипломат и эмигрант, помог вырастить двух женщин, занявших этот пост.
Переведена часть интервью Мадлен Олбрайт, полную версию смотрите в оригинале.
