В результате резни в Хуле, Сирия, на администрацию Обамы оказывается все большее давление, чтобы заставить его предпринимать более решительные попытки сместить режим сирийского президента Башара аль-Асада. Однако проблема для команды американского президента Барака Обамы по вопросам национальной безопасности заключается в том, что у них нет ясного и безопасного плана действий: как вмешательство в конфликт, так и невмешательство влекут за собой свои риски.
Начнем с тех «известных» факторов, которыми должны будут руководствоваться американцы в процессе принятия любых свои решений. Во-первых, Россия при поддержке Китая не позволит Совету Безопасности ООН дать свое разрешение на какие-либо военные акции, даже если Россия захочет наказать Дамаск за резню в Хуле. Американские комментаторы часто говорили о меркантильных причинах российской поддержки режима Асада, в том числе о прибыльных контрактах российских оборонных предприятий и использовании Российским флотом портовых объектов в Тартусе. Более того, Россия попросту не разделяет того взгляда на события в Сирии, которого придерживаются США. Москва не так охотно прислушивается к докладам Местного координационного комитета в Сирии или лондонской правозащитной организации Syrian Human Rights Observatory, касающихся виновности режима Асада в смерти мирных граждан. В отличие от Дмитрия Медведева Владимир Путин с гораздо меньшей вероятностью позволит Совету Безопасности принять резолюции, призывающие к более решительным действиям.
Таким образом, если администрация Обамы захочет действовать, она должна быть готова к тому, чтобы делать это без легитимирующего прикрытия ООН – либо в ответ на просьбы вмешаться со стороны Лиги арабских государств, либо собрав «коалицию согласных», готовых действовать без каких-либо просьб. Администрации Обамы также необходимо просчитать, готова ли она столкнуться с новыми осложнениями в и без того прохладных отношениях США с Россией и Китаем, обойдя Совет Безопасности в принятии решения о вмешательстве в Сирии.
Второй «известный» фактор заключается в том, что военное вмешательство в дела Сирии будет по большей части шоу американцев. Основная часть финансовых затрат и непосредственно боевых операций в Ливии в прошлом году легли на плечи США, несмотря на то, что на Вашингтоне в тот момент была надета ливрея НАТО. Более того, государства-члены НАТО, которые принимали непосредственное участие в операциях, по большей части еще не успели пополнить свои запасы оружия, которые они израсходовали во время воздушной кампании. Кроме того, подход, которого США придерживаются в Судане и Сомали – предоставление финансовой помощи и логистической поддержки, в то время как другие государства обеспечивают их пограничными войсками – не будет работать в случае с Сирией. Таким образом, хотя администрация, возможно, еще надеется на то, что «кто-то другой» возьмет на себя основной груз вмешательства, этим надеждам не суждено сбыться. Команде Обамы вместо этого придется тщательно продумать то, как еще одна военная кампания США повлияет на ситуацию в Персидском заливе и в Азии в целом.
Кроме этих двух факторов существует еще целая серия вопросов, на которые сейчас невозможно дать определенный ответ и каждый из которых представляет собой потенциальный фактор риска для Вашингтона.
Первый вопрос заключается в том, как американская политика по отношению к Сирии повлияет на перспективы мирного урегулирования ядерного спора с Ираном, который, возможно, является в настоящее время главным приоритетом внешней политики Вашингтона. Сторонники вмешательства утверждают, что демонстрация готовности США использовать военную силу для поддержки своих дипломатических устремлений докажет Тегерану, что разговоры о том, что «все варианты начинаются с обсуждения», вполне реальны и что, если в ходе переговоров, которые должны возобновиться в Москве в июне, не будет найден путь к окончательному соглашению, применение силы – это вполне вероятный вариант развития ситуации. Противники вмешательства утверждают, что военные операции, проводимые против режима, являющегося близким партнером Ирана, заставят Исламскую республику занять круговую оборону, подтвердив аргументы тех представителей режима, которые считают, что только эффективная ядерная программа в состоянии помочь им противостоять США. Поможет ли военно-воздушная кампания против Дамаска посадить иранцев за стол переговоров или она приведет к тому, что они ускорят свои работы по разработке ядерного оружия? На этот вопрос нет «правильного ответа», на который администрация Обамы могла бы с уверенностью сделать ставку в процессе принятия решений.
Второй подобный вопрос имеет отношение к запланированным расходам. В процессе принятия баланса американские разработчики военной кампании сфокусируют внимание на военном потенциале Сирии и поднимут вопрос о возможных потерях США - как оружия, так и жизней американских военнослужащих. Более того, в отличие от более корыстной военной структуры Ливии основа сирийской армии, которую составляют алавиты, готова сражаться за то, чтобы остаться у власти. Сторонникам вмешательства в администрации Обамы, вероятнее всего, напомнят о том, что подобные оценки ливийского военного потенциала в 2011 году или военного потенциала Югославии в 1999 году в реальности не оправдались, хотя обе кампании прошли без серьезных потерь со стороны американцев. Однако помимо военной стороны дела разработчикам необходимо будет ответить на вопрос, касающийся потенциального ущерба для экономики. Создаст ли еще одна военная кампания на Ближнем Востоке беспорядок на нефтяных рынках во времена, когда цены на газ в США снижаются, а администрация Обамы теряет популярность, согласно данным опросов? Или удар по Сирии будет быстрым и решительным с минимальным воздействием на мировые цены на нефть? И снова на этот вопрос невозможно дать определенного ответа.
И, наконец, вопрос, который имеет отношение к известному высказыванию генерала Дэвида Петрэуса (David Petraeus): «Скажите мне, чем все это закончится». Чем закончится военное вмешательство в дела Сирии? Ливийская операция начиналась во времена оптимистического взгляда на перспективы арабской весны, когда казалось, что силы на египетской площади Тахрир, которые свергли Хосни Мубарака, приобретают господствующее влияние. На сегодняшний день в последнем туре президентских выборов борьбу ведут представитель старого порядка Мубарака и кандидат Мусульманского братства, в то время как либеральные демократы страны сошли с дистанции. В Ираке свержение диктатуры суннитского меньшинства сначала привело к ожесточенной этнорелигиозной борьбе, а теперь к возникновению все более нелиберального режима шиитского большинства, чьи отношения с США можно назвать в лучшем случае просто напряженными. «Новый Ирак» это не плюралистическая и светская демократия, он не признал Израиль, и он не сделал ничего из того, что обещали сторонники смены режима в 2002 и 2003 годах. Удастся ли сирийской оппозиции, если США помогут ей в военном смысле, привести к власти более демократическое правительство, которое сможет адекватно защитить сирийские меньшинства и которое будет в большей степени настроено поддерживать американскую программу в регионе? Или же преступления режима Асада настолько ужасны, что его свержение в любом случае оправдано, независимо от того, кто придет после него? И снова США придется решать, как ответить на этот вопрос.
Если ко всему этому добавить неопределенные последствия военного вмешательства в Сирии для внутренней ситуации в США в год выборов, картина становится еще менее очевидной. В течение прошлого года Вашингтон, несомненно, не хотел принимать участие в делах Сирии, а упрямство России и Китая в Совете Безопасности ООН помогло снять некоторое давление с администрации Обамы в отношении того, стоит ли прибегать к военному вмешательству или нет. Но мы уже приближаемся к той точке, когда команде Обамы придется принимать решение, и их выбор встретит серьезную критику со всех сторон, независимо от самого решения, и когда не будет никаких гарантий того, что США удастся защитить свои интересы. В лучшем случае, Вашингтону придется ввязаться в стратегическую авантюру в Сирии.
Николас Гвоздев – бывший редактор издания The National Interest, часто высказывается по вопросам внешней политики в печатных и электронных СМИ. В настоящее время он преподает на факультете Военно-морского колледжа США (The U.S. Naval War College). Изложенные в статье взгляды не отражают позицию ВМС США или американского правительства. Его еженедельная колонка «Призма реалиста» («The Realist Prism») выходит в WPR по пятницам.
