Над Парижем нависло серое и низкое небо. Ироничные и круглые облака. И странные выборы с рекордной за всю историю V Республики неявкой избирателей на участки. В чем причина? Безразличии? Внезапном непонимании смысла происходящего? Или новом режиме политической жизни: сегодня кругом царит возбуждение и бурная деятельность, а завтра им на смену приходит смятение и абсурдная апатия? В любом случае, подумать о реформировании существующей системы будет не лишне. Априори здесь существует два, всего два решения. То, которое сразу же предложил директор L'Express Кристоф Барбье (Christophe Barbier): разнести выборы по времени, отсрочив борьбу за места в парламенте на целый год (это, разумеется создает риск сосуществования в течение целого года президента Олланда с правым парламентом и наоборот). Или то, что выдвинула три года назад комиссия Балладюра, а затем вновь озвучил Ноэль Мамер (Noël Mamère) из «зеленых»: провести и те и другие выборы в тот же день, то же час (здесь существует опасность дальнейшего усиления роли президента в режиме). Либо так, либо никак. Либо так, либо мы увидим превращение Франции в провинцию великой империи Ничто. После Французской Республики Франция станет префектурой.
Во время выборов бойня продолжается. Боевые вертолеты в Растане. Дейр-эз-зор на востоке как никогда активно обстреливают из тяжелого оружия. 17 погибших в воскресенье. 63 в субботу. Добрая треть Сирии превратилась в огромный концлагерь при практически полном безразличии окружающих. У президента Олланда, который вполне вероятно все же получит (пусть и несколько странное) парламентское большинство, опять-таки есть два варианта. Всего два. Вариант Франсуа Миттерана, который в Боснии совместил хорошие слова с плохими действиями (вмешательство, которое не было таковым и перечеркнуло написанную в июне 1992 года страницу поездки в Сараево). Или юриспруденция Саркози, который использовал в Ливии «ответственность по защите», ставшую одним из новых обязательств в уставе Организации объединенных наций (впервые в современной истории мы увидели «безвозмездное» военное вмешательство, которое не включает в себя некие колониальные планы, оккупационный проект или национальные стратегические интересы). Наставник или предшественник. Слово за ним. Ему решать.
Положительная сторона неявки в том, что она отмечает порог, начиная с которого пришедший третьем в первом туре кандидат, получает право остаться и во втором. В то же время ее отрицательная сторона в том, что крикуны из национального фронта вновь поднимут извечный вопрос о том, нормально ли, что набравшая 13% голосов партия получает всего двух или трех депутатов в парламенте. Но давайте говорить начистоту. Пусть все те, кого могут поколебать эти выкрики, перечитают Токвиля, Монтескье или лучше «Против Аристогитона» Демосфена. Демократия - это не просто закон больших чисел. Прежде всего, это принципы. И когда эти принципы находятся под угрозой, нужны защитные механизмы, которые обеспечат их сохранность. Сегодняшняя угроза - это «Национальный фронт», который выступает за разобщенность, говорит о выходе из Европы и предлагает самоубийственные меры в условиях кризиса. Против этой угрозы у нас есть защита: избирательный порог, встреча кандидата и народа лицом к лицу на выборах и, как следствие, отказ от ловушки про
порциональной системы.
«Просвет» (L'éclaircie) Филиппа Соллерса (Philippe Sollers) стал также основой для фильма, который демонстрировали на прошлой неделе в большой аудитории Института мозга. Сейчас за неимением лучшего его можно найти на интернет-сайте писателя. Гайдн ведет в нем диалог с Мане. Авиньонская девица танцует под концерт для лютни Вивальди. Женщины Мане пересекаются с женщинами Пикассо. Его погибшая в восемь лет сестра Кончита вновь оживает под росчерками карандаша. А вот первые автопортреты художника… Лотреамон снимает покрывало… И неотвязный взгляд Рембо преследует нас до самого последнего кадра… Нельзя не отметить и очень интересную фразу, которая говорит о героизме Пикассо и перекликается с вышедшим в начале 1970-х годов фильмом прокитайского режиссера Рене Вьене (René Viénet) «Может ли диалектика разбивать кирпичи?» (La dialectique peut-elle casser des briques?): «Даже самые прочные стены расступаются передо мной».
В литературной войне, как сказал некогда Рене Кревель (René Crevel, его «Очерки об искусстве» (Écrits sur l'art) и в том числе, разумеется «Пикассо или критическое воображение» (Picasso ou l'imagination critique), которые я прочитал, но потом потерял в 1976 году, когда играл в телеэкранизации арагоновского «Орельена», недавно были вновь собраны и изданы), можно ошибаться в «рефлексии», но нужно быть уверенным в собственных «рефлексах». Однако недавно мне в кои-то веки того не удалось! Хотя я уже давно сделал из этого нечто вроде своего тайного правила… Кинокритик Тома Сотинель (Thomas Sotinel) назвал меня «невольным учеником Чаплина», на что я ответил ему в том же шутливом тоне, что Чаплин - это величайший актер всех времен, что этим сравнением он делает мне честь и что мое присутствие в совете газеты, в которой он пишет, вовсе не обязывает его льстить мне. Ему это не показалось смешным. И по здравому размышлению я пришел к выводу, что он прав. Вот опасности прямого и спонтанного ответа. Который в моем случае повлек за собой сожаление и желание взять слова обратно. Но тут уже ничего не поделаешь.