Несколько мыслей о кризисе в Еврозоне

Сегодня на избирательных участках Греции будет решаться не только судьба самих греков, но и – во многих отношениях – судьба всего проекта европейской интеграции, а также экономическое будущее сотен миллионов европейцев. Эта мысль может показаться безумной или неуместной, но есть нечто странным образом закономерное в том, что неустойчивая конструкция Евросоюза может рухнуть из-за парламентских выборов в стране с крохотным населением и совсем уж крохотной экономикой. Это закономерно, так как для Европейского Союза всегда было характерно одно фундаментальное противоречие: до сих пор не ясно, что он такое – наднациональная федерация («Соединенные Штаты Европы») или группа суверенных стран? Сами архитекторы европейской интеграции отвечали на этот вопрос по-разному - в зависимости от того, кто и в отношении чего его задавал. Когда европейских бонз спрашивали о международной торговле, таможнях и пограничном контроле, они в ответ делали смелые заявления о «единой Европе». Когда речь шла о государственных бюджетах и – особенно о пенсиях и социальных расходах – они тут же заявляли, что Евросоюз учитывает индивидуальные различия и что его страны-члены обладают значительной свободой действий в вопросе о том, как тратить деньги.

Однако, разумеется, быть одновременно жестким политическим союзом и рыхлой группой независимых стран невозможно. В конечном счете – тем более в период кризиса, - придется выбрать что-нибудь одно. Этот фундаментальный структурный дефект можно было затушевывать, пока европейские экономики уверенно росли – в тот краткий период смехотворной (в ретроспективе) гордыни, когда Все Серьезные Люди убедили себя, что им удалось уничтожить само явление рецессии. Сейчас это трудно себе представить, но перед неожиданным кризисом глобальной финансовой системы 2007-2008 годов банки и регулирующие структуры были в целом уверены, что технологии управления рисками продвинулись настолько далеко, а риски распределились так широко и равномерно, что риск как таковой практически исчез. А так как сама идея риска ушла в прошлое, люди начали считать, что это совершенно нормально – кредитовать традиционно неконкурентоспособные и бедные страны вроде Португалии и Греции сотнями миллиардов долларов.

Конечно, многие журналисты и аналитики, более одаренные, чем я, с тревогой говорили о шаткости основ евро и отмечали, что движение капиталов начала 2000-х выглядело абсолютно неразумным. Однако, даже в академическом сообществе их предупреждения зачастую встречали безразличием или открытой враждебностью. Я с грустной нежностью вспоминаю университетские лекции о прочных и незыблемых экономических институтах Евросоюза – лекции, которые имеют сейчас примерно такое же отношение к реальности, как уроки алхимии или гадания по полету птиц.

Действительно существовало широко распространенное мнение о том, что в долговременной перспективе все как-то «само решится». Я даже помню, как один из преподавателей сказал: «У Европы нет подлинного демоса [то есть населения, объединенного общим пониманием собственной идентичности – фактора, без которого не способна функционировать ни одна полития], но это, в сущности, не важно». Каким образом Европа должна процвести в долговременной перспективе без демоса и работающих экономических институтов никогда не уточнялось, но в общем предполагалось, что люди, управляющие процессом, понимают, что они делают, и найдут какой-нибудь способ сделать так, чтобы все было хорошо. Даже сейчас, после долгого кризиса, европейцы ничуть не приблизились к решению каких бы то ни было из своих фундаментальных структурных проблем, которые стали основной его причиной. Они много рассуждали о «гармонизации» политики, налогов и бюджета, но в сторону настоящего бюджетного союза Европа практически так и не продвинулась. Любой прогресс в этой области будет иллюзорным, пока европейцы продолжают думать о себе в первую очередь как о французах, немцах, голландцах и итальянцах, и лишь во вторую – как о европейцах.

Есть еще одно обстоятельство, на которое я хотел бы обратить внимание, и оно не касается структурных проблем, которые сейчас занимают мысли Европы и парализуют периферийные экономики – такие как Испания, Португалия и Греция. Во многих современных западных странах все чаще и все яснее чувствуется некое моральное разложение, которое никуда не денется, даже если Европейский центральный банк прямо сейчас начнет вести безупречную политику. Хотя греки мошенничали несколько бесстыднее и агрессивнее прочих, на фундаментальном уровне проблемы, которые погубили Грецию, широко распространены и в более развитых западных странах, особенно среди элит.

Греки, в сущности, стремились к дармовщине – им хотелось пользоваться благами развитой, современной и динамичной экономики без той изнурительной работы, которая обеспечивает эти блага. Они хотели получать государственные услуги, но не хотели платить налоги. Они хотели получать прибыль от инвестиций, но не хотели нести риски. К несчастью, работая по правительственным заказам, я постоянно вижу проявления этой тенденции: компании раздают «бонусы» управленцам, которые их ничем не заслужили, контракты достаются старым друзьям и знакомым, люди занимаются побочными проектами (или вообще ничего не делают), а потом выставляют счет государству за полный рабочий день. Короче говоря, процветают все виды жульничества и финансовой нечистоплотности, которые только можно себе представить. Самое ужасное, что никого, похоже, это не удивляет и ни у кого не вызывает возражений – считается, что так уж устроен мир.

Консерваторы винят во всем безынициативных бедняков и профессиональных получателей пособий, которые живут за счет общества, не внося вклада в его развитие. Одновременно они высокопарно восхваляют героизм предпринимателей, «создающих рабочие места». Либералы винят во всем алчное руководство корпораций и восхваляют «честный и трудолюбивый» средний класс. Я не считаю, что и те, и другие в равной степени неправы: винить «обе стороны» - это старый, давно навязший в зубах трюк вашингтонских экспертов, а лично мне очевидно, что управленцы и другие люди с большими полномочиями несут больше ответственности за происходящее, чем беднеющий и лишившийся права голоса средний класс. Однако монополии на добродетель, действительно, нет ни у одной из сторон. Корни проблем лежат глубоко, но почти никто не готов это признать. Что еще хуже, простого решения, способа быстро исправить положение дел не существует. Проблемы, стоящие сейчас перед западными странами, невозможно решить, просто приняв тот или иной закон, подняв налоги или издав новые нормативные акты. Необходимо моральное пробуждение (я понимаю, что это звучит как клише).

Как бы хорошо ни были задуманы институты, без определенной честности и добросовестности они не смогут работать. Кризис будет продолжаться, пока множество людей в Америке, Греции и других странах считают, что у них есть право на дармовщину, и пользуются любой возможностью возвыситься за чужой счет.