Они переехали. Все перенесли, отдраили, убрали. Сил не осталось. Ни у нее, ни у него. Но больше всех, наверное, устал их сын: в поезде он сидел удивительно спокойно, рассматривал книжку-гармошку и не понимал, что они и себя, и его только что лишили того, что он считал домом. Места, где он в первый раз сел, сказал «мама», встал на ноги. Они не попрощались. Не бросили последний взгляд на окно, шкаф, зеркало в ванной. Не успели «posidět na dorožku», как говорят русские. То есть сесть на минутку, что потом идти «s Bogom»…
Сын проснулся рано. Он плакал, не хотел есть, еда ему не нравилась. В итоге – испачканный пол, грязные брюки и ее нарастающая злость. Он уснул быстро, потом снова не ел, потом уснул, что было странно. Поплакал. Градусник показывал 38,6. Последовала первая таблетка. Когда сын проснулся, казалось, все уже хорошо: он съел кашу, поиграл и снова уснул. Она тоже легла. Муж не спал и смотрел за сыном, несколько раз за ночь он пытался ее разбудить, чтобы что-то сказать, но она не могла даже открыть глаза, снова и снова уходя в бессознательный сон. В полночь он ее разбудил, она померила сыну температуру, дала ему очередную таблетку и снова уснула. Когда через час муж опять ее разбудил, это было, как удар по голове. Он с безумным взглядом что-то говорил ей о температуре, чтобы она звонила. Она взяла в руки телефон, и через минуту в трубке раздалось: «Скорая помощь Центрального края Чехии». Сказали, что приедут. И что надо собрать самое необходимое. Она побросала в сумку вещи для сына, деньги и телефон, сняла пижаму, переоделась, выбежала в ночь.
Скорая помощь к дому ее матери не подъехала. Она заметила ее в тот момент, когда скорая между последними домами разворачивалась перед трамвайными путями, чтобы ехать обратно. Она перебежала через пути и неслась за машиной в расстегнутых сандалиях. Скорая еле ползла в темноте, она догнала ее в самом конце улицы. Она на бегу стучала в окна машины, водитель остановился. Она, уже без одного сандаля, не могла отдышаться. Она еще и получила за то, что не сказала, что дом находится за путями. Она сбивчиво защищаясь: нет, она сказала, что это последний дом. Ее посадили в машину и поехали к ее дому. Она, наконец, отдышалась.
Дома горел свет, муж, одевшись, стоял у постели сына, тот спал. Женщина в оранжевом жилете не поздоровалась. Она просто стала натягивать резиновые перчатки: «Так где?». Они показали на сына. «Пододвиньте его», - она протянула руки к ребенку. Разбудила его, сказала, чтобы его завернули в одеяло и отнесли в машину.
В скорой попросили положить сына на каталку, привязали его ремнями и закрепили перекладиной и только потом измерили температуру. «37,9!? – сказала она. – Значит, не надо нас уже никуда везти» - «Нет, мы уже вас отвезем». Муж хотел сесть в скорую, но его не пустили: «Ребенка может сопровождать только мать!»
Ей казалось, что в машине не хватает воздуха. Ей становилось плохо. Сына передвижение в машине убаюкало, и она, наконец, успокоилась и стала думать, что собственно произошло. Как муж разбудил ее, но она все еще не проснулась. Что она делала, что он ей сказал. Может быть, он не говорил вызывать скорую, а только спросил, не стоит ли ее вызвать. Как быстро все перемешалось, как она собирала вещи, как бежала ночью, как скорая чуть не уехала, как она села в машину, не померила температуру у сына, не сказала – так…
Ей подали сына из машины скорой помощи, и она пошла за той женщиной в оранжевом жилете. Та нажала звонок на двери в детское отделение, но к ним никто не выходил. Еще один звонок. Вышла сестра: «Что? Нам никто не сообщал. Я позвоню врачу».
«Жилетка» сказала «судороги», и сестра повторила по телефону. Судороги. Судороги при лихорадке. Что-то страшное, что у детей бывает уже при очень высокой температуре. Но это был не ее случай, «жилетка» врала. Иначе доктор бы не пришел?
Сестра завела ее в кабинет и сказала «жилетке», что надо подождать, пока придет доктор. «Но я уже должна идти, меня ждут», - сказала «жилетка», но сестра ее не пустила. Молодая врач пришла быстро. Она подписала протокол: «Судороги?». Сын пока не плакал, ему светили в глаза прибором, когда она ответила: «Нет, температура, мы звонили, спросить, что нам делать. Сказали, что дали вторую таблетку, но даже через час жар не снизился. Они ответили, что приедут». - «Но при температуре скорую не вызывают, вы могли об этом спросить кого-то из семьи, бабушку, тетю?». Она не знала, что сказать. Сын лежал весь вспотевший, в слезах, с температурой, а они объясняли ей, какая она дура. Она сама прекрасно это знала. Ей сказали, что надо заплатить 90 крон, врач осмотрела сына, объяснила, как надо комбинировать свечи двух производителей и что им надо вызвать такси. Врач написала отчет и ушла.
Была половина второго ночи. Она с плачущим сыном на руках сидела в коридоре и звонила по номеру, который ей дали в приемной. «У вас низкий баланс, у вас 15 крон 30 геллеров».
Названивание. Никто не брал трубку. Она снова позвонила сестре, та вышла и сказала, что этот номер ей дали охранники и что другие таксисты сюда не ездят: «Но вы ведь минуту назад с кем-то говорили» - «Это был мой муж» - «Так пусть он поможет вам уехать отсюда», - сказала сестра и ушла.
Они были не отсюда. Он – русский, она – с Западной Чехии. Кроме ее мамы они здесь никого не знали. Не было смысла звонить мужу. Она еще раз попробовала набрать тот номер: «У вас низкий баланс…» Названивание. «Такси, пожалуйста…»
В этом здании родился ее сын. Она год здесь не была. Но она примерно поняла, где находится: она сидит рядом с лифтом, надо спуститься по лестнице вниз. Этажом ниже был черный коридор, она спустилась еще на этаж. Она поняла, где она, и пошла по длинному коридору к выходу. Села в пустом холле. Сын спал у нее на руках.
Мимо прошел пожилой мужчина в оранжевом жилете и перед входом в здание открыл машину скорой. Потом прошла молодая блондинка в такой же форме и, бросив взгляд на нее, спросила, что они тут делают и знает ли о них кто-то. «Мы ждем такси» - «Ну да…»
Таксист позвонил. Она вышла и села в темную машину, где звучала песня: «… черт ехал на козе, а папа пил горькую…». Она сказала, куда ехать. Минуту в машине было тихо. Потом водитель спросил: «Так что случилось?» - «Температура 39,5» - «Ну да, при 39 в скорую не звонят». Она молчала. А он добавил: «Я только не понимаю, почему они не обеспечивают перевоз обратно», - «Говорят, вы единственный, кто сюда ездит», - «Ну да, потому что больше никто сюда ездить не хочет». Она думала, во сколько это обойдется. В машине не были наклеены цены, никакого счетчика водитель тоже не включал. Он просто завел машину и поехал. Сколько километров от больницы до дома ее матери? Десять или двадцать? Вдруг ей стало совершенно все равно.
Она заплатила 400 крон и вышла из машины. На улице стоял ее муж, он взял сына и пошел в дом. Она, наконец, смогла зайти в туалет и выпить воды. Потом она разрыдалась. Муж обнимал ее и извинялся. Ее трясло, и сквозь слезы она рассказывала, что произошло. Он качал головой. Он не понял. И говорил, что в России нет закона, по которому в скорой помощи может ехать только мать, и что человека с маленьким ребенком с температурой всегда привезут обратно: «Что это за страна?»
Когда она проснулась, у нее в ушах звенело: «… черт ехал на козе, а папа пил горькую…»
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В скорой попросили положить сына на каталку, привязали его ремнями и закрепили перекладиной и только потом измерили температуру. «37,9!? – сказала она. – Значит, не надо нас уже никуда везти» - «Нет, мы уже вас отвезем». Муж хотел сесть в скорую, но его не пустили: «Ребенка может сопровождать только мать!»
