14 июня первый заместитель премьер-министра России Игорь Шувалов поговорил с Грегом Уайтом из Wall Street Journal. Предлагаем несколько фрагментов этого интервью.
Об экономике:
«Очевидно, что, если цена на нефть упадет ниже 90 долларов, нам придется проводить более серьезную налогово-бюджетную консолидацию».
«Неважно, насколько сложна ситуация в мире в 2012 году, наилучшей антикризисной мерой мы считаем выполнение наших бюджетных обязательств, потому что, как только начинаешь экономить, экономика начинается стремительно сокращаться».
«Структура нашей экономики такова, что многое зависит от государственных инвестиций. Мы стремимся к росту частного инвестирования, но на настоящий момент климат не очень хорош, так что многое по-прежнему зависит от государственного инвестирования».
«Бюджет на следующий год будет формироваться на основе новых правил, которые мы направим в парламент. Они - достаточно строгие. Мы начнем с пяти лет и перейдем на десять» – касательно цены на нефть. «В любом случае, это означает сокращение расходов».
В 2013 году правительство добавит ряд проектов в лист ожидания, который будет опубликован только в том случае, если план по доходам будет выполнен. Объем расходов будет обсуждаться правительством и парламентом, но он может варьироваться от 1,5% до более 3% от ВВП.
«Мы предлагаем компромисс – если наихудший сценарий оправдается, тогда произойдет консолидация. Если цена на нефть упадет, мы не опубликуем расходы». «Если доходы есть, мы можем тратить немного больше».
«Если ситуация неблагоприятна, рубль падает, а цена на нефть низкая, тогда, разумеется, дефицит будет больше, а инфляция будет расти».
«На 90 долларах мы ощущаем себя более или менее нормально».
«На этот раз валютная политика России - иная. Мы не так обременены долгами, как это было в 2008 году, - это очень важный фактор, - и у нас не такой жесткий валютный курс. Центробанк функционирует совершенно иначе. Это предохраняет нас от потери валютных резервов, как было в 2008 году».
«Валютный курс практически свободен. Вмешательства, которые мы осуществили в эти последние недели с целью стабилизации курса, очень незначительны».
«Отток капитала – признак того, что у нас есть проблемы». Но лишь «незначительная часть» этого представляет собой реальный капитал, вывозимый из страны по причине политической и экономической нестабильности. Остальное - это инвестиции российских компаний за рубежом, что положительно, и доходы от экспорта российских компаний, у которых нет инвестиционных проектов внутри России. Эта третья категория – самая значительная, она отражает неблагоприятный инвестиционный климат.
О напряженности во внешней политике:
«Нет причин ожидать, что, даже если бы у России была высокоразвитая политическая система и не к чему было бы придраться в смысле свободы, на международной арене не возникало бы разногласий».
«Мы не поддерживаем плохих парней, но если вы хотите убить их, кто придет после них? Улучшится ли ситуация? Я не хочу называть имен, но это началось в 1990 году с некоторых стран Европы и продолжается до сих пор».
«Никто в нашей стране не поддерживает режим Асада. Мой вопрос таков: сражаясь с режимом Асада, вы представляете себе, кто придет ему на смену? Станет ли сирийскому народу лучше? Или вы хотите, чтобы произошло как с Саддамом Хусейном – убить одного, и плевать, что тысячи погибнут потом».
О внутренней политике и недавних антикремлевских протестах:
«Именно благодаря нам, новый средний класс возник так быстро, но это - вызов для политической системы, которая должна развиваться более активно».
«Путину действительно пришлось побороться на выборах. Я не знаю, как это выглядело из-за границы, но внутри это смотрелось как реальная борьба».
«Я никогда не слышал, чтобы Путин или Медведев говорили, что то, что происходит на улицах, это - плохо. Нет, это реальность».
«Главное, - чтобы все происходило в рамках закона, без экстремизма, потому что не стоит забывать историю начала ХХ века в России – интеллигенция начинает требовать реформы, и как только она пробивает дыру в стене, за ней появляются националисты со своими слоганами "Бей жидов, спасай Россию!". Это - самое ужасное».
«Если постепенно власти будут двигаться от ужесточения к ослаблению и обратно, люди привыкнут к нормальному состоянию протестов, и это будет означать, что политическая система развивается».
«Это - хорошо, и инвесторам не следует этого опасаться. Власти должны демонстрировать крайнюю жесткость, когда имеет место любое насилие, и полную лояльность, когда все идет мирно».
О приватизации:
«Если есть окно, если рынок может дать нам цену, которую мы сочтем честной, тогда мы будем продавать. Мы не будем ждать пиковых цен, мы понимаем, что годы впереди будут нелегкими, что максимальных цен не будет».
Если инвестор принесет нам технологии или ноу-хау, мы, вероятно, согласимся на более низкую цену.
Цель правительства на ближайшие 5-6 лет – сократить государственную долю в экономике до порядка 25 или 30% во всех активах.
«Нам необходимо наполовину сократить количество государственной собственности. Это - очень много. Готовы ли мы к этому? Да. Примет это рынок или нет, учитывая, что Бразилия и другие страны также будут осуществлять приватизацию, от нас не зависит».
«В том, что касается энергетической отрасли, мы будем продавать, но не будем торопиться – это очень чувствительный сектор. Я говорил с Дворковичем, Новаком и Сечиным, и все они согласны с тем, что нам нужны частные инвесторы в энергетическом секторе, но предпочтительнее - партнерство».
«Идеальным для Роснефти, на мой взгляд, было бы, если бы крупные мировые энергетические компании выступили в роли ее акционеров» - в результате обмена акциями или активами.
«Сечин понимает, что однажды Роснефть станет частной компанией. Я говорил с ним об этом много раз. Теперь, когда он возглавил ее, я думаю, что компания станет частной даже быстрее».
Мы ожидаем, что Роснефтегаз будет участвовать в приватизации наравне с остальными. Мы примем их предложение лишь в том случае, если оно будет значительно лучше других.
«На настоящий момент я вижу его как компанию-держателя акций. Я не представляю себе отдельную компанию».
«Премьер-министр, я и наши коллеги согласны с тем, что у государства нет причин использовать его как средство захвата активов».
О ТНК-BP:
«Если Фридман и AAR купили бы всю компанию, я думаю, это было бы хорошим результатом. Фридман – агрессивный бизнесмен, но он этого и не скрывает. У них - непростое партнерство, но они очень ответственны и продемонстрировали, что могут многого достичь».
«Если они найдут другого, с которым договорятся, это будет хорошо. Партнерство 50-50 - это непросто».
«Если конфликт с BP не будет исчерпан, тогда лучше, если AAR выкупит BP. Но в целом, единственное, о чем я бы сожалел, это - если BP уйдет. Иметь такого инвестора на рынке – очень ценно».
Он будет против того, чтобы долю BP купила государственная компания.
«Я даже думать об этом не хочу. Может быть, подобные идеи обсуждаются внутри этих компаний, но мы этого не поддерживаем».
«Я против покупки государственной компанией, если это будет сделано не в рамках сделки по привлечению еще одного зарубежного партнера или как часть более крупной транзакции по приватизации Роснефти» - по типу сделки, рассматриваемой с BP прошлой весной.
«Мы пойдем на приобретение только с целью перепродажи».
О личных активах Шувалова:
Его личное богатство начали обсуждать в начале этого года, когда стало известно, что он, будучи в правительстве, сделал прибыльные инвестиции вместе с крупными бизнесменами. Хотя в беседе 14 июня он отрицал всякое нарушение российского законодательства и сказал, что никогда не допускал конфликта интересов, в интервью он отметил, что теперь передал активы своей семьи в доверительное управление. Поскольку российское законодательство не предусматривает такого, он сделал это с использованием британской и американской юридических моделей.